Второе пришествие инженера Гарина - Алько Владимир. Страница 28

Радлов помолчал. Серьезно, умно взглянул на «компаньона». И чуть медленно, подбирая слова, заговорил, будто делясь знаниями – лаконично, емко излагая геологическое устройство этого уголка планеты.

– Вот, вот, – Гарин загадочно усмехнулся. – Некоторые интересующие меня данные вам придется подкрепить практическими изысканиями. И еще, это будет несколько не по роду вашей специальности… но, уже зная вас и ценя (точь-в-точь, как тогда у «Фликов», Гарин пригляделся к Радлову), вам желательно будет посетить прииски концерна «Де Бирс», крупнейшей алмазодобывающей компании, контролирующей до 50% добычи сырца и огранки его. С 27-года директором этой корпорации является господин Оппенгеймер, унаследовавший дело Сесиля Родса. Представьтесь как-нибудь… найдите предлог, приглядитесь к тамошним порядкам, особенно к технике безопасности и персоналу, ответственному за это, к жизни старателей, настроению среди них, к администрации городка… Вот вам и надлежащее бумажное обеспечение: членский билет Пражского геофизического общества, просто паспорт, техническая документация по вашей легенде – цель прибытия, изыскания… так скажем; а вот и первые дивиденды, как у нас с вами было условленно, – Гарин, закинув ногу за ногу, небрежно выписал чек на солидную сумму, мизинцем, словно игрок выигрышную талью, подтолкнул чек Радлову. – Пока обоснуетесь здесь, отель выберите себе по вкусу, кроме всего прочего, вас может посетить субъект, по внешности латиноамериканец. Вы должны его помнить. Имейте это в виду. Ну, так что же, Леонид Андреевич, за наше дело, – Гарин поднял свою рюмку с абсентом. Они чокнулись по русскому обычаю.

Гарин торопился. Со дня на день можно было ждать повестки из отделения «Кристи» в Берне. Беспокоила его и дурацкая публикация в газете о «лучах смерти». Дурацкая в том смысле, что при всей безалаберности этого… здесь явно проглядывала злонамеренность всей публикации. На кого бы ни была рассчитана эта заметка, она была в первую очередь нацелена на лиц заинтересованных, а значит и на него. Здесь было о чем подумать и чего предостеречься.

Они расстались с чувством, что это надолго. Каждый, вверяясь будущему по-своему.

*** 37 ***

Когда Шельга тогда методом индукции – от физических характеристик элемента М, и далее по технологической цепочке – вспомнил о Хлынове, ничего решительного по делу о хищении он еще не предпринял, если не считать тех провокационных заметок, помещенных его агентами в нескольких газетах. И все – с очень неясными последствиями.

Разыскал он Хлынова в физической лаборатории при Московском университете. Со дня их последней встречи прошло пять лет, когда ими было дано положенное количество интервью, исписаны тома докладных записок и следственных протоколов. Проведены встречи с широкой общественностью и с немногими узкими специалистами. Далее – тишина. И не то, чтобы так, как прикрыли тему, но скорее сдали в архив исторических курьезов, приравняв гаринскую авантюру к Тунгусскому диву, или хуже того – к нахождению гвоздей в породе юрского периода. Интересоваться этим – означало проявлять нездоровый интерес, неподобающий серьезному исследователю. Вскоре Шельга получил назначение в Москву, в отдел внешней разведки. Позже, по мере формирования физической лаборатории, в столицу перебрался и Хлынов. Тогда, в Ленинграде, немало взволнованные, они расстались с заверениями писать друг другу, и, по мере возможности, встречаться, но жизнь и работа развели их.

Сейчас они встретились в конференц-зале университета. Шельга помнил Хлынова сухопарым, несколько малокровным (в его мнении) субъектом, с ликом староверца, в окладе русой бороды и с пронзительными голубыми глазами. На этот раз, пусть и в белом халате, Хлынов произвел на него впечатление человека крепкого и необычайно загорелого для этих широт. Они обменялись рукопожатиями.

– Я только-только и выяснил, где вы и как, Алексей Семенович. Очень рад нашей встрече. Значит, соседями будем по Москве… А вы никак еще и с юга. Где вы успели так загореть? А я вот все не выберусь. Текучка заела, – и, похоже, довольный, Шельга провел по своей гладко выбритой, мучнистой щеке.

Хлынов чуть изумленно взглянул на него:

– Если вы об этом… Ну нет, так можно поджариться лишь на высокогорье «крыши мира» – Памире. Что касается отдыха, нет. Отдохнем как-нибудь. Какие наши годы, – отшутился он.

– Это высоковато, пожалуй… «крыша мира», – Шельга открыто улыбнулся. – Ваша специальность – физика, Алексей Семенович. Ну, там атомы… Что же в горы потянуло? Опять ваши любимые парадоксы, или как?

Глаза Хлынова со строгим волнением уперлись в Шельгу.

– Вы слышали что-нибудь о космических лучах?

Шельга внутренне так и подобрался: такого встречного раскрытия интересующей его темы он не ожидал.

– Признаться, если только по связи с «лучами смерти». Бульварщина, конечно.

– Ах, ну да, – Хлынов передернул плечами, чуть задумался, поджал губы, не выдавая иронии. – Хотя как знать, – произнес он, направляясь к высоким стеллажам. – Если отнять у Земли ее шубу-атмосферу, то радиационный космический фон стал бы губительным для нас, землян.

И Хлынов вдруг с непосредственностью энтузиаста и лектора на общественных началах, при подмоге диаграмм и фотографий, развернул перед Шельгой целую научную поэму в традициях некоторых стихов символиста Брюсова. Здесь были и «черные зеркала Вселенной», и «двойные лики цефеид», и всполохи «чарующей ионизации» (особо отмеченные Шельгой). Только диву можно было даваться, где тут факты и анализ, а где неуемный вымысел. Но не есть ли и сама наука, – лучшая и прекраснейшая поэма человечества.

Хлынов также внезапно прервал свою импровизированную лекцию, как и начал. Более требовательно, сухо взглянул на старого товарища. Проговорил:

– Что же все-таки у вас ко мне, Шельга? Давайте сразу и начистоту. Мы-то уж с вами побывали в переделках… А то, что проведали, именно вы (Хлынов выждал паузу, акцентируя), спасибо.

И Шельга, не вдаваясь в некоторые спорные детали, поведал Хлынову о своих опасениях.

– Я слышал об этой истории. И даже являлся основным научным экспертом по элементу М. Но что же конкретно вы хотели бы от меня услышать… по вашему ведомству, – досказал Хлынов, потупившись. И некоторый род отрицания или даже неприязни высказался в линии его губ.

– Скажите, Алексей Семенович, в каких областях экономики или в военном деле, может быть в принципе задействован этот элемент. Помнится, в вашем отчете фигурировали данные о малопригодности вещества. Как это понимать?

Хлынов в нетерпении пожал плечами:

– Действительно, мы сделали такое заключение. Оно целиком базировалось на том, что радиоактивность элемента столь велика, что создаст большие трудности в обращении с ним. Исследования, сопряженные с М, потребуют дополнительных затрат на экранизацию и средства личной защиты. Но главное, современные изыскания, – те, в которых реально задействован эффект радиоактивности, – вовсе не нуждаются в такой чудовищной активизации.

Шельга помечал в своем блокноте.

– А что за работы? Можно спросить, Алексей Семенович?

Хлынов стал перечислять, загибая на руках пальцы:

– Синтез высокополимеризованных молекул, бензинов, искусственного каучука, боевых отравляющих веществ…

– Ага, – коротко поддакнул Шельга, не забывая о своих приоритетах.

– Вообще везде, где можно использовать ионизирующее действие этого класса веществ. Способность альфа и бета лучей к расщеплению молекул. В целом же, физические лаборатории прекрасно обходятся одним радием. Это не столь опасная, да и более распространенная материя. Странно, что злоумышленники не приняли этого в расчет.

Шельга быстро и странно взглянул на Хлынова.

Тот уже извлек логарифмическую линейку, промолвил:

– Примем объем излучения радия на единицу веса за… (столько-то рентген/час). Похищено было приблизительно 40 граммов элемента М. Радиоактивность последнего тысячекратно превышает радиевую… Воздействие на биологические объекты, и тем более, в геометрической прогрессии… И в итоге, если допустить, что преступники были дилетантами, то вся их банда должна была быть мгновенно умерщвлена, – заключил Хлынов.