Имидж старой девы - Арсеньева Елена. Страница 76

– Алло! – послышался запыхавшийся голос. – Алло, я слушаю!

Кирилл не мог сказать ни слова.

– Алло? – В голосе появились раздраженные нотки. – Говорите, я вас слушаю, кто это?

И вдруг Кирилл услышал доносившийся издалека детский плач. И мигом вспомнил, что Арина собиралась в Париж помогать сестре ухаживать за ребенком.

Так это, значит, правда? И она на самом деле существует?!

Ему удалось разлепить пересохшие губы:

– Алло, привет. Это я, Кирилл. Как дела?

– Кирилл! – вскрикнула она. – Кирилл, боже мой!

Показалось, или в самом деле она с трудом сдерживала слезы? При мысли о том, что Арина может плакать из-за него, у Кирилла резко полегчало на душе.

– Как ты узнала, что я прилетаю?

– Вчера позвонила тебе домой.

– А откуда ты знаешь телефон Сарайва?

– А помнишь, ты мне визитку показывал? Тогда, еще в тот день в аэропорту?

– Ну и память у тебя!

– Это только в особых случаях.

Ага, значит, он для нее – «особый случай»? Интересно, почему? Неужели только из-за его, как говорится, прекрасных глаз?

Опять заплакал ребенок.

– Извини, ради бога, – пробормотала Арина, – но у меня тут такая запарка! Сестры дома нет, я просто разрываюсь. Надо бежать. Слушай, я тебя очень прошу – давай встретимся сегодня вечером. Мне так много нужно тебе рассказать! Ты просто не представляешь! Это очень важно, поверь. Месье Сарайва сказал, что у тебя будет сегодня свободный вечер. Да? Пожалуйста, пожалуйста, давай повидаемся!

– Хорошо, – медленно ответил Кирилл. – Где? Когда?

– Около «Гранд-опера». Ты будешь жить на площади Республики, от тебя это прямая линия метро – восьмая, направление «Баллард». Там несколько остановок. И даже если до этого будешь гулять, все равно не заблудишься. Ищи авеню Опера – и выйдешь, куда надо. В семь я буду ждать тебя на ступеньках Опера. Договорились? Договорились? Придешь?

– Приду, – сказал Кирилл, и Арина, шепнув: «Пока-пока!», отключилась.

Кирилл какое-то время смотрел на надпись «Завершить разговор?», не понимая, что это значит. Спохватился, нажал на сброс.

Значит, ей нужно многое ему рассказать? Какое совпадение! Ему тоже. А главное, ему нужно ее о многом спросить !

– Сирил, Сирил! – услышал он наконец. – Сирил! С вами все в порядке?

И Сарайва, и переводчик – оба смотрели на него с тревогой.

– Извините, – улыбнулся Кирилл. – Все отлично!

– Вы что-то побледнели, – обеспокоенно твердил Сарайва. – Уверены, что завтра сможете начать работу?

– Конечно, разумеется, – горячо заверил его Кирилл.

– Вот и хорошо, – успокоился его работодатель. – Потому что уже набралась довольно большая группа желающих заниматься с русским тренером. Мы с женой рекламировали вас как могли, показывали кассеты с записью ваших выступлений… Конечно, ваше мастерство не осталось незамеченным, однако, по-моему, решающую роль сыграли все-таки ваши прекрасные глаза…

Кирилл зажмурился.

Катерина Дворецкая,

19 октября 200… года, Париж

«Значит, у него есть еще одно имя», – вот моя первая мысль. Вторая: «И правда, ужасно похож на портрет Талейрана! Я видела его в альбоме «История Франции в портретах». У Мориса есть такой альбом…» Потом спохватываюсь: «Все-таки он сумасшедший!» И чувствую, что того и гляди сама съеду с катушек от страха. С одной стороны – пират-криминэль, с другой – этот психический экспонат, а Бертран почему-то молчит… Дар речи от изумления потерял? Хотя потеряешь тут!

Растерянным взглядом смотрю перед собой, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь реальное, обыденное, простое, что могло бы, подобно машине времени, вырвать меня из того бредового состояния, в которое я медленно погружаюсь. Все-таки не зря говорят, что сумасшествие – заразная болезнь!

Но здесь, само собой, только осколки, обломки, остатки былого. Шкатулки, вазы, подсвечники, лампы, книги, пачки писем, которые недавно просматривал этот… воплощенный Талейран. Псих ненормальный! Письма веером покрывают стол, «дипломат», открытую коробку с фотоаппаратом. Это «Полароид».

«Полароид»?!

И тут я вспоминаю, где и когда видела этот оживший «портрет», этого новоявленного Талейрана.

Не только в альбоме исторических портретов. Еще и в прошлую субботу! Когда заметила Фюре в лавке «пирата»! А там, у фонтана, стоял расфранченный хлыщ…

Это был он! И мое фото со спины сделано именно с той точки, как же я сразу не догадалась!

Почему он меня сфотографировал? Неужели потому, что и его, точно так же, как и «пирата», и самого Фюре, напугало мое дурацкое упоминание о работающем компьютере? Неужели они все заодно – и, «пират», и Фюре, и этот… Дино?

– Бертран! – выкрикиваю я, резко поворачиваясь. – Этот тип…

И умолкаю, увидев Бертрана, который замер с поднятыми руками, а рядом, приставив к его голове пистолет, стоит Пьер Куси.

Поймав мой взгляд, Бертран пытается пожать плечами, но дуло вдавливается в его щеку – и он замирает, только виновато смотрит на меня.

Да разве это он виноват? Это я, дура, раскудахталась тут как курица перед этим сумасшедшим – погубила все дело. А может быть, и нас погубила…

– Вам что надо? – спрашиваю, обернувшись к вышеназванному сумасшедшему. – Дневник? Возьмите. Если он имеет для вас такое патологическое значение – ради бога, берите!

– Да, он имеет для меня неописуемое значение. Я искал его, чтобы восстановить честь своего предка, – высокопарно сообщает Дино. – Этому была посвящена жизнь моего прадеда, деда, отца, вся моя жизнь! И вот я нашел его! Имя моего великого предка будет очищено от клеветнической грязи!

Ага, смекаю я, значит, он уже больше не оживший Талейран. Отделяет себя от предка – похоже, ему полегчало. Может, теперь мы с ним договоримся?

– По-моему, вы придаете излишнее значение такой ерунде!.. – осторожно начинаю я. – Талейрана мир знает как великого политика, его авторитету трудно повредить такой ерундой, как записи какой-то камеристки.

– Не трудитесь, не тратьте слова, – отмахивается Дино. – Вам не понять, что такое фамильная честь. Вы обречены, вы и ваш спутник. Но я готов накануне смерти даровать вам прощение за все ваши злоумышления против меня, если вы откроете, где нашли дневник!

Ну да, черта тебе лысого. Ждите ответа!

– Неужели вам мало тех, кого вы уже убили? – бормочу я, словно по какому-то наитию. – Тех антикваров в квартале Друо… это же ваших рук дело, верно?

– Конечно, – важно кивает Дино. – Они не хотели сообщить мне, кому именно были проданы бюро работы Вернона и других мастеров, которые изготовили мебель для Мальмезона. Потом мы раздобыли адреса другим путем.

Знаю я этот путь… С помощью Бонифаса Фюре. Которого потом сунули в мусорный контейнер!

Кстати, не этот ли долговязый господин Дино был помощником «пирата» при «уборке мусора»? Помнится, униформа болталась на нем точно так же, как болтается элегантный пиджак. Или все-таки сюртук, если соблюдать исторические реалии?..

– Но теперь-то дневник у вас! – кричу я. – Зачем еще убивать? Зачем вам нужен человек, который купил это несчастное бюро?

– Всякий, кто прикоснулся к клевете, кто читал дневник Жизели де Лонгпре, должен умереть, – изрекает Дино, и я понимаю, что передо мной снова «типа в натуре» Талейран.

Господи боже! Не слишком ли много людей с раздвоением личности собралось сегодня на Марше-о-Вернэзон?!

Я не знаю, сколько было бы теперь лет князю Беневентскому, наверное, двести пятьдесят, никак не меньше, но для своего преклонного возраста он весьма проворен. Я и моргнуть не успеваю, как в его руке появляется пистолет, направленный на меня.

– Вы что, собираетесь стрелять прямо в лавке? – бормочу я. – Но на выстрел сбегутся люди! Вас схватят!

– Никто не посмеет меня тронуть! – высокомерно заявляет он, вскидывая подбородок. – Ибо я – Талейран!

Нет, нет, быть не может. Невозможно погибнуть только потому, что прочитала какие-то старые записи… Это же безумие!