Мост бриллиантовых грез - Арсеньева Елена. Страница 66

Она прилегла рядом с Романом, погладила его. Нет, парень вырубился прочно. А жаль, Катрин вполне могла бы выдержать еще один сеанс секса на троих… Эх, ну почему ей так сильно понравился какой-то нищий русский, нет чтобы Роману быть богатым, как Лоран…

Ой, нет, был бы Роман богат, только бы она его и видела здесь, в своей постели! Чем она его может привязать к себе надолго? Это сейчас она хороша, как роза сорта «Гейша» или даже «Мари-Поль», а через год-два-три-четыре-пять…

Катрин ненавидела такие мысли, но, хоть тресни, они лезли в голову сами собой. Любовники – это хорошо, и всяческое разнообразие в постели – вещь замечательная, но иногда хочется чего-то… постоянного. Нет, старого мужа она бы не хотела… Вот если бы закрепить за собой такую конфетку, как Роман! Ага, закрепишь его! Чем? У нее же ничего нет, кроме этой студии, кучи барахла и недостроенного дома в устье Луары, близ Нанта (Катрин была родом из Нанта и питала к его окрестностям сентиментальное пристрастие). Последний взнос за строительство она надеялась получить от Лорана. Жить, строго говоря, и самой не на что, где ей еще содержать юного любовника! То есть, пока она с Лораном, ей будет на что содержать Романа. А если…

Роман заворочался, вскочил.

– Ты что? – встревоженно спросила Катрин.

– Мне надо позвонить. – Голос его со сна был грубым. – Надо узнать, как там Эмма…

– Кто?! – так и взвизгнула Катрин.

– Моя мать. Я ее часто зову просто по имени – Эмма. Где твой портабль?

– С ума сошел, – сказала Катрин недовольно. – Сейчас глубокая ночь, она спит.

– Ничего, проснется. Где портабль?

Пожав плечами, она подала ему телефон. Роман набрал номер, подождал, потом выругался:

– У нее отключен телефон. Или разрядился… Ничего не понимаю! Ничего!

Снова упал в постель, обнял подушку – подушку! Катрин словно и не было рядом! – и мгновенно уснул. Вот мерзавец, а? Она что, привезла его к себе, чтобы он спал? Он с ней должен спать, а не сам по себе!

Бессмысленно возмущаться. Роман был в совершенной отключке.

А Лоран, интересно, что сейчас делает? Спит? Один или…

Катрин вдруг стало нехорошо. Не слишком ли они с Лораном отдалились друг от друга? Нужно завтра же его найти, найти обязательно!

А может быть, прямо сейчас ему позвонить, напомнить о себе? Но портабль так и остался у Романа…

«Ладно, завтра. Все завтра», – подумала Катрин и уснула, уверенная, что утро, по обыкновению, принесет облегчение душе и ответы на вопросы, которые не давали покоя вечером.

Однако утром Роман был по-вчерашнему мрачен, завтрак, который принесли из бистро на первом этаже, жевал не глядя и то и дело принимался снова и снова названивать мамаше, телефон которой был отключен по-прежнему. В конце концов Катрин возненавидела эту толстую русскую дуру (ведь все русские женщины ужасно толстые, наверняка и мамаша Романа такая же, несмотря на свое вполне приличное, европейское имя!), которой наплевать на беспокойство сына о ее же собственном здоровье. Вот если бы у Катрин был сын, она не стала бы так мотать ему нервы…

Если бы у Катрин был сын?!

Что за чушь собачья!

Наконец ей надоело смотреть на бледное и злое от тревоги лицо Романа. Тем более что и у самой на душе кошки скребли: сколько ни названивала Лорану (попеременно с Романом), портабль был по-прежнему отключен или недоступен. На домашнем телефоне – автоответчик.

И вдруг… вдруг домашний номер оказался занят! Катрин подумала, что попала не туда. Набрала снова – занято. А через несколько минут снова длинные безответные гудки. Но ведь только что кто-то говорил по телефону!

Кроме Лорана, говорить по нему не мог никто. Прислуга приходит во второй половине дня, и то если Лоран отсутствует: он не выносит суеты с метелками и пылесосами. Значит, он дома, просто не хочет брать трубку. А портабль отключил…

Что это значит? Такого на памяти Катрин еще не было.

Нет, надо что-то делать… Надо ехать к Лорану, вот что! А Роман пусть дома посидит.

Катрин торопливо начала краситься и переодеваться. Роман был в ванной.

– Я ухожу! – крикнула она, набрасывая куртку, и в это время он вышел одетый и направился к своим мокасинам, брошенным в прихожей. По какой-то непонятной национальной привычке он снимал обувь, когда входил в квартиру. Раньше Катрин думала, что так поступают только мусульмане, нет, оказывается, и приверженцы la religion orthodoxe. [9]

– Я тоже, – сказал Роман.

– Ты куда?

– Хочу купить портабль, – пробормотал он, с преувеличенной старательностью орудуя костяной ложкой для обуви.

– Я сама тебе куплю, – предложила Катрин. – Какой ты хочешь?

– Нет, я должен сам выбрать. Телефон – штука индивидуальная!

– Хорошо, – сказала Катрин. – Тогда давай вместе сходим. Тут на углу отличный салон.

Она подумала, что можно съездить к Лорану и через полчаса. В самом деле, нужно поскорей купить Роману мобильник, пусть сидит и названивает мамаше или играет в какую-нибудь стрелялку, как и положено хорошему мальчику. Надо выбрать такой портабль, где стрелялок побольше. И главное, она всегда, в любую минуту сможет узнать, где он и что с ним.

– Нет, я сам! – уперся Роман.

Катрин сразу все поняла. Он надумал смыться, вот что… Что-то такое было у него в глазах… такое бесповоротное, даже с оттенком безумия…

Да что с ним творится со вчерашнего дня… Неужели сходит с ума из-за того, что мамаша куда-то пропала? Хм, большое дело, небось трахается с каким-нибудь соседом, таким же толстым славянином, как она. Роману надо проще относиться к подобным вещам, нельзя до такой степени заводиться.

Или он не из-за маман завелся? Из-за какой-то там Эммы?

Эмма, Эмма… Кто такая Эмма? Правду ли он сказал, что так зовут его мать, или просто выкрутился?

Катрин смотрела в его окруженные черными тенями глаза. Взгляд устремлен на нее, но Роман ее не видит. Куда смотрит? Кого силится разглядеть? Из-за кого пролегла эта тьма под глазами, из-за кого дрожат губы, словно у маленького мальчика, который с трудом сдерживает слезы?

У нее сжалось сердце. На секунду, всего на секунду, но… Если он уйдет, то уже не вернется, поняла она с поразительной ясностью. Этого нельзя допустить! Но и к Лорану не ехать нельзя, а то опять исчезнет, как его потом искать? С него же станется и в Россию улететь, не предупредив! А на что тогда жить? На что тогда… купить Роману достойный его портабль?

– Ну хорошо, хотя бы выйдем вместе, – сказала она, пожав плечами. – Ой, погоди. Мои перчатки – вон там, на том столике. Принеси, будь любезен.

Роман пошел к столу. Катрин пулей вылетела за дверь, захлопнула ее и стремительно повернула ключ в замочной скважине.

– Ты что?! – раздался изнутри возмущенный голос Романа.

– Сиди и жди меня, я привезу тебе портабль, – приказала Катрин. – И не вздумай даже пытаться открывать дверь – сработает сигнализация, приедет полиция. Намучаешься выбираться от них, понял? А я за тебя заступаться не стану. Кстати, предупреждаю: и окна не открывай. Тоже сработает сигнализация. Не будь идиотом, я вернусь буквально через час. Понял?

И она стремительно застучала каблучками по лестнице, изо всех сил стараясь не слышать того, что выкрикивал ей вслед разъяренный Роман.

Ничего, переживет. Она вернется не через час, конечно, все-таки потребуется какое-то время пообщаться с Лораном. Может быть, переспать с ним быстренько, чтобы получить чек или кэш, ну так что, приятное с полезным… Ничего с мальчишкой не сделается, горячее станет. Надо будет, возвращаясь, заказать ленч из ресторана домой. А вечером Катрин сводит своего мальчика в какое-нибудь приятное место. Постой… А вдруг Лоран захочет провести вечер с ней? Вдруг ей придется провести с ним целый день? Роман там один, голодный, с ума сойдет!

«Я не буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом потом», – решила она, совсем как героиня романа «Унесенные ветром». Это была чуть не первая книга, прочитанная Катрин после колледжа, не считая тех, которые из-под палки пришлось перелистать еще во время учебы, и она начисто отвратила ее от чтения беллетристики. Именно с тех пор (и на всю жизнь!) Катрин прониклась тайной, а потом и откровенной неприязнью к Фанни – ведь именно Фанни подсунула ей «Унесенных ветром», которых сама обожала и знала чуть ли не наизусть. Но некоторые дельные советы от Скарлетт О’Хара Катрин все же почерпнула.