Мышьяк за ваше здоровье - Арсеньева Елена. Страница 22

Хозяйка была настолько поглощена сокрытием неудержимого зева, что не заметила того, что заметил Александр: странной, принужденной позы Палкина.

Фельдшер топтался в коридоре, держа правую руку за спиной, причем вид у него был такой натужный, что казалось, вот-вот лопнет!

Александр бросил на него только один взгляд и тотчас заторопился как мог. Открыл дверь – Палкин так и вышел из квартиры спиной вперед, раскланялся с хозяйкой. Наконец та, зевая, заперлась – и Александр тотчас схватил Палкина за руку. Рука оказалась какой-то неожиданно тяжелой… и через секунду он понял почему: на кисти висела трехлитровая банка, полная соленых огурцов. И рассола…

Причем банка именно висела на кулаке, Палкин ее совершенно не держал!

Вопросы были излишни, но ответы все-таки требовались. И Палкин, аж приседая от неловкости, тяжести, растерянности, начал бормотать:

– Алехан, ты не подумай, я и не помышлял ее спереть, я нечаянно, она сама… Понимаешь, голова болит – спасу нет, до смерти хотелось опохмелиться, а тут ты меня на кухню выставил, смотрю – стоит банка открытая с огурцами, я рассольчику глотнул, а потом думаю: дай уцеплю огуречик, туда рука как-то запросто просунулась, а обратно… а обратно…

– А обратно? – слабеющим голосом спросил Александр, опираясь на лестничные перила.

– Чего спрашиваешь, не видно разве? – обиделся Палкин. – Думал пойти в ванную да грохнуть, а потом как представил, чего будет… позору не оберешься! И ты б меня тогда вообще убил. Убил бы, да?..

В голосе его звучала искренняя тревога.

– Убил бы, – безжалостно согласился Александр. – Но кто тебе сказал, что я прямо сейчас не могу…

Неведомо, какие действия последовали бы за этими многообещающими словами, однако за дверью квартиры, из которой они только что вышли, послышался какой-то странный шорох. Молнией в мозгу Александра проблеснула картина того, как на площадку выскакивает хозяйка и, потрясая кулаками, кричит: «Караул! Грабят!»

Было некогда дело врачей-убийц, теперь вполне может состояться дело врачей-грабителей…

И, не дожидаясь неприятностей, он ринулся вниз по лестнице, едва касаясь ногами ступенек. Следом с такой же оглушительной скоростью катился Палкин, прижимая к груди, словно драгоценнейшее из сокровищ, свой злополучный трофей. А вслед за ними, задрав хвост трубой, неслась серая кошка…

– Гони! – крикнул Александр, вскакивая в кабину.

– А куда спешить? – проворковал разомлевший Гоша. – Покуда больше не курьерили.

– Гони, так тебя, этак и еще много раз так!

Услышать такое от сдержанного и даже застенчивого Алехана Меншикова было настолько невероятно, что Гоша снялся с места, чуть ли не крутя над головой кнутом с криком: «Эй, залетные!» Инстинкт, благодаря которому каждое живое существо в минуты потрясений норовит забиться в свою нору, погнал его вниз по Трудовой, через Ковалиху, потом вверх по крутейшей Провиантской на Большую Печерскую улицу, заставил повернуть налево, а через минуту направо – и в конце концов ворваться в каменные врата, рядом с которыми денно и нощно светился транспарант: красный крест с надписью «Выезд «Скорой помощи». За этими воротами располагалась их «нора»: Нижегородская линейная подстанция.

– Теперь куда? – отдуваясь, спросил Гоша.

Тотчас на приборной панели затрещал зуммер «Курьера».

– Мы с тобой – куда бог пошлет, – сказал Александр, включая микрофон. – Но только мы с тобой. Палкин останется здесь. Все, Палкин. Покедова. На сегодня ты отстрелялся…

Фельдшер, не обронив ни слова, ни полслова, полез из салона, придерживая левой рукой банку с огурцами, все еще висевшую на правой.

– Эй, нам с Алеханом по огурчику оставь, не забудь, в возмещение морального ущерба! – крикнул вслед ему расшалившийся Гоша, трогая «Фольксваген» с места.

Палкин обернулся и проводил боевых товарищей странной улыбкой, смысл которой стал понятен Александру позже, гораздо позже… уже через многое время после того, как он отправился на вызов, который вполне мог стать последним не только в этот день, но и вообще в его жизни.

ИЮНЬ 1980 ГОДА, ЗАМАНИХА

Петр в Заманиху не с луны свалился, не прибрел из неведомых дальних краев – он был искони здешний. Об этом свидетельствовала прежде всего его фамилия: здесь Манихины, Заманихины, Маниловы, Заманиловы, Маньщиковы и даже Приманчивые были в большинстве, подавляя своим числом всяких там Лукьяновых, Коростелевых, Калининых, иных-прочих.

Оперативник Бушуев, человек нездешний, родом из Нижнего, приехавший в местное РОВД по направлению после школы милиции, частенько задумывался, почему так однообразны фамилии в Заманихе. Может быть, секрет этого совпадения кроется как раз в названии деревни? Может быть, в нее именно заманивали всякого прохожего-проезжего человека? Но заманивали чем? Хлебосольством, гостеприимством? Щедростью и удобством какого-нибудь постоялого двора, который здесь некогда стоял? Или это была одна из многочисленных разбойничьих деревень, прилепившихся к большой торной дороге, ведущей от Нижнего к Владимиру? Бушуев читал о них самые что ни на есть страшные истории. Но Заманиха такая красивая деревня, расположена на таком приветливом взгорке – может быть, ее назвали так за приманчивую красоту? Ему хотелось так думать, очень хотелось! Но даже если Заманиха не была разбойничьей деревней в старину, теперь она уж точно сделалась разбойничьей.

После того, как здесь убили Николая Лукьянова и ограбили сберкассу.

Итак. Убийство произошло между одиннадцатью часами вечера и двумя часами ночи – по заключению эксперта. Однако Бушуев был убежден, что это произошло где-то в районе полуночи, не позднее. И вот почему. В одиннадцать часов десять минут на пульте охраны, который наблюдал за сберкассой, сработала сигнализация, но тотчас же на пульт перезвонил Лукьянов и сказал, что сам нечаянно схватился за провод, идущий к розетке, и таким образом вызвал сбой. А вообще у него все в полном порядке.

Все это была туфта, конечно. Сигнализацию отключил тот, кто пришел убить Лукьянова. Но дежурный на пульте Игнаточкин об этом не подозревал. Он выбранил охранника подобающими словами, но потом сменил-таки гнев на милость и спросил, все ли в порядке. «В полном! – ответил Лукьянов. – Вы, мужики, с проверкой не приезжайте, мне тут и без вас хорошо!»

Надо сказать, что тогда, в 1980 году, система охраны заманихинской сберкассы была следующая. Поскольку все поднадзорные объекты наблюдались районным отделом охраны, расположенным в пятнадцати километрах от Заманихи, а от иных деревень в полусотне и более, а телефонная связь была качества, мягко говоря, невысокого, то рейдовая охранная бригада в течение ночи дважды выезжала на каждый объект. Проверка в сберкассе Заманихи должна была производиться в двенадцать ночи и в восемь утра. Перед этим Лукьянов обязательно звонил на пост и сообщал о состоянии объекта. Утром проверка проводилась обязательно – особенно в те дни, когда на пульте дежурил Семен Игнаточкин, живший в Заманихе: он назначал родимую деревню последним пунктом рейда и оставался дома, отправляя водителя в район одного. Но это утром. Ну а ночной выезд… чего греха таить, частенько-таки бывало, что патрульная машина не приезжала на объект. Прошел контрольный звонок от охранника – и Вася не чешись! Ну чего зря колеса бить, спрашивается, бензин жечь? Лучше энное количество литров слить или перекачать в свою машину. А время, когда ты должен мотаться по непогодным, непроезжим, ухабистым дорогам, потратить на такое приятное дело, как забивание «козла».

По-хорошему, Игнаточкин должен был стремиться и ночью заезжать домой. Но на хрен будить жену и сына? А уж если, храни боже, потревожишь языкастую тещу, она потом не только тебя сгрызет заживо, но и прочих домашних обгложет. Именно поэтому Игнаточкин чаще других дежурных на пульте пренебрегал ночными рейдами. Тем паче если сам охранник говорит: «Не приезжайте, мужики!»