Отражение в мутной воде - Арсеньева Елена. Страница 12
«Болиголов? Водяные лилии?» – попыталась определить Тина, и вдруг голова у нее закружилась, и девушка повалилась на пол.
Веки налились такой тяжестью, что невозможно было не опустить их. Удушье налегло на грудь мохнатой мягкой лапой. Хотелось вздохнуть как можно глубже, вобрать в себя этот странный, сладковатый аромат, лишь самую чуточку отдающий гнилью… тленом… могилой?
В следующее мгновение Тина сползла с места и ринулась в коридор. То есть так хотелось бы. На самом деле она словно плыла в вязком тумане, ползла, еле шевеля руками и ногами, стараясь не дышать и ощущая все усиливающееся жжение в легких.
Вывалившись за дверь, попыталась глотнуть свежего воздуха, но обрела лишь мгновенное облегчение: тлетворный аромат уже проник и в коридор, снова начал наваливаться вязкий дурман.
Губительный запах источает плоская коробочка, брошенная в форточку! Он расползается с невероятной быстротой, скоро в квартире вообще нечем будет дышать!
Тина вползла в соседнюю комнату. Душно! Форточка закрыта и здесь, и на кухне. Надо открыть, проветрить…
«Нет! – словно бы крикнул кто-то. – Тот человек, который подбросил это тебе, никуда не ушел. Он караулит за окном. И если ты выглянешь…»
Тина поползла по коридору к двери, просто-таки физически ощущая, что неотвязный, смертоносный запах настигает ее. Кое-как, держась за стенку, поднялась, вцепилась в замок. Крутнула его… нет, кажется, не в ту сторону. Ох, да ведь она в одной ночной рубашке! Сдернула с вешалки плащ, набросила, опять схватилась за дверь.
Замок не открылся. Она опять не в ту сторону вертит? Но и поворот в противоположном направлении толку не дал. Замок не открывается! Так бывает, если снаружи вставлен ключ… или что угодно: отвертка, штырь. Замок блокирован. Ей не выйти, она заперта в этой газовой камере!
На подгибающихся ногах, чуть не падая, зажимая рот полой плаща, Тина поплелась на кухню. Там телефон… позвонить в милицию, Виталию, Светке… куда-нибудь! Дрожащей рукой долго шарила, пытаясь поднять трубку, – и содрогнулась, услышав в ней глухую тишину.
Телефон не работал.
Так. Так… Не выйти, не позвать на помощь. Не найти ни одного местечка в квартире, куда не проник бы яд. Разве что наполнить ванну водой и нырнуть туда? Нет, это уже бред. Утонуть – то же, что задохнуться.
Стучать в стены! Кому? У нее угловая квартира, а с другой стороны – пустая трехкомнатная, которая давно уже продается и никак не может продаться. А над ней живет глухая старуха, которую и трубы Судного дня не разбудят.
Деваться некуда. Значит, что – умирать?!
Она коротко, часто вздыхала, уткнувшись в рукав, отчаянно вглядываясь в узкий коридорчик между комнатами и кухней. Чудится или в самом деле надвигается оттуда белесая смертельная мгла, норовя навалиться – и раздавить последние остатки сознания?
Куда забиться? Ах, сделаться бы сейчас крохотным, почти незримым существом, насекомым, способным заползти в самую малую щель! Тараканы, наверное, выживут. Может быть, даже воспримут случившееся как небесную кару немилостивой хозяйке, которая толпами сводила их рыжее многоногое племя в могилу…
Могила!
Образ темной прямоугольной ямы отчетливо вырисовался в меркнущем сознании Тины, и в следующее же мгновение она рухнула на колени, вялыми руками отталкивая табуретки и кухонный столик. Эти легкие вещи казались неподъемными, но все-таки она наконец своротила их с места и нашарила на полу круглое металлическое кольцо.
Уже на последнем пределе сил потянула на себя крышку. Пахнуло душной сыростью, но Тина с наслаждением глотнула этот спертый дух. Стало чуть легче. Вот оно, спасение. Или хотя бы шанс! Но это еще не все. Надо что-то сделать… что-то… Ах да!
Тина на четвереньках доползла до коридора, потянула к себе половик. Маленький, легкий – это лучше, чем ничего. И скорее, скорее! Счет уже идет даже не на секунды, а на мгновения. Оставшиеся ей мгновения жизни…
Волоча за собой коврик, она вползла в кухню и сунулась в темное углубление под полом. Потащила на себя крышку, кое-как прикрывая ее половиком. Конечно, щели оставались, но хоть так…
Тьма сомкнулась вокруг. Тина пошарила по стенкам своего склепа, все еще боясь дышать, пытаясь отыскать… отыскать… Она вдруг забыла, что ищет.
«Если я здесь умру, меня никто никогда не найдет!» – мелькнула мысль, от которой Тина ощутила страшное, смертельное одиночество. Но это была последняя мысль, последнее живое чувство.
Тина открыла глаза – и, признаться, удивилась этому. Довольно часто бывало, что, проснувшись, она несколько пугающих минут не способна была понять, где находится, даже имени своего не могла вспомнить. Однако сейчас действительность обрушилась на нее, подобно тяжелой бетонной плите, и придавила так же основательно. Не было никаких успокаивающих иллюзий насчет того, что она, мол, уже на том свете. Можно было только дивиться, почему, пребывая вчера почти в бессознательном состоянии, действуя скорее инстинктивно, чем рассудком, она сегодня так ярко представляет все случившееся.
Впрочем, почему, интересно, Тина так небрежно оперирует понятиями «вчера» и «сегодня»? Кто знает, пролежала она в этом добровольно выбранном склепе несколько часов или несколько минут? Хотя, если судить по тому, как затекло тело, не меньше нескольких часов. И дело не только в беспамятстве, в которое она провалилась. Не больно-то здесь разомнешься! Все-таки покойный дядюшка, царство ему небесное и вечная благодарность, ладил под полом кухни не спортзал, а нормальный погреб, в котором поместился бы мешок картошки да с десяток банок с соленьями. Мог ли он предположить, что однажды в этом погребе будет спасаться от смерти единственная и любимая племянница?..
Зажмурившись от боли, когда тысячи крошечных иголочек впились в замлевшие мышцы, Тина с трудом перевалилась на живот и прильнула лицом к малюсенькому отверстию в стене, забранному решеткой.
Вот что ее, собственно, спасло. Отверстие выходит в общий подвал. Там, конечно, душно, влажно, однако это какая-никакая, а все-таки вентиляция. И если учесть, что Тине худо-бедно удалось закрыть щели половичком, то смертоносный газ не проник в погребок, она хоть и лишилась сознания, но смогла отлежаться, отдышаться и даже очнуться.
Нет, наверное, дело не только в половичке и этой дырке в стене. Газ перестал поступать, вот в чем дело. Он, конечно, был очень силен, буквально сшибал с ног, однако запас его в этой плоской коробочке (теперь ясно, что это нечто вроде баллончика) оказался ограничен. И слава богу… Наверное, убийца рассчитывал на моментальный эффект.
А если бы она оставалась лежать на кровати, эффект уже был бы достигнут. Тина вспомнила, как падало, обрывалось сердце от того запаха. Оно просто остановилось бы, и те, кто потом когда-нибудь нашел бы ее, решил: смерть произошла от остановки сердца. Или какого-нибудь там спазма головного мозга, что, учитывая вчерашнюю аварию и воспринятый алкоголь, наверное, даже неудивительно.
– Зачем? – всхлипнула Тина. – За что?!
Звук собственного голоса показался страшен, и она сдержала слезы.
Очень может быть, что квартира уже перестала быть камерой смерти. Там всегда были очень сильные сквозняки – зимой это считалось сущим проклятьем! – не исключено, что газ вытянуло, и ей уже ничто не грозит.
Ужасно хотелось вырваться из этого самодельного склепа, все расшвыривая в стороны и вопя от животной радости жизни. И немало сил потребовалось Тине, чтобы усмирить свое рвущееся к чистому воздуху и свету существо. Потому что очень может быть, что все ее надежды – не более чем сладкие фантазии. И наверху ее ждет никакая не радость жизни, а совсем наоборот!
Она даже перекрестилась перед тем, как чуточку приоткрыть крышку и сдвинуть половик. И воздух не хватала полной грудью, а сперва сделала крошечный глоточек, словно пробовала опасное питье… Нет, это питье не было отравлено!