Отражение в мутной воде - Арсеньева Елена. Страница 10

– Значит, так. – Виталий отодвинул стакан, тарелку и поставил локти на стол. – Во-первых, насчет гибели Валентина. Я позвонил в наш московский офис начальнику службы безопасности. Это мой очень хороший друг, не станет мне врать. Он подтвердил, что сам беседовал с человеком, который занимался расследованием этого случая в Париже. Он был на месте аварии и видел то, что… словом, останки, а также портфель Валентина, который почти не тронуло огнем. Очевидно, его просто вышвырнуло взрывом из машины. Документы, деловые бумаги и все такое. Это без обмана.

– Ну, я не так доверчива, – зло усмехнулась Тина. – Портфель просто-напросто могли подбросить на место аварии.

– Кто? – изумился Виталий. – И зачем?!

– Та девка и ее сообщник, – с торжеством вскинула голову Тина. – Я вам в прошлый раз ничего толком не сказала, а ведь она была не одна, эта фотомодель с ногами от ушей! С ней был какой-то бритоголовый, с узкими такими глазами, взгляд – как лезвие. Она, когда увидела Валентина, вроде бы как замешкалась, а этот бритоголовый, проходя мимо, ее подтолкнул. И потом, после, он ждал ее у подножия холма, на той улице, которая ведет прямиком к «Мулен-Руж». Ждал на мотоцикле, – уточнила она, напряженно вспоминая сон. – Про что это я хотела сказать?.. Ах да, портфель! Портфель та девка забрала. Отлично помню, как она протянула руку – и цап его со скамейки! А потом прижимала его к груди, когда мотоцикл помчался. Портфель такой большой, светло-коричневый, вроде бы с двумя пряжками… – Задумалась, как бы вглядываясь, потом покачала головой: – Нет, это были не пряжки, а два кодовых замка, вот что это было такое!

– Вы видели у Валентина такой портфель, да? – быстро спросил Виталий.

– Ни разу, – качнула головой Тина. – У него был черный кейс. А забрали именно портфель – мягкий, набитый чем-то.

– Портфель, значит… – задумчиво повторил Виталий, медленно наливая себе и, к счастью, совершенно забыв про рюмку Тины. Впрочем, про свою он тоже забыл, потому что Тина заговорила снова:

– Я думаю, все дело в этом портфеле. Они забрали то, что там было, документ, что ли, а потом подкинули на место аварии, чтобы создать достоверность ситуации.

– А труп? – мрачно спросил Виталий.

– Какой труп?

– Труп Валентина, какой же еще? Он ведь так и остался на скамейке, да? Никуда не делся? То есть его через какое-то время, очевидно, обнаружили прохожие, вызвали полицию, отвезли в морг, установили личность. Кому бы понадобилось создавать видимость гибели Валентина в аварии, подбрасывая его портфель, если труп…

Он вдруг осекся, заполошно уставился на Тину:

– Ох, что я несу! Я тут совсем с вами… Нет, нам надо выпить, а то я начинаю с ума сходить!

Почему при этом должна была пить и Тина, она не поняла, но машинально пригубила. Виталий одним глотком выпил коньяк, поспешно запил своей неиссякающей пепси-колой и, слегка задыхаясь, сказал:

– Тина, мы оба с вами не в себе из-за этой трагедии, только потому и говорим всерьез – о чем?! О сне! Ведь и портфель, и девушка, и выстрелы на холме Сакре-Кер – все это было лишь во сне!

Тина порывалась было что-то сказать, однако Виталий, резко выставив ладонь, остановил ее:

– Нет уж, больше не перебивайте. Послушайте теперь меня. Насчет аварии я уже все сказал, повторять не буду. Валентин погиб именно там, по пути в аэропорт. Никаких других вариантов! Что же касается девушки… Вы твердо уверены, что не встречали ее раньше?

– Во сне, – мрачно усмехнулась Тина. – Именно в такой последовательности: сначала во сне, потом наяву.

– А вот в это, – задумчиво взглянул на нее Виталий, – я теперь готов поверить… Дело в том… дело в том, что это была девушка Валентина.

Несколько мгновений она растерянно моргала, потом лицо вдруг ожгло – стыдом, жгучим стыдом.

– Вы хотите сказать…

Виталий с отчаянным выражением кивнул.

– Тина, мне просто ужасно не хочется говорить на эту тему! Подробностей не знаю, но сегодня мне удалось выяснить, что у Вальки была… ну, была еще одна знакомая в Нижнем Новгороде. И ее описание в точности совпадает с тем портретом, который вы мне рисовали.

«Еще одна знакомая…» Ну что ж, эвфемизм не хуже прочих! Он ведь мог просто брякнуть – «любовница», а то и еще хуже – «сожительница». Еще одна сожительница, стало быть.

– А ведь я никаких портретов не рисовала, – глухо сказала Тина. – Почему я должна вам верить?

– Да подумаешь, бином Ньютона! – с неожиданной злостью выкрикнул Виталий. – Брюнетка, лет двадцати семи – тридцати, высокая, худая, длинноногая, лицо бледное, глаза карие, раскосые. Этакая швабра с лягушачьим ртом – не мои слова, цитирую человека, который видел их с Валентином вместе. Ну что, совпадает? Совпадает, скажите?

Тина слегка кивнула, подумав, что так припечатать незнакомку – «швабра с лягушачьим ртом», это же ужас! – могла только женщина, оскорбленная в лучших чувствах. Может быть, и она была неравнодушна к Валентину? Или даже имела некие права ревновать его? А если так, то сколько же их было, этих «девушек Валентина», этих «знакомых-сожительниц», в число которых затесалась и Тина?..

Виталий между тем окинул взглядом стол, вскочил, выхватил из навесного шкафчика еще один стакан, наполнил его доверху пепси-колой и залпом выпил.

Сел, с яростью глядя на Тину:

– Теперь вы поняли? Вы, наверное, и впрямь его любили, а он забавлялся от души. Но, наверное, сердцем вы что-то такое чувствовали, поэтому и увидели тот сон – вещий, можно сказать! Понимаете, я сегодня поговорил с одним очень хорошим психотерапевтом, и он мне все это объяснил.

– Психотерапевтом? – не веря своим ушам, повторила Тина. – Ничего себе! И что он мне прописал? Ходить два раза в неделю на гипноз к Голанду? Пить транквилизаторы? Или сразу лечь в психушку?

– Да нет, – криво усмехнулся Виталий. – Если честно, он прописал… физиотерапию.

– Это как? – непонимающе вскинула она брови.

– Как? Да вот так!

Внезапно вскочив, Виталий сдернул Тину со стула и резко, сильно прижал ее бедра к своим.

– Вот так, – пробормотал хрипло, зарываясь лицом в ее волосы. – Клин клином вышибать, поняла?

Под его руками пополз с плеч холодный шелк, и вереница влажных, жарких поцелуев протянулась от плеча к уху.

Задрожав, Тина попыталась отстраниться, откинулась, однако халат предательски скользил, а губы Виталия уже впились в ее грудь.

Мгновение она изумленно смотрела сверху на рыжую макушку – словно какой-то огромный таракан вдруг стиснул ее в своих мохнатых, членистых лапах! – а затем, рывком выпростав руку из рукава, вдруг вцепилась в волосы Виталия и дернула что было сил.

Он отпрянул с криком боли, а Тина мгновенно запахнула халат и туго-натуго перепоясалась. Ее трясло, а лицо горело – то ли от стыда, то ли от странных позывов разбуженной против воли плоти… то ли от брезгливости, она сама толком не понимала.

Виталий мгновение смотрел на нее незряче, дико, потом провел ладонью по лицу, и оно вновь приняло то холодновато-насмешливое выражение, которое имело раньше.

– Извините, – пожал слегка плечами и сел. – Забавные у нас с вами получились поминки, верно?

Тина осталась стоять. Она растерялась от его самообладания. Больше всего ей хотелось отвесить Виталию звонкую пощечину, а то и две, а потом выгнать взашей! Не то чтобы ее так уж разозлил этот внезапный сексуальный порыв. Скорее та боль, которую он причинил рассказом о похождениях Валентина, – вполне сознательно причинил, как выяснилось теперь! Но уж если так, надо было бить его по лицу сразу. А если наброситься сейчас, после некоторого перерыва, это будет выглядеть нелепо.

И все-таки – что теперь делать? Сесть и как ни в чем не бывало продолжить пирушку? Вот именно что пирушку… А тем временем Виталий придет в себя, осмелеет и, вполне может статься, повторит попытку обольщения.

Тину снова передернуло. Нет, нет, она… этого нельзя допустить ни в коем случае! Ведь обида на Валентина так велика, что Тина вполне может уступить только из мести, из мимолетного желания взять реванш, доказать себе самой, что по-прежнему желанна мужчине, – да просто забыться, наконец! Но тот, кому она мечтает отплатить, уже свободен от суеты. И месть эта обернется против нее же самой: утром ударит брезгливостью, отвращением к своему мимолетному распутству. И выбраться из этого рвотного состояния будет куда труднее, чем просто пережить обиду на неверного любовника. Тем более что мертвые не имут не только сраму, но и земных обид.