Поцелуй с дальним прицелом - Арсеньева Елена. Страница 25
Франция, Париж.
Наши дни
Избиение киллера Шершнева выглядело следующим образом: белые его мутузили, а черный в форме полисье стоял рядышком, поигрывая дубинкой, наблюдая за процессом, и само его присутствие делало невозможным вмешательство прохожих, которые чистоплотно отводили глаза от происходящего и торопились пройти мимо.
Несколько арабов, китаец из национальной забегаловки «Dragon rouge» и еврей из национальной же булочной «Zazou» наблюдали за происходящим, обмениваясь вялыми репликами.
Алёна ошеломленно замерла рядом и невольно вслушалась в их разговор. Их французский был как раз таким, какой она была способна понять, к тому же нацмены щедро перемежали его английскими словечками. С английским у Алёны отношения были чуточку получше, чем с французским, так что она с пятого на десятое поняла наконец, в чем суть конфликта. Этот мсье (разумелся Шершнев) подошел к автомобилю, припаркованному у тротуара, и пытался открыть его. Вдруг откуда ни возьмись выскочил один из этих белых и заорал:
– Merde! Ты хочешь угнать мою машину? На помощь!
Немедленно откуда-то взялись второй белый и негр. Белые накинулись на мсье, а полицейский принялся наблюдать.
– Странно, почему он не вызовет машину и не отвезет этого мсье в участок? – удивился китаец.
– Наверное, хочет его отпустить, но для начала сдерет с него штраф, а квитанцию выписывать не будет, – авторитетно заявил араб, стоявший на пороге сувенирной лавочки, которыми щедро наводнен Фобур-Монмартр.
– Но это все же странно, – покачал головой китаец. – Они его до смерти могут забить!
– Отобьется! – хмыкнул второй араб, выглянувший из соседней лавочки – продуктовой.
В самом деле – Шершнев, видимо, преодолел первый шок и теперь сопротивлялся очень активно, постепенно переходя от обороны к наступлению.
«Зачем ему понадобилась эта машина? – недоумевала Алёна. – Конечно, очень красивый и дорогой «Рено Меган», но неужели Никите так мало платят за убийства, что он не может купить собственную?! Не понимаю. Нет, наверное, все не так просто. Наверное, он хотел подложить в «Рено» какое-нибудь взрывное устройство или что-то в этом роде. Наверное, этот тип, который его колотит, владелец машины, – очередная жертва киллера Шершнева… Хотя этот оборванец совершенно не похож на владельца такой шикарной машины!»
– Ставлю на угонщика, – азартно сказал второй араб.
– Да какой он угонщик, – пожал плечами еврей, и его короткая жилетка смешно подпрыгнула на плечах, словно живая.
Еврей был очень живописный: в бороде и пейсах, однако совершенно лысый. На лысине с трудом удерживалась черная красивая ермолка, расшитая серебряными узорами. Сначала Алёна даже приняла ее за тюбетейку, но разглядела, что это никакие не узоры, а буквы. Наверное, какое-нибудь священное изречение вышито.
– Он не угонщик, а адвокат. Я его часто вижу. Вон там его офис. А машина, между прочим, его собственная. Она всегда тут припаркована. Правда, он ею редко пользуется, предпочитает ходить пешком.
– Что? – удивился китаец. – За что же его тогда бьют?! Это несправедливо! И почему вы не вмешаетесь, не скажете этому полисье…
– Зачем я буду вмешиваться? – пожал плечами еврей. – Этот мсье – русский. А русские выступали против вторжения в Ирак. Русские – друзья Саддама! Саддам вторгся в Кувейт, он ненавидит наших. Русские все антисемиты. Зачем я буду защищать русского?
– А если бы он был француз? – осторожно спросил китаец. – Вы бы вмешались?
– Никогда, – энергично покачал головой еврей и еле успел поймать свою ермолку, которая ездила по его отполированной макушке, будто муха по бильярдному шару, так и норовя улететь. – Французы заодно с русскими. Они тоже друзья Саддама и антисемиты. Кроме того, Шарон поссорился с Шираком и теперь дал команду, чтобы все наши уезжали из Франции в Израиль.
– Все?! – испугался китаец. – Но вас много, а Израиль маленький. Что же вы там будете делать?! Как вы будете жить?
– Я? – ткнул себя пальцем в грудь еврей. – Ну, я-то никуда не уеду. На кого я брошу булочную? Я не хочу, чтобы мою булочную захватили гои.
– Конечно, – хмыкнул первый араб. – Если все уедут, кто же будет доказывать Шарону, что французы антисемиты?
Некоторое время Алёна ошарашенно вслушивалась в эту политическую перепалку. Шарон явно не в себе! Назвать француза антисемитом – это то же самое, что назвать Твигги толстушкой! Но наконец-то до нее дошло главное. Оказывается, Шершнев вовсе не угонщик! Он хотел сесть в свою собственную машину. Какого же черта на него навалились эти белые оборванцы, а главное, почему полиция не вмешивается?! Или полисье тоже ненавидит русских за то, что они когда-то дружили с беднягой Саддамом, от которого теперь остались только рожки да ножки?!
А между тем ситуация изменилась. Полисье уже не наблюдал за развитием конфликта со стороны, а норовил в него вмешаться. Нет, он отнюдь не пытался развести две враждующих стороны! Похоже, ему очень не понравилось, что «угонщик» одолевает, а потому он так и прыгал вокруг дерущихся, так и норовил достать Никиту своей дубинкой! Полицейский вошел в раж, синяя каска его съехала, черная физиономия лоснилась от пота, золотая серьга металась в ухе…
Серьга?!
Алёна уставилась на обладателя этой серьги. Да ведь это же… Нет, не может быть, это ошибка, для нее все черные на одно лицо! Но серьга! Серьга!!! И синяя каска…
И в следующую секунду, не дав себе труда подумать над тем, что собирается сделать, она просто взяла да и закричала во всю мочь:
– Police! Police! Police arrive! [14]
Наверное, это был самый плохой французский, который когда-то раздавался на Фобур-Монмартре, и впечатление он произвел поистине разрушительное. Два оборванца отскочили от Шершнева и канули в глубинах каких-то переулков, словно больше не в силах были слышать криков Алёны. Но не это оказалось самым странным. Вслед за ними со всех ног припустил и чернокожий полисье! Все зрители изумленно провожали его глазами. Напоследок он обернулся, блеснул своей серьгой, сверкнул на Алёну лютым, мстительным взором – и скрылся за углом.
– Поздравляю, – послышался рядом насмешливый мужской голос – русский голос! – Теперь не только я, но и вы причислены к лику врагов этого недоумка. Надеюсь, вы скоро возвращаетесь в Россию и у вас нет шансов столкнуться с ним в третий раз? Кстати, как поживает наш очаровательный младенец?
Алёна обернулась и уставилась на подошедшего к ней Шершнева. Волосы у него были взъерошены, уголок рта разбит. Странным образом это его не портило, а даже наоборот. Даже очень наоборот! Почему-то хотелось поцеловать его в этот разбитый уголок рта.
– Младенец в… – пробормотала Алёна и осеклась, потому что Шершнев в эту минуту задрал свой серый пуловер и вытер полой вспотевший лоб.
Ах, боже ты мой…
– Где? – спросил Шершнев, опуская пуловер и скрывая от нескромного взгляда ошалевшей писательницы свой знаменитый загорелый пресс.
– Что? – пробормотала Алёна. – Кто?
– Ну, младенец! – нетерпеливо притопнул Никита. – Ваш младенец, с которым вы были в скверике позавчера! Вы сказали – младенец в… Где? В чем? В ком?
– О господи, я запуталась, – отмахнулась Алёна. Интересно, понял ли он причину, по которой она вдруг отупела? Что с ней вообще творится? Превратилась в какую-то нимфоманку! – В порядке младенец, я хотела сказать, и синячок уже сходит. А вы как поживаете? Ой, извините за дурацкий вопрос! – спохватилась она. – Я только что сама видела, как вы поживаете. Очень бурно!
– Да уж, – пробормотал киллер, доставая из кармана джинсов (к сожалению, из бокового) носовой платок и промокая уголок рта.
Кто говорил, что шрамы украшают мужчину? Правильно говорил, кто бы это ни был!
– Кстати, – сказал Никита, исподлобья поглядывая на Алёну, – а ведь я вас еще не поблагодарил. Вы мне если не жизнь, то пару ребер определенно спасли. Главное, как глупо все вышло! Я не мог открыть машину, сработала сигнализация, и тут на меня накинулись эти мужики. Я слышал, что автомобилисты Парижа объединились в этакое сообщество, своего рода профсоюз, члены которого патрулируют на улицах и посматривают, не пытается ли кто угнать машину. Сами видите, что в нашем городе делается – плюнуть некуда, столько машин кругом, скоро, наверное, на тротуары будут ставить. Но что-то мне не верится, что эти бравые ребята – члены профсоюза, учитывая присутствие тут нашего знакомого полисье!
14
Полиция! Полиция! Едет полиция! (фр.)