Причуды богов - Арсеньева Елена. Страница 71

Юлия слабо помотала головой, предполагая самое ужасное. Ее догадка сбылась.

– Мы нашли там два трупа польских уланов, и доктор Кох даже по останкам сделал вывод, что у них присутствовали все признаки холеры!

Юлия нервно сглотнула, подавляя тошноту.

– Боже! – ахнула тихонько. – Значит, главнокомандующий умер из-за этой воды? Да ведь так можно уморить всю армию!

– Армию не армию, но штаб уж наверное. Очевидно, у поляков вспыхнула в полках холера, и они, отходя из Клешева, оставили нам это наследство, предположив, что из-за удобного расположения и обширности сего дома он непременно будет выбран под штаб и резиденцию командующего. Мы должны благодарить предусмотрительного повара, запретившего брать гнилостную воду, и доктора Коха, велевшего пить кипяченую.

– Но как же тогда попала дурная вода к фельдмаршалу?! – воскликнула Юлия. – Случайность? Кто-то недосмотрел?

– Если бы так! – вздохнул Толь. – Денщик его высокопревосходительства едва не наложил на себя руки от горя, но клялся всеми святыми, что брал на кухне только хорошую, кипяченую воду. Я поверил ему: он был бесконечно предан покойному.

– Значит, кто-то… – заикнулась Юлия.

– Значит, кто-то другой. И весьма мало вероятия, что сделано сие было по неведению: колодец стоял закрыт. Только намеренно, украдкою могло быть содеяно сие… зло-на-ме-рен-но! И выстрел был сделан очень метко, что выказывает недюжинный ум и смелость человека, свершившего сие злодеяние.

– Но кто же это мог?! У кого хватило лютости?!

– Мы допросили всех и выяснили: помощник повара видел новую служанку, шедшую позавчера вечером в комнату фельдмаршала с кувшином в руках.

– Новую служанку?! Это Баську мою, что ли? – догадалась Юлия. – Да ну, мало ли что она могла нести, зачем идти. Вы бы ее спросили.

– Мы хотели спросить, – проговорил Толь, испытующе глядя на Юлию. – Да вот незадача: нигде не могли отыскать ее. Господин Добряков вспомнил, что взял ее от вас. Оттого я и призвал вас, графиня, чтобы спросить: не появлялась ли Баська у вас вчера вечером? Не просилась ли обратно?

– Вчера вечером? – Губы Юлии задрожали. – Нет, вчера вечером приехал мой муж, но Баську я и в глаза не видела. А к тому же, если все именно так, как вы предполагаете, разве пойдет она ко мне? Ведь у меня ее станут искать в первую голову – как вы и сделали. Нет, она или уже далеко от Клешева, или затаилась где-то.

– Очень умно, – одобрительно кивнул Толь. – Но где затаилась? Возможно, в месте, где работала прежде? Вы от кого наняли ее, графиня?

– Право, не знаю, – пожала плечами Юлия. – Клянусь, не знаю! Баську привел Антоша, денщик графа Белыша. Я сию же минуту отправлюсь домой, узнать. И тотчас сообщу вам.

– Добряков будет сопровождать вас, – произнес Толь, и Юлия ушла, так и не поняв, то ли Добряков придан ей для скорости доставки известия о Баське в штаб, то ли оттого, что новый главнокомандующий поверил ей не до конца.

Она спешила домой, робко надеясь, что там каким-то чудом окажется Зигмунд и можно будет все рассказать ему, спросить совета. Однако дома был один Антоша.

Добряков и Юлия взялись за него так напористо, что парень немало струхнул и тут же поклялся всеми святыми, что о Баське он знать ничего не знает, ведать не ведает: она пришла в графский дом сама и с порога сказала: мол, слышала, будто господам кухарка требуется – так вот она и есть кухарка.

– Делать нечего, – сказал Добряков уныло. – Не миновать ходить по всем домам и выспрашивать про эту вашу уродину. Вот уж воистину сказано: что в сердце томится, то на лице не утаится! Каково лицо у сей Баськи было, такова и душа оказалась. Убийство! Подлое убийство!

Юлия молча кивнула ему на прощание. Тоска давила ее, да такая – не вздохнуть вволю. Какой страшный выдался вчерашний вечер, какой лютый! В то время как Юлия билась, запертая в баньке, а Ванда оставляла кровавый знак сангхани над сердцем Зигмунда, злосчастного Дибича коснулась ледяная рука смерти…

Какая-то мысль мелькнула при воспоминании о баньке, что-то как бы дрогнуло в голове, но нет, слишком быстро, Юлия не успела поймать эту мысль; вдобавок Антоша приблизился и с опаской заглянул в лицо барыни.

– Дозвольте спросить, ваше сиятельство, – молвил он робко. – А на что вы тот проклятущий бочонок занесли в спальную комнату?

Юлия смотрела непонимающе.

– Ну, бочонок с вином, что барин прислал! – подсказал Антоша. – Помните? Дней пять тому… четыре? Не помню! С тем вином, кое из меня весь разум вышибло.

– Помню, ну и что? – никак не могла взять в толк Юлия.

– Так ведь это чистая отрава! Вон барин его вчера тоже хлебнул, как приехал домой. Утром мне сказывал: глотнул – и будто умер. Да что! – таинственно вытаращил глаза Антоша. – У него тоже память отшибло! Откуда, говорит, в доме взялась эта гадость? Я и говорю: окститесь, барин-граф, вы ж его сами в подарок барыне прислали несколько дней тому! Вино да платье, говорю. А он головой мотает: какое, мол, платье? Опомнись! Я ж в войсках – до платьев ли там?! Как есть памяти решился, подчистую!

Юлия прикрыла глаза. Мысли неслись, обгоняя одна другую. Да нет, всего этого не может быть! Ведь грабители унесли вино!

Она так и сказала Антоше, чем смертельно его обидела.

– Да коли не верите, пойдите да сами поглядите, барыня! – запальчиво выкрикнул он. – Я отродясь не врал, поздно начинать-то!

Слышать слово «поздно» из уст двадцатилетнего парня было, конечно, устрашающе, и Юлия, не сдержавшись, прыснула. Антоша вовсе насупился, сел на крыльцо, принялся ковырять землю щепкою.

– Ну ладно, не дуйся, а то лопнешь, – примирительно сказала Юлия. – Пойду погляжу твое вино.

– Мое! – возмущенно пискнул Антоша, но Юлия уже пошла в дом.

Ей пришлось скрепить сердце, прежде чем войти в эту спальню, где вчера страстно плясали огоньки свечей, а на полу валялось черное платье вперемешку с кружевным бельем.

В комнате все еще витал этот душный, сладковатый аромат. Только теперь к нему примешивался острый бражный дух. Ну и ну! Бочонок «мозельского» стоит как ни в чем не бывало. Но ведь его не было, не было, Юлия отчетливо помнила, его украли вместе с платьем… украли с платьем…

И снова что-то мелькнуло в голове, обожгло, да так, что она схватилась за виски.

Платье! То самое платье! Неужели Зигмунд прислал ей платье Ванды? Ее, конечно!

Юлия вчера снова видела его, это оно было, оно, женщины в таких вещах не ошибаются. Да нет, глупость! Выходит, те грабители, с которыми столь храбро расправилась Баська, забрали платье и вино лишь для того, чтобы первое вернуть владелице, то есть Ванде, а второе снова принести в ограбленный дом?

– Верно, попробовали, да не по вкусу пришлось, – усмехнулась Юлия, но улыбка замерла на ее губах.

Что-то словно бы пронеслось в воздухе… такое уже бывало с нею раньше. Осенило – вот оно, слово, и лучше не скажешь. Прозрение осенило ее своим крылом, и четкие, связные образы прошли в голове, уже не беспорядочно мелькая, а ровной чередой.

Платье. Все дело в нем. Кто ж еще так хорошо знал Юлию, чтобы предвидеть, как уязвит, как ранит ее присылка поношенного платья, пахнущего духами другой женщины? Рассчитанный удар! Надо полагать, с горя ей следовало бы выпить вина… чтобы сделаться послушною игрушкою в руках непрошеных гостей. Может быть, они и не убили бы ее, но после их визита Юлия оправилась бы не скоро.

А может быть, об этом узнали бы и другие. Узнало бы село! Может быть, комната была бы хорошо освещена, так что с улицы можно было бы увидеть, какую оргию устроила с двумя голыми мужиками жена русского графа! И впервые Юлия подумала, что и вчерашнее любодейство мог видеть всякий нескромный глаз, глянувший в сияющее, незанавешенное окно. Как-то все это… театрально.

Театрально! Освещение! «Как говаривал наш незабвенный пан Аскеназа, освещение на сцене – первое дело…»

Все происходящее – лишь сцена, на которой Ружа играет роль за ролью!