Твой враг во тьме - Арсеньева Елена. Страница 12

– Это еще кто? – хлопнула глазами Лёля, невольно подпадая под гипнотическую власть этого голоса, который несчетное число раз в жизни приказывал ей открыть рот, высунуть язык, сказать «А-а-а» и вообще – дышать или не дышать!

– Астральный антипод имеет образ твоего земного врага, – веско изрекла Света. – Твой враг во тьме.

– Мама дорогая! – Лёля от неожиданности капнула горячим воском на руку. – Ой! А вы уверены, что у меня вообще есть враги?

– Дурачок! Враги есть у всех! Не сейчас, так будут. У тебя еще вся жизнь впереди, за это время не только хондроз и морщины наживешь, но и целую гвардию врагов и завистников. А к неприятностям лучше быть готовым заранее, правильно я говорю?

Лёля вздохнула. Когда Света повесит наконец зеркало в комнате или хотя бы в прихожей? Может быть, там общение с астралом не будет таким тесным в буквальном смысле?..

Ей совершенно не улыбалось увидеть в темном зеркале своего потенциального врага и запомнить его навеки, а потом, при встрече с каждым новым человеком, заглядывать в память, как сыщик заглядывает в рукав, где прячет фотку объекта слежки.

– А откуда вы знаете, что сегодня на свиданку явится этот самый враг? Они что, по субботам особенно контактны?

– Да ты посмотри, как свеча зажжена, – снисходительно пробормотала художница. – С комля! Способна понять, что это значит, мамины книжки читаешь?

Лёля завела глаза. Да, свечу, запаленную с комля, ставят, чтобы навести порчу на врага и еще зачем-то – один бог знает, зачем! Ладно, хватит трепаться, пора приступать к контакту. Чем скорее все это начнется, тем скорее кончится. Только вот что особенно интересно: если портреты ее астрального двойника (и как бы якобы друга) напоминали по красоте полуразложившиеся трупы, то каков же из себя окажется облик того самого врага? Пожалуй, при одном взгляде на него не то что поседеешь – облысеешь начисто! Не хотелось бы расстаться с единственным своим бесспорным украшением, подумала Лёля и решила особо не усердствовать перед астралом.

Она и не усердствовала. Водила глазами по классическому маршруту: в угол – на нос – на предмет, считала минуты, с трудом сдерживая нервический смешок: Света взволнованно дышала ей в ухо, а Лёля ужасно боялась щекотки…

И обиженный астрал никого из себя не выпустил! В конце концов даже упертой Свете надоело попусту сопеть, и она констатировала:

– Ничего не видно. Нет контакта! Погаси свечку, а я пойду поставлю чайник.

Она вышла. Лёля довольно подмигнула своему отражению, кем бы оно в данный момент ни являлось, дунула на свечку, отвернулась от зеркала, чтобы крикнуть вслед хозяйке:

– Спасибо, я не хочу чаю, я лучше домой пойду!.. – Но не успела.

Что-то темное качнулось на нее, швырнув назад, но в то же мгновение такая же темная, тупая сила ударила в спину. Какое-то мгновение Лёля чувствовала себя подобно человеку, который оказался между двумя курьерскими поездами. Она оглохла, ослепла, ее трепало со всех сторон, как былинку, душная тьма заливала легкие, она пыталась хоть за что-нибудь ухватиться, и вот наконец это удалось. Вцепилась во что-то с обеих сторон, и вовремя – пол резко подскочил под ногами. Лёлю подбросило вверх, потом опустило на прежнее место, только теперь что-то больно, остро врезалось в мягкую подошву тапочки. Она переступила, пытаясь найти место поудобнее… резко качнулась вперед, назад, крепче вцепилась в то, за что держалась… В это мгновение тьма перед глазами слегка рассеялась, и Лёля увидела, что стоит на краю обрыва. Над обрывом реяло черно-красно-белое облако. Сквозь облако виднелись очертания отвесной скалы, из которой торчали корни деревьев…

Мгновение сознанием Лёли владела жуткая догадка, что астрал, возмущенный их со Светой кощунственными действиями, разверзся и втянул ее в какую-то черную дыру гиперпространства. Но через минуту, когда контуженый мозг вновь начал воспринимать и оценивать реальность, Лёля поняла: она стоит в дверном проеме ванной комнаты, а на том месте, где только что был коридор, и прихожая, и вся Светина квартира, зияет пустота… а скала напротив – не что иное, как полуразвалившаяся стена с торчащими из нее балками и пучками арматуры.

Дмитрий. Февраль, 1999

Все это оказалось даже проще, чем он предполагал. Бредовый «мост» хоть и покачивался, но не сдвинулся ни на сантиметр. Кое-где скользя с разгону, кое-где деликатно подтягивая ступню к ступне, стараясь удерживаться от прыжков, чтобы не напрягать ненадежную конструкцию, Дмитрий добрался до стены и позволил себе первый вздох облегчения. Нет, в самом деле – ему сразу стало легче. Высота, которую надо взять, – это нечто привычное. Промышленный альпинизм и позволил ему так быстро вписаться в АСО. Вдруг вспомнилось, как при первой встрече с Разумихиным тот сказал, что начинал горноспасателем.

– О, коллега! – обрадовался Дмитрий. – Будем знакомы, я на Тянь-Шане работал, а ты где? Памир, Кавказ?

Разумихин усмехнулся в усы и объяснил, что горноспасатель работает не на скалах, а, наоборот, под землей, в горных выработках, то есть шахтах. И спасает не верхолазов-альпинистов, а горняков.

Что-то хрустнуло под ногой. Кирпич обломился. Дмитрий припал к стене, дотянулся до выступающей балки. Глянул вниз. А лихо он рванул! Пожалуй, уже четвертый этаж, никак не меньше. Он всегда говорил, что чем меньше думаешь при подъеме о самом подъеме, тем легче идет дело. Дмитрий считал литературными натяжками подробные описания трещин, выемок и выступов, глядя на которые альпинист выбирает путь. То есть он, конечно, глядит, выбирает, оценивает, только длительный мыслительный процесс тут ни при чем. Дмитрий вообще старался думать совершенно о другом, выпуская на свободу инстинкт и интуицию. Вряд ли ящерица или горная коза размышляют, в какую трещинку вползти, на какой камень опереться, когда изогнуться, а когда прыгнуть. Путь выбирает само тело, которое хочет жить.

И вот сейчас он почти у цели, вроде бы не заметив пути. Впрочем, стена только издали, с земли казалась совершенно гладкой: на самом-то деле тут много чего есть, за что взяться и куда поставить ногу.

Дмитрий вскинул голову. Человек должен быть почти над ним, но увидеть его сейчас мешает выступ перекрытия.

– Эй, наверху! – крикнул негромко. – Слышишь меня?

Мгновение тишины – а потом громкое, отчаянное рыдание и поток бессвязных криков-всхлипываний.

Да там женщина! Это уже хуже. Вдобавок в истерике…

– Тихо! – крикнул он. – А ну, тихо!

Разумеется, не слышит – рыдает самозабвенно. Ну что ж, понять можно: держалась-держалась, надеясь только на себя, онемев от страха, а тут услышала его голос, поняла, что спасение близко, и мгновенно расслабилась.

Плохо. Как бы не сорвалась…

– Перестань реветь, а то уйду сию же минуту! – крикнул, не надеясь, впрочем, что его голос прорвется сквозь стоны и хлюпанья.

Прорвался, надо же! Угроза подействовала. «Входя к женщине, бери с собой плеть!» – вспомнил известную фразу Дмитрий, пытаясь отогнать неприятное ощущение, больше всего похожее на стыд: ей там и так плохо, а он еще кричит и грозит. Наверное, можно было бы как-то иначе успокоить, поговорить, подождать, пока выплачется… Нет, ничему он не научился за свои тридцать лет, потому, наверное, всегда не везло с женщинами.

– Вы где?.. – донесся сверху прерывистый, перепуганный голосок, и Дмитрия передернуло от злости – на себя, между прочим. – Не уходите, не уходите, ради бога!

– Никуда я не уйду, здесь я, здесь! – крикнул, как мог громко. – Продержись еще немножко, милая, сейчас я до тебя доберусь!

Опять рыдание. О черт, неужто злобный старикашка Ницше был все-таки прав насчет плетки? Или на нее так подействовало это обещание: сейчас, мол, доберусь до тебя? Звучит, конечно, двусмысленно…

Жалко оставлять эту балку, надежная она, хорошее было бы место для «станции», но женщина в таком состоянии вряд ли спустится сюда. У нее, наверное, руки-ноги отнялись. Ладно, авось, когда Дмитрий поднимется наверх, там тоже найдется подходящая балочка.