Твой враг во тьме - Арсеньева Елена. Страница 35

– Да уж наверное. Невестка-то постарше была, поопытнее, к тому же москвичка, а они, знаешь, рождаются уже практичными, мудрыми и все понимающими. А матушка ее на меня и вовсе как на родного сына смотрела. Но было уже поздно… У Илоны – жену мою так звали – своего дома не было, она тоже у родственников каких-то жила. Мы сняли квартирешку, я бросил институт, конечно, сразу работать пошел, не мог же сидеть на шее у жены. Скоро узнал, что она забеременела. Малость струхнул, не скрою. Ни жилья, ни денег… Но я вообще против абортов, если не по здоровью, конечно, а Илона сказала, что врачи ей пригрозили: если сделает аборт, детей вообще может больше не быть, да и у самой какие-то там женские неполадки – нельзя, словом, ни в какую. Она с трудом все это переносила. Тошнило ее жутко…

– В обмороки падала… – с невинным видом пробормотал Андрей.

– Вот-вот, – усмехнулся Дмитрий. – Ты все сразу правильно понял. А я был сущий теленок и любил ее, конечно, крепко. Ох и крутился я тогда… Вкалывал день и ночь – устроился в одну авторемонтную мастерскую и заколачивал деньгу. Постепенно стал очень даже неплохо зарабатывать. Как-то поуспокоился: ничего, думаю, выживем. И впервые порадовался, что будет ребеночек. Я его, честно, хотел. И вот однажды прихожу с ночной смены, а дома никого. Ни записки, ничего, но видно, что Илона дома не ночевала. Ну, думаю, все: ей стало где-нибудь плохо, выкидыш или что, увезли по «Скорой». Я – на телефон, обзвонил все, что мог, – нигде ее не нашел, ни в одной больнице. Сижу как дурак, слезы на глазах. А тут как раз в газетах писали про какого-то маньяка, который нападал на беременных женщин… Можно представить, чего я тогда напридумывал. И вот сижу, значит, вожу так растерянно глазами по комнате и вижу, что верхний ящик серванта задвинут не до конца – наперекосяк. А Илона была такая аккуратистка, если что не на месте лежит или там шторка на окне криво задернута – ее прямо трясет. И меня успела вышколить. Я машинально встал и пошел закрывать этот ящик. И увидел, что ее старенькой косметички, где мы деньги держали, нет на месте. И знаешь, что я, дурак, тогда первым делом вообразил? Что в дом ворвались грабители, украли деньги. А ее скрутили, задушили и затолкали куда-нибудь в нишу. Я даже ниши побежал осматривать, ей-богу! Никакого трупа там не было, разумеется, но тут зазвонил телефон. Это была она. И такая раздраженная: «К тебе невозможно пробиться! Все время занято, занято! У тебя жена пропала, а ты с кем-то по телефону болтаешь!» – «Да я, – говорю, – как раз ищу ее, жену свою, по милициям да по «Скорым»…» Она засмеялась, а потом передала трубку мужчине. В общем, не помню дословно, до меня как-то все это плохо тогда доходило, но смысл был в том, что он мне очень благодарен. Оказывается, они с Илоной давно встречались, и ребенок был его, но потом они поссорились, он уехал и не знал, что она беременна. А теперь вернулся, все осознал – и никому не отдаст ни своей жены, ни своего ребенка. И я могу потребовать от него любой компенсации – он так и выразился.

– Это при том, что она все ваши денежки свистнула, как я понял? – уточнил Андрей.

– Да ну, чепуха, – махнул рукой Дмитрий. – На здоровье. В конце концов, я же для нее зарабатывал. Но самое удивительное, что я сразу этому мужику поверил. И как-то высветилось, прояснилось все в наших отношениях. И даже то, что она исподволь намекала: мол, врач не исключает преждевременных родов. И раздражительность ее, и сдержанность по отношению ко мне, и…

– И обмороки, – ехидно вставил Андрей.

– И обмороки, – согласился Дмитрий.

– А дальше что?

– Что же дальше могло быть? Я уехал из Москвы, вернулся в Арзамас к родителям, заочно закончил институт. Там в милиции поработал, они меня в Школу милиции все сватали. Я хоть в Нижний и уехал, но пошел в пожарные, а потом Разумихин сюда меня сосватал…

– А ты – меня, – закончил Андрей. – Все с тобой ясно, Димыч. Экий же ты, брат, скрытный, сколько лет вроде как в друзьях и вообще, а ни словом не обмолвился про такие дела.

– Кому охота старые угли ворошить? – криво улыбнулся Дмитрий. – Я вообще старался не вспоминать. До того обжегся… все эти годы женщин сторонился. Если что и было, так, по мелочам, здрасьте – до свиданья.

– А с Лёлей, значит, не так?

Дмитрий молчал, угрюмо глядя на тихого Гошу, лежащего на своем реанимационном столе.

– Димыч…

– Что? – резко повернулся, сдерживая бешенство. – Гоша умер. Понял ты? Гоша умер! Кончилось все. Говорят, только дураки учатся на своих ошибках, а умные учатся на ошибках других. Но я, значит, дважды дурак, потому что меня даже собственные ошибки ничему не научили. Вот ты говоришь: записку напиши, сходи, позвони… Когда я к ней пошел и снова никого не застал дома, то решил бросить записку в почтовый ящик. А там, смотрю, какая-то бумажонка лежит. Я думаю: а вдруг что-то важное? Вдруг для меня оставлено послание? Вытащил бумажку, прочитал – и чуть не умер на месте: это повестка Лёльке прийти на обследование в Центр крови. Представляешь, что я подумал? Она в больнице небось, думаю, умирает, то да се. Как сумасшедший туда побежал, бегом полдороги чесал, пока не вспомнил, что можно на автобусе или троллейбусе доехать. Ну и узнал…

– Что? – резко спросил Андрей.

– Что? – зло повторил Дмитрий. – Аборт она сделала, вот что. Ясно тебе? Аборт! А мне не сказала ни слова.

Андрей растерянно моргнул.

– И я вообще не знаю, между прочим, от кого, – развязно пожал плечами Дмитрий. – Может, я тут вообще ни при чем.

Андрей тяжело вздохнул:

– Сам не знаешь, чего городишь. Ты же в это не веришь. Ты же точно знаешь, что это был твой ребенок, вот и бесишься. А где она теперь?

– А хрен знает, – беззаботно ответил Дмитрий. – В деревне, наверное. С другой стороны, так оно и лучше. Я бы все равно думал, что меня опять на крючок поймали. И если женщина вообще ни на какие жертвы не готова идти ради любимого человека, если она его понять не хочет, думает только о своем нежном сердце, то на хрен такая жизнь?

– Это ради тебя она, что ли, должна была на жертвы идти? – тихо спросил Андрей, вдруг бледнея так, что уродливый, расплывчатый шрам на его правой щеке побагровел. – А не много ли жертв ты от людей ждешь, божество хреново? Или это у тебя уже в привычку вошло?

И слепо, как бы не видя Дмитрия, как бы сквозь него, вышел из кабинета, громыхнув напоследок дверью так, что с притолоки посыпалась штукатурка.

Кто-кто, а уж Андрей-то Руссков имел полное право ему все это сказать – насчет жертв! Три года назад он спас Дмитрию жизнь, едва не пожертвовав своей собственной. А поскольку Дмитрий тогда валялся без сознания, его согласия на спасение никто не спрашивал.

Оба они тогда работали в пожарной охране. Это был один из первых выездов Дмитрия. Пламя, почуяв поживу, металось по этажам гостиницы. В основном люди уже были кто выведен, кто снят с помощью лестницы, когда прошел сигнал, что видели еще одного человека в окне верхнего этажа. Андрей с Дмитрием пошли туда – и оказались в огненной ловушке. Позже выяснилось, что кто-то из обслуги от большого ума и страха включил вентиляцию, поэтому огонь, доселе полыхавший вполне терпимо, вдруг взревел и распространился практически мгновенно – вместе со сквозняком. Они облазили все комнаты, но человека не нашли.

В гостинице не было балконов. В тот тесный, загроможденный двор не могла въехать машина с лестницей. Двое пожарных, оказавшись отрезанными огнем, могли сейчас рассчитывать только на себя. В коридоре они видели стандартный аварийный пожарный щиток с брезентовым рукавом. Правда, не у кого было спросить, почему по нему не подавалась вода… Андрей обвязал себя пожарным рукавом и встал в проеме, готовясь выбросить из окна тугой брезентовый моток.

– Спускайся, – приказал. – Ничего, ты альпинист, у тебя получится.

Дмитрий покачал головой. Шестой этаж, а шансов у невысокого, хоть и широкоплечего Андрея выдержать его вес на спуске практически нет.