Подлодка «Комсомолец» - Басов Николай Владленович. Страница 18

Когда лодка была приязана, и все изготовились к дальнейшему движению, Лопухин вдруг втянул воздух носом, да так, что на него обернулись. Он вел себя почти как индеец в романах Фенимора Купера. Вот только выглядел слегка растеряно, и это тоже стало заметно.

– Что? – спросил его Кашин.

– Не знаю, что-то… не так. Не знаю. – Он все же осмотрелся вокруг, внимательно, как только охотники умеют, медленно поворачивая голову, стараясь высмотреть хоть что-то в густых кустах по верху берега. Наконец, он слегка расслабился. – Туда, – он махнул рукой куда-то на север.

Они стали подниматься, и вот тут Шляхтич совершенно неожиданно и резко залег между камней. Тотчас в воздухе появился то ли звон какой-то, то ли едва уловимый запах, но… Или комары вдруг сделались звончее, или мазь, которой они против них обмазались, стала насыщеннее. Впрочем, подумал Кашин, ему могло привидиться все что угодно, ведь на воде они комаров не чувствовали, как и запаха мази…

Они полежали, уже все, причем, даже не понимая, зачем это… Но сбоку ударил выстрел. Даже за его хлопком Кашин услышал, как пуля визгнула об камень, то есть, стлеляли отнюдь не поверху. И тогда пришлось командовать:

– Рассредоточиться… Веригина и Шляхтич – назад. Огонь на подавление!..

И его «стечкин», словно одушевленное существо, уже выискивал впереди цель. Первым из их команды выстрелил Стекольников. Странно выстрелил, словно бы и не слишком целился, или вывел мишень по стволу, а не через оптику… Но впереди кто-то заголосил, не слишком громко, понимая, что делать этого нельзя, но не мог сдержаться от боли.

Потом замолотил из своего ружьеца егерь. Он-то как раз шел последним, и ему не следовало так, чтобы не зацепить своих-то… Хотя, мельком подумал Кашин, кто знает, может они для него уже и не свои, может, как раз те, к кому они, как оказалось, совсем не зря приехали, и расположились тут не без его помощи?.. Но потом на миг в его сознании всплыла Василиса Матвеевна, и он понял, что Лопухин так не мог, просто не согласился бы на это. Скорее всего, его и не спрашивали… Те, кто был впереди, и теперь отстреливался.

Потом стрелять пришлось уже всем. Кашин, как всегда, немного подранил верхним выступом мясо между большим и указательным пальцем, у других так частенько случалось с ТТ, а у него с его обычным, старинным и проверенным «стечкиным»… Но обращать на это внимание было глупо.

Слишком сильно и плотно отстреливался противник. К тому же, следовало следить, чтобы их не обошли, вдобавок самим нужно было их обойти…

Колупаев это понял первым. Он и без команды дал пару мелких очередей, берег патроны, а потом стал определенно отваливать влево. Стекольников, все так же не очень привычно придерживая свой карабин, уполз, как юркий змей, вправо. А ведь противника не слишком много, понял Кашин, пожалуй, мы их подавим, и может быть, даже возмем.

Но дальше все получилось совсем не так, как хотелось бы Кашину. Стрельба стихла, и тогда, громко, словно бы до этого и не было пальбы, ударил глуховатый, но изрядно сильный взрыв. И впереди, где угадывалась немалая поляна, разом возникло пламя. Только в отличии от взрыва, оно не стихало, а разрасталось дымным и жутковатым между деревьев заревом. И было это какое-то странное пламя, сине-серое, химическое. Но Кашин не успел еще и понять, что же там происходит, как оно сменилось привычным рыжим цветом горящего дерева, и дымом, который в этом воздухе тут же перебил гарь сгоревшего пороха.

Кашин и не понял, что делает, но уже рвался вперед, чтобы не дать, не позволить неизвестному противнику сделать что-то необратимое, все уничтожить, сжечь… И тогда его придавили таким точным огнем, что все же пришлось залечь. Он осмотрелся, кажется, так же неразумно, как и он, повел себя Парткацишвили, но его хватило не надолго… Не прошло и полуминуты, как он упал, и к нему, за рядок нестройных сосенок, поползла Веригина.

– Ранен, – прокричала она Кашину, чтобы все было понятно.

А чего же тут не понять? Придавливали огнем не его, а именно Томаса, у того же был автомат, против него и вели огонь…

Слева, как редкие ноты на рояле, сыгранные одним пальцем, зазвучал карабин Стекольникова. И это решило дело. Выстрелы с той стороны стали отдаляться, Кашин на миг увидел в просвете между дальним, уже на краю полянки, деревьями неясную фигуру в капюшоне, потом, чуть сбоку еще такую же… Выстрелил не целясь, попасть на таком расстоянии он не рассчитывал.

А потом в той стороне вдруг заработал, завертелся привычным ухающим звуком вертолет. Он был где-то неподалеку, и все же из-за леса этого, из-за кустов, которые слишком плотно обступали его, определить направление было невозможно. Вертушка на редкость быстро набирала обороты. Тогда Кашин заставил себя подняться, побежал вперед. Это было непросто, потому что выстрелы впереди тоже звучали, и один раз пуля отбила совсем рядом с ним кусок коры, но он только откатился с сторону и почти сразу же снова побежал… И все же опоздал.

Избушка теперь была видна как на ладони, и представляла собой костер, пламя вырывалось из оконных проемов и из-под крыши с ревом, спасти это бревенчатое строение и все, что в нем находилось, стало невозможно. Она горела даже как-то весело, словно издевалась над Кашиным, над его торопливостью… Которой все же не хватило.

А за дымом, чуть не перед огнем оказался уже Стекольников. Он прятался так ловко, что его почти не было видно, хотя он и находился на открытом пространстве. И он стрелял, почти не останавливаясь, куда-то через низкие ветви деревьев вверх, или почти вверх. А между этими ветвями, Кашин это увидел вдруг очень отчетливо, поднимался вертолет. Он был слишком большой, или казался таким в этом месиве веток, хвои и дыма…

Он тоже выстрелил, но патрона в пистолете не оказалось. Пока он менял магазин на запасной, вертолет сделал сложный пируэт, развернулся, и в дверях обтекаемого корпуса оказался человек в темнозеленом маскхалате, уже без капюшона, и этот человек сверху бил в Стекольникова точными, как показалось Кашину, прицельными выстрелами. И все же мальчишка не растерялся, он как-то перемещался, катался из стороны в сторону и тоже стрелял… Пока у него не осталось патронов.

Вертолет сдвинулся вбок и сделался невидимым за ветвями. Кашин выпрямился. Рев пламени стал громким, едва ли не оглушительным. Но это было ничего, с этим можно было примириться. Кашин подошел к Стекольникову. Тот сидел как какой-нибудь самурай, на своих пятках, на коленях бережно держал пустой карабин, вытирая пот рукавом. Иногда по его телу пробегала дрожь. И он неотрывно смотрел в ту сторону, куда ушел вертолет.

– Цел? – спросил его Кашин.

– Черт, я ведь мог… Мог его остановить. Нужно было по мотору или по пилоту, а я не сосредоточился, все время пытался того стрелка снять, чтобы он меня… – Он опустил голову.

Потом он вскинулся, посмотрел на пожар и назад, Кашин тоже обернулся. Егерь Лопухин сидел, привалившись спиной к дереву, и мотал головой как заведенный. Заметив, что на него смотрят, он слабо усмехнулся.

– А я не верил, что ваша возня… с этой амуницией, – он кивнул на пистолет в кашинской руке, – не бахвальство. Никогда такого не бывало.

– Ты как, Лопухин? – спросил в свою очередь Кашин. – Не зацепило?

– Деревья бы не занялись…

Теперь егерь рассматривал пожар. Кашин проследил его взгляд, над избушкой, полыхающей, словно домна, ветвей почти не было, но и те, что там все же висели, от тока горячего воздуха колыхались, как от ветра. И в стороны, и вверх и вниз.

Откуда-то сбоку, из кустов Шляхтич выволакивал Патркацишвили. Кашин бросился ему помогать. Томас улыбался грустно и виновато.

– Хреново вышло, командир… Все же они меня….

– Ранен в брюшину, но пуля прошла навылет, кровь мы в Иркой остановили, но что там в глубине зацепило… – докладывал Шляхтич.

– Ничего там не зацепило, вошло и вышло, – бурчал Томас, замолчать он от шока не мог.

Пришлось на него прикрикнуть:

– Ты не разговаривай, молчи, тебе силы нужно беречь.