Подлодка «Комсомолец» - Басов Николай Владленович. Страница 19

– Есть, – он опять улыбнулся, – силы беречь. Да меня же Веригина промедолом накачала, я же сейчас не чувствую ничего.

Кашин сбегал в кусты, жестом приказав егерю следовать за ним. Как командовать Стекольниковым он не знал, у парня проходило боевое возбуждение, он был сейчас как глухой, докричаться до него не удалось бы ни за какие коврижки.

Веригина пыталась вести Колупаева. Тот переставлял ноги, но его плечо и правая рука были залиты кровью, она даже на землю капала. Еще издали Веригина закричала:

– Не очень опасно, кажется, легкое не задето. Но кости зацепило, а у меня ничего нет при себе…

Вместе с егерем, который по-прежнему держался молодцом, они повели Колупаева в противоположную сторону, к лодке. Веригина и сама поняла, что неправильно выбрала направление. У нее тоже сдали нервы, она вдруг заплакала, не щурясь, не закрывая глаз, просто по ее щекам потекли слезы.

– А что там, командир? – спросил Колупаев. – Хоть что-то осталось?

– Ничего, – отозвался Кашин. – Они оказались готовы к отступлению… И к уничтожению всего, что у них тут было.

– Значит, все зря? – спросил Лопухи. И замысловато выругался, потому что ответ был ясен. Хотя и не хотелось его признавать.

Да и Кашин не хотел признать, только теперь, после этой ругани сообразил, что теперь у них ничего не было, совершенно ничего. Ни следа, ни малейшего намека на то, что тут совсем недавно еще было. Не было ничего… Кроме раненных, которыми и следовало теперь заниматься.

# 11. Кольский полуостров. Охотничий кордон «Белорыбица». 13 июня.

Пока Кашин с егерем тащили Колупаева до моторки, он морщился на каждом шагу, ругался сквозь зубы, но в целом, пока держался. В лодке Веригина, не тратя ни мгновения, тут же достала шприц-тюбик и вколола его через рубашку чуть выше кровавящей раны. Потом разодрала ткань и принялась его перевязывать.

– Ты меня не особенно-то промедоль, – попросил Колупаев.

– Помалкивай, – суховато отозвалась Веригина. – Я лучше знаю, что делать, а чего не делать.

– Да, – согласился Кашин, – теперь твое дело только лечиться.

Егерь Лопухин по-прежнему, как заведенный, крутил головой, и без конца повторял:

– В наших местах, такое… средь бела дня…

А потом из лесу вышел Шляхтич, который вел Томаса. Он передал раненного Веригиной и молча утерся своей вязанной шапочкой, сказал сквозь зубы:

– Стекольников там остался, осматривается… Говорит, они все улетели на этом вертолете. Никого больше не осталось.

Кашин кивнул.

– Я так и думал.

Шляхтич посмотрел на Кашина.

– Что теперь будем делать?

– Раненных Веригина повезет на кордон, – распорядился Кашин. – Попробует связаться с кем-нибудь из нашей конторы и вызовет вертолет, чтобы переправить их в госпиталь.

– Да я и сам могу их доставить на моторке, – отозвался Лопухин. – Это недалеко, можно по пути заскочить… Часа через два они будут в медпункте. А оттуда уже вертолетом.

Кашин вопросительно посмотрел на Веригину. Она кивнула.

– Трудно сказать… Часов пять они могут продержаться, за большее не поручусь.

– Хорошо, – согласился Кашин. – Кроме того, нужно как можно быстрее вызвать экспертов.

– Каких и откуда? – спросил Шляхтич.

– Каких угодно, только побыстрее, – ответил Кашин. – Хотя, лучше из штаба флота… Должны же у них быть какие-то спецы.

– Можно позвонить, – сказал Лопухин, – прямо из медпункта, там же армейский радиотелефон есть.

– Ира, придется тебе… – Кашин поморщился, но вынужден был решиться. – Жарь по открытой частоте и по самым верхам, чтобы они не тянули. Потом разберемся.

– Я с ней поеду, – вызвался Шляхтич. – Вдруг помощь потребуется?

– Принято, – согласился Кашин. – А мы со Стекольниковым останемся тут, будем пожарище сторожить, чтобы те… лихие ребята не вернулись.

– Разумно, – поддержал его Лопухин. Он помолчал, потом полез в моторку, и под крышкой двигателя принялся что-то искать. – Вот, командир, – сказал он, протягивая Кашину две сигнальные ракеты. – Когда эксперты прилетят, ты им поляну обозначь, а то ведь не найдут вас.

Моторка с обоими раненными, Веригиной, Шляхтичем и егерем Лопухиным на руле, отошла от берега. Кашину не хотелось ждать их отбытия, ему не терпелось заняться картиной пожара, может быть, что-нибудь вытащить из еще не стихающего огня какой-нибудь слегой, но он стоял на берегу, пока моторка не растаяла в дымке над водой. Пять-семь минут теперь ничего не решали.

Когда он пошел с обоими автоматами и остатками патронов из трех магазинов назад, к пожарищу, он решил, что очень уж странно все получилось… Охотничий домик, который непременно следовало уничтожить, стрельба, какие-то неизвестные, и отлично экипированные для боя люди… Толковый егерь не мог не заметить чужих на своей территории, а Лопухин утверждал, что не обратил на них внимания. Да и сам вчера не хотел про них говорить… Правда, территория, которую должен был «окучивать» Лопухин, превосходила среднюю французскую провинцию или британское графство, но это общей картины все-равно не меняло.

Размышляя таким образом, Кашин еще раз обошел догорающий домик, ничего стоящего не обнаружил, и присел рядом со Стекольниковым, который видел командира, но так и не поднялся ему навстречу.

– Будем ждать? – спросил он.

– Именно, – согласился Кашин.

Вытаскивать хоть что-то из дома было невозможно, от жара даже трава выгорела шагов на пятнадцать вокруг. Стекольников успокоился, лишь щелкал затвором полученного «калаша» до предохранительного упора, поднятого вверх, чтобы ненароком не выстрелить, отчетливо жалея, что так бездарно потратил патроны своего карабина, и не сумел остановиться неизвестный вертолет.

По рассчетам Кашина, если все пойдет, как предполагал Лопухин, и если на подготовку экспертов уйдет не более двух часов, около четырех уже можно было ждать вертолет с начальством. Вернее, с четырех часов пополудни…

И только он подумал об этом, как на него навалилось… разочарование. В себе, в своей работе, в этом расследовании. Получалось, что он все прошляпил, причем самым бездарным образом. А ведь что-то очень важное было у него в руках, и потому следовало действовать решительней… И раньше сообразить, что то неизвестное, что они, собственно, и искали, все еще оставалось тут – в охотничьем домике «Простуженка» на кордоне «Белорыбица».

А потом, неожиданно для себя, Кашин попросту уснул. Он вымотался больше, чем подозревал. Из-за разъездов, которые вынужден был совершить за последние дни, из-за этой нелепой стрельбы, чрезмерно светлых ночей, неудачи, которая с ними под конец произошла…

Стекольников разбудил его, когда Кашин и сам почувствовал, что в мире вокруг что-то изменилось, причем радикально. Еще покрасневшими со сна глазами, он взглянул на Стекольникова. Тот показал вверх и в сторону, кажется, на север.

– Вертушка.

Кашин посмотрел на часы. Было чуть больше трех. Быстро у них получилось, подумал он. Поднялся, стряхнул приставшие травинки и какую-то грязь, повесил автомат на плечо. Подхватил ракеты, оставленные Лопухиным.

– Оставайся тут, – скомандовал он Стекольникову.

Перед тем, как углубиться в кусты перед той полянкой, где была посадочная площадка, еще раз посмотрел на пожарище. Бревенчатая постройка сгорела до тла, от нее не осталось даже фундамента, так, пяток камней, головешки и что-то закопченое, непонятное и спекшееся до полной неразличимости деталей.

Вертолет увидел первую же ракету, пилот умел ориентироваться над лесом. Развенувшись над поляной, он завис, обдавая Кашина нисходящими струями воздуха. Присел, покачался, пробуя грунт, потом опустился уже окончательно, тяжеловато просев на амортизаторах колес. Из вертолета уже выпрыгивали люди.

Трое были в штатском, один в черной форме морпеха, один в расстегнутой, тяжелой не по сезону офицерской куртке. Морпех держал в руках какую-то навороченную штурмовую винтовку, видимо, из новых разработок. В этом Кашин специалистом не был, к тому же, у моряков сплошь и рядом оказывались свои образцы, о которых, наверное, знали только они.