По ту сторону черной дыры - Беразинский Дмитрий Вячеславович. Страница 67

Кардинал изумленно глянул на него. Повелитель Франко никогда не отказывал себе в удовольствии пропустить пару бокалов. Присутствие послов из далекой Белой Руси уже начало плодотворно сказываться на государстве. Внезапно он вспомнил об одной важной вещи, которую не успел совершить утром.

– С вашего разрешения я вас оставлю, – сказал он и исчез за портьерой. Людовик помассировал виски.

– О чем это мы с тобой, Жак, беседовали до прихода Их Святейшества?

– О братьях твоих меньших, – отозвался паяц потягивая вино.

– Ну совершенно не на кого положиться! – сокрушенно вздохнул король, – что у меня за братья!

– В семье не без уродов, – философски заметил шут. Людовик вспомнил о сестрах и едва не заплакал.

– Ну а что мне прикажете делать с Анной! Может, скажешь, нет?

– В монастырь, к такой-то матери, жаль не помню ее имя – Мухин много раз называл.

– А может кардинала оженим?

– Знаешь, Людовик, так и до отлучения от церкви недалеко, – ответил шут, – может ты забыл, кто из нас шут? Этак мне скоро придется брать у тебя уроки.

– Да ну тебя! – отмахнулся король, – я просто доволен, что за сегодняшний день сделал больше, чем за прошедший год.

– Еще неделю поработаешь, и сделаешь больше, чем Карл Великий.

Людовик улыбнулся.

– Скажешь тоже. Мне бы хоть немного прибрать в королевстве: навести порядок, укрепить город, одолеть герцога Руанского…

– Ишь, размечтался! – прервал его шут, – ты бы для начала приказал убрать во дворце. Перед гостями неудобно, ей богу – такая вонь!

– Завтра – послезавтра начнем.

– Сколько раз я уже это слышал, – сладко зевнул Жак и уснул на королевском троне, сжимая в руке обглоданную куриную кость.

Сидя у зеркала принцесса Диана едва сдерживала слезы. По привычке, считая свою горничную за предмет обстановки, она думала вслух.

– Уж лучше монастырь, чем такое унижение! Этот рыцарь меня как увидит, сразу отречется, или запрет подальше от людских взглядов!

– Что вы, ваше высочество! – всплеснула руками горничная Камилла, искренне любившая принцессу, – он вас уже видел! Клянусь святой Марией, он весьма хорош собой! К тому же, превосходно разговаривает на нашем языке.

– Тебе это откуда известно? – насторожилась принцесса.

– У меня подруга в Женуа служит при кухне, Аглая. Она рассказала, что сей рыцарь сначала сильно рассердился, узнав о предстоящей помолвке, а затем, когда ему что-то шепнул на ухо лекарь, он сразу повеселел. Вот увидите, Ваше Высочество, лекарь знает, как вас избавить от этой штуковины!

– Ах, Камилла, если бы только это произошло! Я бы тогда была согласна выйти замуж даже за главного конюха!

– Что вы такое говорите! – с ужасом воскликнула горничная, – принцесса – и за конюха!

Камилла с восторгом закатила свои хорошенькие глазки.

– Да я бы с удовольствием согласилась бы быть принцессой, даже имея эту гадость на глазу!

… Добрый фей из сказки не возник у них за спинами в этот момент, не вырвал из седеющей бороды клок заплесневших волос, не пробормотал «крибле – крабле – шмук!» И не поменялись местами госпожа и горничная – всего этого не было и в помине. Вместо этого в опочивальню принцессы ввалился пахнущий вином шут и сытно рыгнул в кулачок. Покои наполнил запах перегара. Горничная не растерялась – моментально отворила окошко и встала у него, ожидая пока помещение проветрится.

– Жак, милый! – защебетала принцесса, – ты ведь был в плену у росичей?

Шут не торопясь достал откуда-то из недр своего платья куриную ногу, откусил от нее добрую половину, прожевал. Затем налил в чашку морса из графина, отпил и произнес:

– Ик! Был.

– Скажи мне, как они? Чем занимаются их жены? Надеюсь, не сидят взаперти?

– Что делают жены? Знати? – переспросил удивленный шут.

– Да! Знати! – нетерпеливо произнесла принцесса, теребя веер.

– А как и вы, то бишь, нихрена! – фыркнул Жак, – вышивают на пяльцах, когда плохая погода, катаются на качелях, водят хороводы и жрут медовые пряники. От этих пряников рожи у них румяные, как у нашего кардинала. Но ты успокойся, тебе это не грозит.

Диана вопросительно посмотрела на него. Шут объяснил.

– Твой же суженый не из знати – простой воин.

Из того места где стояла Камилла послышался удивленный звук. Диана же продолжала расспрашивать.

– А что делают жены простых воинов?

– Следят за домом, воспитывают детей, готовят, стирают и получают тумаки от мужей.

– За что же тумаки? – задохнулась от возмущения принцесса.

– За то, что недостаточно быстро выполняют все остальное – шут одним быстрым движением обглодал кость, хлебнул из чашки и точным движением послал курногу в окно, при этом едва не задев носа горничной, а затем возвестил:

– Это тебе тоже не грозит.

– А что мне грозит? – шут пожал плечами.

– Откуда я знаю, я же не Кассандра! – Диана в нетерпении стала егозить на стуле.

– Ты же был в посольстве! Чем занимаются их женщины? Или ты женщин не видел?

– Видел. Их в посольстве около десятка. Жены рыцарей. Что делают? Чтобы я понимал, что они делают! Могу сказать, чего не делают. Веерами не обмахиваются, в реверансе не приседают, глаза не закатывают, как лягушка на насесте! Да не знаю я, дочка! Сама увидишь!

Принцесса покраснела и шепотом поинтересовалась:

– А правда, тамошний лекарь может удалить вот это? – она указала на папиллому, скрытую под легкой сиреневой косынкой. Жак украдкой глянул на Камиллу и кивнул.

– Наверное. Только ты, девочка, никому не говори.

– Почему, Жак?

– Тогда им могут подсунуть Анну, а тебя спровадят замуж за какого-нибудь норманна.

– Ну и пусть! – Жак неторопливо откашлялся. Этот жест обычно означал, что терпение паяца на пределе. Поэтому Диана успокаивающе взяла его за локоть. Он посмотрел на нее печальными глазами

– Диана, девочка моя, я ведь тебя на руках качал. Послушай ты старого дурака! Ты рождена для большего, нежели быть за пазухой у какого-то северного князька. Ты знаешь шесть языков, арифметику, геометрию, историю, риторику! Тебе с росичами будет интереснее и лучше, поверь моему предчувствию. Неужели ты предпочтешь быть супругой вечно грязного северянина, ответь, неужели?

– Боюсь я, Жак! Норманны, по крайней мере, из нашего мира, а эти неизвестно откуда и свалились на нашу голову! Страшно!

– Замуж – не на эшафот, авось и понравится!

– Хорошо, – решительно сказала принцесса, – если твое предчувствие меня не обманет, то я тебя награжу…

– Как? – выстрелил вопросом шут.

– Оженю! – нашлась Диана, – решено – оженю.

– На ком? – всполошился Жак. Он, как и всякий философ, к женщинам относился с настороженностью и недоверием – странное у вас, женщин, понятие о награде!

– Ага! Сам боишься! А оженю я тебя, да вот хотя бы и на Камилле!

От окна послышался шум падающего тела. Беседующие оглянулись и увидели горничную, лежащую в глубоком обмороке. Диана схватила колокольчик чтобы позвонить, но шут движением руки остановил ее.

– Сейчас мы ее в два счета! Мне их лекарь, «Акиша Ивановович» дал одно снадобье, – и вытащил подлец, из небольшого кошеля, висящего на поясе, уже знакомый нам пузырек с нашатырем, – один момент.

Свинтив колпачок, он поднес к органам обоняния девушки дьявольское зелье.

– Надо же, не обманул лекарь! – завопил он в экзальтации, когда Камилла открыла глаза, – это вам не нюхательная соль, от которой лишь начинается насморк!

Камилла с ужасом глянула на довольного Жака и хотела было снова сомкнуть веки, но тот покачал головой:

– Не советую, милая, – протянув руку, он хотел помочь девушке встать, но та с воплем сама вскочила на ноги.

– Вот видишь, Диана, подтверждение моим словам, – обратился паяц к принцессе, – сей мягкий и податливый кусок плоти, все достоинства которого заключаются в грушеподобном строении тела и смазливой мордашке, смотрит на меня с ужасом. Ее идеалом является владелец винного погреба, высокого росту, ладного вида, который после года замужества будет возить на ней бочки с вином и заставлять любезничать с более-менее богатыми посетителями за пару медяков, которые с удовольствием присоединит к дневной выручке. А ночью, намотав вот эти роскошные волосы на руку, будет стучать этой прелестной головкой о стену, вопя, что она шлюха и проститутка. Она родит ему троих детей и четверых произведет на свет мертворожденными, а от пятого умрет из-за удара в живот любимой мужниной ноги.