Урюпинский оборотень - Басов Николай Владленович. Страница 13

Но он пробовал разобраться. И чем больше думал, тем вернее в нем возникало странное, не понятное ему самому ощущение… А чувстсвовал он, что дело само покатилось, как колесо под горку, и теперь от него мало что зависит, что все как-то разрешится, и будет, конечно, к добру, а не к худу. Вот только не понимал он этого, не решился даже рассказать об этом Борсиной, но она и сама как-то почувствовала. Спросила о чем-то отца Виктора, и тот ответил, на этот раз не отмолчался:

– Нет. Мне только молится остается…

– Будет ли от молитв толк? – спросила звонким голосом Борсина.

И только тогда Рыжов, снова обратив на них внимание, заметил, что бывшая мистичка все же голову платком покрыла, не вошла в храм простоволосой.

– От молитв всегда толк.

– Тогда молитесь, батюшка, – неожиданно для себя сказал Рыжов.

И снова почувствовал, что правильно это будет, что все уже сделано, может, какой-то мелочи не хватает, но она придет, эта самая мелочь, и все уже заряжено, все уже готово… Только выстрел пока не прозвучал.

И действительно, на выходе из церкви Рыжова с Борсиной вдруг перехватил дед Ратуй. Он как раз кланялся и крестился, чтобы на церковное крылечко войти, но увидел, что эти двое к нему спускаются, замер, а потом подошел, твердо и решительно.

– Уф, – дед даже шапкой лоб вытер. – Весь день ходил, командир, расспрашивал. С ног валюсь.

Рыжов посмотрел на солнышко, оно уже садилось, оказалось, что день прошел, а он за размышлениями и бездельем этим ничего не заметил.

– И что?.. Что выяснил?

– Сейчас, командир… За ограду выйдем.

Они вышли за церковной ограды, Рыжов все посматривал на солнышко, ожидая, что скажет Ратуй. А тот не торопился, или за что-то был сердит на Рыжова, или Борсиной опасался. Но не слишком.

– Вот что выяснилось… Вчера солдатик-то один с командиром твоим раговаривал, а потом они уехали. И не побоялся на ночь глядя…

– Знаю, – откомментировал Рыжов. – Он часто рассылает своих, пытается банду Пересыпы найти.

– Нет, ты послушай, командир… Я приметил, что коня этого солдатика перековать давно следоват, у него же одна подгова погнулась в сторону, и след приметный оставляет. – Ратуй даже слегка напыжился, собираясь сказать что-то важное. – Так вот, я проследил, и могу сказать – он сразу сюда приехал. Ни к кому и не заезжал вовсе.

– Когда это у него получилось? – Рыжов и не знал, стоит ли обращать на это внимание, но Ратуй не просто так говорил. Что-то еще знал, это было видно.

– Смекай, командир, они могли тут после Всенощной быть, еще и не стемнело, али чуток позжее… А церковь-то когда загорелась?

– Так ты думаешь?.. – дальше Рыжов ничего не добавил. Сам думал… И ничего не мог понять.

– Думать – твое дело, ты у нас для того присланный, – брякнул дед Ратуй и отвернулся. Не решался ни продолжать, ни уйти.

Борсина смотрела на обоих такими большими глазами, каких у нее Рыжов еще ни разу не видел. Из них словно свет лился, и будто деревенская баба какой-нибудь сурьмой их подвела, чтобы они больше казались, или еще что-нибудь из женской хитрости сделала. Но ведь не сделала же, ничего в ней не было от этой дури – лицо мазать. Значит, все-таки, переживала, аж глаза горели.

– Дед, ты лучше скажи, ты со своими бабками чего выяснил? Или не ходил к ним, как я просил тебя узнать?

– Да ходил я, ходил. Куда же без этого… У них-то, у старух память какая… Даже меня проняло.

– Так что? – почти закричал на него Рыжов. – Давай, дед, не томи.

И Ратуй проговорил очень мягким, каким-то даже не своим голосом:

– А говорят, в том хуторе не только Колодезные жили. Это у них такая фамилия была, под нее и хутор назвался… Хотя, конечно, колодец там все одно был… Ну, которые уехали.

Рыжов понял, что быстрее этот вредный дед ничего говорить не будет. Приходилось ждать, хотя, конечно, можно было на него смотреть в упор, чтобы взглядом поторапливать. Да только это на дедка мало действовало.

– Бабки сказывают, на одной из дочек Колодезных этих хохол женился. Приехал издалека, как же ему без хозяйства, если руки есть, а хозяйством все же лучше не сразу, не в чистом поле обзаводиться, жениться сподручнее выйдет. Вот женился он, и давно это было уже, его имя забылось…

Что-то дед Ратуй знал, вот только никак не мог собраться, чтобы сказать. Рыжов даже воздуха в грудь набрал, чтобы еще раз на него рявкнуть, чтобы выжать из него эти сведенья, но не успел. Борсина вдруг быстро произнесла:

– А я-то думаю, почему же так выходит?.. Ведь луна уже на ущербе, он должен потерять свои способности…

Дед посмотрел на нее диковато, и уже тихонько произнес:

– Вот бабка Матрена сказала, что помнит как звали его… Ты не серчай, командир, а звали его Колядный.

Борсина опустила руки, словно сразу со всем согласилась… Или нет, не так, просто догадка ее, которую она давно в себе молча носила, вдруг подтвердилась – окончательно, надежно и достоверно.

– Ты что?.. – выдохнул Рыжов, почему-то шепотом. Попробовал представить себе… Нет, не легко это было. Ведь нравился ему Колядник, веселый всегда, улыбчивый, дельный красный командир, и даже – командир чона… Но делать нечего, попробовал успокоиться. – Думаешь, Колядный уехал и стал где-то в этих Холмогорах – Колядником?

– По-русски так сподобней, – подтвердил Ратуй.

Рыжов повернулся к Борсиной.

– Сударыня Борсина, вы же говорили, если оборотня этого подвести к вам поближе… Вы говорили, что почувствуете его.

– Я так говорила, но тут, оказывается, много чего другого наложилось, – вздохнула Борсина. – А я сразу не сообразила.

– Колодезные все к причастию ходили, – вмешался вдруг дед Ратуй. – У нас иначе нельзя. И воду святую пили от хвороб, а оказались… Куда уж твоей барышне, если сам батюшка страшного ничего не учуял?

Заступничество его было лишним, потому что Борсина сама стала объяснять.

– Понимаете, господин Рыжов, я вчера, когда вам про вервульфов рассказывала, упустила, оказывается, одну особенность. Это не во всех трактатах о них, вервульфах, и упоминается… Есть у них особенная порода, редко встречается, это следует подчеркнуть, которые от Луны не зависят. А зависят они… Только поймите правильно, зависят от места. Еще античные греки заметили, что некоторым людям на одном месте бывает хорошо, а другим здесь же невмоготу… – Борсина набрала побольше воздуха в грудь, чтобы продолжить. – Тогда они сочинили… Ну, по-вашему это называется – гений места. Якобы есть такой мелкий божок, у них же, у античных, было многобожие, как вы знаете… Так вот, этот гений места бывает связан именно с вервульфами. Где-то, предположим, на севере, в других местах, семейство Колядника было совершенно нормально, но если он снова попал сюда, или специально напросился…

– Али ему бабка его рассказала, – встрял дед Ратуй, который, оказывается, слушал Борсину очень внимательно, и даже понимал ее.

– Если он сюда специально попросился, и его сюда же направили… – Голос Борсиной звучал уже не столь уверенно, как в начале.

Рыжов кивнул. И стал думать, а потом и рассказывать, что узнал о Коляднике вчера ночью, когда они на пару и так мирно чистили оружие. Про ранение, и про то, как он чудом выжил, и как его сюда направили. Закончил он так:

– Может, ты и права, товарищ Борсина, приехать ему сюда после ранения было нетрудно, это же нормально, в самом деле, место для дальнейшей службы выбрать заслуженному в прошлом бойцу…

И вдруг поднялся такой вой, что даже место определить было трудно, откуда он исходил. Казалось, он лился, затоплял всю округу, и забивал все другие звуки. И было в этом вое что-то настолько грубое, сильное, жестокое, что по телу даже не мороз пошел, а целая метель замела…

Рыжов и опомниться не успел, уже выхватил наган, втайне жалея, что оставил свою, пусть и дурную, но все же смазанную витовку в здании станичного совета. И еще он не заметил, как крутанулся на месте, словно ожидал нападения отовсюду, со всех сторон сразу…