Закон военного счастья - Басов Николай Владленович. Страница 16

– У них тут город, только вы его с шара не увидели, он то ли деревьями закрыт, то ли холмами.

– И отсюда их город виден? – еще раз спросил Ростик.

– Винт говорит, что отсюда – нет. Но если спуститься чуть ниже, залечь в каких-то кустах, то увидеть можно.

– Ладно. Давай замаскируем лодку.

– Уже, господин начальник, – так же шепотом, совершенно серьезно по тону ответствовал Ким. – Винт ищет, где можно проредить нижние ветки кустиков, чтобы затащить под них лодку.

– Такие высокие?

– Кустики тут, товарищ-господин командир, высотой с наше хорошее дерево, так что с этим проблем не будет.

Рост подумал.

– Слушай, что это ты насчет моего «господинства» все время проходишься. Тебе мое лейтенантское звание покоя не дает?

– Я ведь и сам лейтенант, – отозвался Ким.

– Я не знал, – признался Рост. – Поздравляю. Тогда что?

– Не знаю. Понимаешь, я страшно рад тебя видеть, но… Как-то непривычно, что не я командую, а кто-то другой.

– Ты давай, брат, с этим борись, – серьезно проговорил Рост. – Если уж мы с тобой не договоримся, тогда кто вообще сможет?

– Согласен, – вздохнул Ким. – Не волнуйся, это просто гонор дурацкий. Скоро выветрится. Как только ситуация станет безвыходной, так и выветрится. Я ведь помню, что ты лучше меня рассчитываешь действия.

– Ну вот, опять.

– Нет, я серьезно.

Тут вернулся Винторук, и разногласия кончились. Нужно было прятать лодку, разбивать и маскировать лагерь, находить место для наблюдения за пернатыми. Рост надеялся, что этот разговор не возобновится, даже в таком вот неагрессивном виде он был нелегким. Потому что у них была не та ситуация, чтобы отвлекаться на внутренние передряги. И не то место.

Глава 8

– Когда-нибудь это назовут «великое сиденье на каменном столбе», – сказал Ким, усаживаясь рядом с Ростиком и подсовывая ему миску с какой-то отвратительной массой, состоящей, кажется, из сладкой каши, прогорклого масла, жесткой вяленой рыбы и неизменных корешков, которую приготовил им на обед Винторук, возведенный на эти несколько дней в ранг повара.

Рост покосился на свой обед, отдающий запахом несвежих портянок, и вздохнул.

– Может, стоит объяснить Винту, чтобы он не так серьезно относился к стряпне?

– Если привыкнуть, то в этой стряпне действительно все очень полезное и нужное организму, – ответил Ким, который, как Эдик Сурданян, иногда нарушал все мыслимые нормы русского языка. Что было тем более заметно при его любви поправлять других.

– А если не привыкнуть, то это месиво – ужасная отрава. Не говоря уж о вкусе.

Ким забрал бинокль Ростика и принялся изучать окрестности, хотя каждый камень осматривал, наверное, тысячу раз.

Дежурства они разбили очень просто. Рост менялся с Кимом в течение дня. А Винторук, который тоже немного маялся бездельем, должен был следить за пернатыми по ночам. Для этой цели он тоже просил бинокль, но как подозревал Ростик, скорее спал на своих дежурствах, чем действительно приглядывал за бегимлеси. Волосатому это совершенно ничем не грозило, потому что поймать его на нарушении приказа Ростик не мог – Винт всегда просыпался раньше, чем Росту удавалось к нему подкрасться. Да еще он, наверное, потешался, глядя в темноте своими огромными глазищами, как этот человечек, полуслепой и на три четверти глухой – с точки зрения бакумуров – пытается застукать его спящим на посту.

– Может, тебя подменить? – спросил Ким. – Ты это к тому, что ничего не происходит? Нет, не надо. Я еще не устал.

– А я и не заметил, что у них на соляных заливах забастовка.

Соляными заливами назывались три или четыре неглубокие ямки на самом берегу моря, куда пернатые пускали воду, потом перегораживали их и ждали, пока сделает свое дело Солнце, чтобы аккуратно собрать совочками полученную соль. Причем этим, как правило, занимались девушки, как их пренебрежительно величал Ким, – «курицы». Перед заключительной стадией сборов они танцевали и так пронзительно пели, что даже на скале, отстоящей от заливчиков километра на четыре, были слышны особенно удачные вскрики и трели.

Пернатые вообще здорово любили повеселиться и потанцевать. Особенно радовало кружение в хороводе нескольких сот пернатиков, когда каждый удерживал руками плечи соседа, как на Земле танцуют шотландцы, гуцулы и некоторые кавказцы.

– Это не забастовка, просто они очень много соли собрали за последнюю неделю, вот и решили передохнуть. Все равно больше, чем им нужно.

– И зачем им соль? Они ее почти не едят. Я обращал внимание – очень редко.

– Пока не знаю. Кстати, как ты выяснял, что их хозяйки готовят?

– Я не за отдельными хозяйками следил, а только за поваром на больших сборищах. Но там – не захочешь, а увидишь.

Тоже верно. Пернатые больше всего на свете любили обряд, который Рост назвал свадьбой. Это происходило при большом скоплении народа, причем треть приходила из соседних городков. Угощение бывало куда как щедрое, пили не только воду, но и что-то, что заставляло хмелеть самых сильных мужчин, а потом танцевали так, что это скорее походило на оргию, чем на праздник.

Свадьбы случались часто по той причине, что местные девицы очень любили выходить замуж. Они выходили, через некоторое время, по-видимому, разводились, потом подыскивали другого «петушка»… У Кима сложилось впечатление, что девицы определенного возраста только и делали, что готовили еду, коллекционировали мужей да рожали детей, которые почти без «высиживания» в течение всего одного дня вылуплялись из очень слабой, прозрачной скорлупы. Так что пернатиков следовало скорее отнести к живородящим, чем к яйценесущим.

И никто не чинил им преград, никто не обижал их и, разумеется, даже не пытался поработить таким понятием, как долговременные брачные обязанности. Как правило, детей воспитывали матроны постарше, которым мужей уже не находилось. А мальчишек с определенного возраста «образовывали» мужчины.

Вот пернатые мужички были народом, не в пример женщинам, солидным. Они обучались бою, растили какие-то злаки, пасли стада разных животных, из которых добывали местное молоко, и, разумеется, охраняли свой город. Причем, если девицы бродили по этим землям где вздумается, то приход мужчины не в свою стаю грозил ему как минимум скандалом.

– А знаешь, в общем-то у них неплохая жизнь. Вот только попутешествовать от души их петушкам не удается, а так – вполне, – высказался Ким, как в детстве, думая заодно с Ростом.

– Для многих путешествия не являются большой ценностью. К тому же гарем с собой не потащишь, а это для их парней – главная забота.

– Да, с семейственностью у них – не в пользу мужиков сложилось.

– Ты осторожнее биноклем крути, – отозвался Ростик. – Не дай бог, линзами засверкаешь, тогда каюк нам, и не поймем, когда прокололись.

Наблюдение означало ту опасность, что можно было выдать себя, блеснув стекляшками бинокля. Чтобы этого не получилось, Ростик сначала попробовал навешивать сверху и перед линзами тонкую марлю, выкрашенную в серый цвет, но она очень уж затемняла поле зрения. Тогда он попытался создать почти непроницаемый занавес из кустов над собой и по бокам, наблюдая за городом в щелку между листьями. Но высматривание в узком секторе, когда они не знали, что ищут, никого не устраивало. В общем, нужно было рисковать, хотя, как сказал как-то Ким, – «с неудовольствием».

– На, смотри дальше, – отозвался Ким и вернул бинокль. – Но когда начнется, позови. Я тоже хочу посмотреть, ради чего мы тут сидели.

Просматривать город оказалось нетрудно, потому что он создавал очень уж странную картину. По сути, конечно, это был не совсем город. С человеческой точки зрения он походил на кучу гнезд, расположенных на земле, поскольку бегимлеси летать не умели. А вот уже между ними были устроены из ветвей мостики, переходы и довольно большие площадки, часто высоко поднятые над землей. Этот многоярусный мирок, по-видимому, должен был создавать иллюзию парения и компенсировать утраченное пернатыми искусство полета.