Закон военного счастья - Басов Николай Владленович. Страница 18

– Так, – вырвалось у Ростика. – Теперь понятно, почему ребята на шаре заметили это облако.

– Именно облако, – согласился Ким, – а не марево… Трудно не заметить. Но почему оно получается?

– Это пар. Стеклянный пар. И выбрасывается он вверх не только потому, что пар всегда взлетает, а еще и оттого, что его горячие молекулы выбивает антигравитационный блин… Понимаешь, получается как бы схема двойного кипения.

– Понимаю. А металл все равно остается внизу, – выдвинул предположение Ким. – Ведь он легче…

– Или тяжелее?.. Если он остается с внутренней стороны, то антиграв его не выбивает наверх, значит, он все-таки тяжелее, хотя бы ненамного… – задумался Ростик. – Да, тут есть какая-то тайна. Нам придется ее выяснить.

– Пусть инженеры думают, – предложил Ким. – Они для того и умеют всякие процессы рассчитывать и знают больше нашего.

Внезапно экватор котла двенадцать отборных вояк пустили катиться по инерции, а сами подняли руки вверх и торжествующе что-то закричали. Закричали и все пернатые, стоящие до этого очень тихо. Пернатики, крутившие экватор, снова взялись за работу, но уже чуть медленнее, не так напряженно и тяжело.

Перевернутое вверх выпуклой стороной параболическое зеркало стало матовым. Ростик понял, что это означает – последние, самые горячие верхние слои стекла застыли. И хотя вся конструкция еще не стала жесткой, но окончательную форму уже приняла.

Спустя полчаса жрецы в сером сняли готовое зеркало с гравитационного станка. За это время к внешней поверхности были приклеены – другое слово было бы неправильным – довольно крепкие на вид стеклянные рукоятки, или массивные проушины, за которые зеркало можно было таскать как угодно.

Потом его передали старым воякам, которые осторожно, распевая какие-то песенки, потащили его в тот самый северо-западный угол города, который Ростик отметил, но не смог распознать до этого утра. Теперь он понял – в замеченной им выгородке хранили изготовленные ранее зеркала, перевернутые вверх днищем.

– Интересно, – спросил Ростик, – для кого они так трудолюбиво работают?

Об ответе он мог только догадываться. Но не сомневался, что со временем обязательно его получит. Не мог не получить. Все шло к тому, что такие мелкие загадки Полдневья они уже научились разгадывать почти без потерь.

Глава 9

Огни в городе пернатых погасли, когда Ростик еще и выспаться не успел. Он так и не узнал бы об этом, если бы Ким его по-товарищески не разбудил особенно зловещим шепотом:

– Все стихло, командир.

Рост сразу схватился за ружье, потом опомнился.

– Что? – Помолчали. – Ты что сказал?

– Что все стихло.

Рост рассердился.

– За такие штучки, косоглазый, по шее дают.

– Это не штучки. Я тоже решил выспаться и предупреждаю тебя об этом.

– Ты что, не мог волосатика на стреме оставить?

– Ему тоже придется выспаться. Так что для дежурства только ты и остаешься.

Ростик прикинул комбинацию, вспомнил об их плане и согласно кивнул. Ким, что ни говори, был прав. С этим приходилось считаться. И весьма.

Рост потянулся, умылся из фляги остатками воды, которая протухла еще неделю назад, мельком подумал, что пора, используя свои командирские возможности, завести не солдатскую алюминиевую флягу, а нормальную, из местной нержавейки, в которой вода никогда не портится, напился из общего котелка, в котором вода осталась относительно свежей, хотя и была все время теплой, как в чайнике, и сел следить за противником.

Как Ким и отметил, в городе пернатых все стихло. Только изредка где-то кудахтали большие, размером с приличную собаку, птицы, которых бегимлеси использовали в пищу. Сначала Ростику казалось, что это как-то не по-людски, есть почти таких же, каким являешься сам, потом он вспомнил, что люди едят кроликов, коров и даже лошадей, и успокоился. Это было как раз вполне по-людски.

Когда погасли последние огоньки, где-то совсем недалеко от стен города, но все-таки не в нем, стали перекликаться постовые. У них голоса делались все более невнятными и усталыми, невнятными и усталыми, невнятными… Рост очнулся, когда понял, что мирное высиживание на одном месте сморило его, как последнего новобранца. Он встал, отжался на кулаках, как его научил старшина Квадратный, пробежался на месте, потому что бегать всерьез по этим кустам было некуда, да и слишком шумно, и снова сел смотреть на город.

На этот раз, чтобы не уснуть, он попытался представить, как этот город называется на языке пернатиков, как он будет называться, когда они помирятся с людьми, как его будут называть люди… Ничего не придумав и опять едва не уснув, Рост попробовал выяснить по часам на приборной доске их гравилета, сколько времени. Стрелки их приборов были вымазаны каким-то фосфоресцирующим раствором, поэтому светились даже в полной темноте. Вот только по сравнению с тем свечением, которого, как Ростик помнил, человечество добивалось на Земле, здешнее было слишком уж бледным, сине-зеленым, и его часто, по словам Кима, приходилось подновлять.

Часы указывали, что до рассвета осталось еще часов пять, если Рост правильно перевел шкалу сегодняшнего дня на временную поправку. Интересно, почему-то с раздражением подумал он, неужели нельзя было, сменив всякие привычные нормы времени, так же сменить и шкалы на часах? Неужели нельзя было осуществить такую, в общем-то, необходимую попытку приспособиться к Полдневью… Потом он вспомнил, что дело не в шкале, а в скорости хода маятников всех часов в городе, в зубчатой нарезке на шестеренках часов и лишь потом в шкалах, которые, впрочем, тоже очень трудно было бы совместить. В общем, с их нынешней техникой это было пока невозможно. Проще было пользоваться старыми, земными часами, предлагая для каждого дня определенную поправку и пересчитывая показания по формулам.

После того как ему не удалось сообразить, как он будет пересчитывать время завтра, Ростик понял, что снова засыпает, и потому решил приниматься за дело сейчас. Иначе они не сумеют провернуть свое дельце сегодня, а ждать еще один день было и опасно, и глупо – у них подходила к концу вода, кончились консервы и давным-давно исчезли последние сухари. А питаться сушеным мясом и сухофруктами им уже надоело так, что хоть на Луну вой… Да, решил Рост, была бы тут Луна, непременно повыл бы.

Ким, как несколько часов назад сам Рост, поворчал, когда его будили, назвав Ростика почему-то «розовым пингвином», но потом напился воды и повеселел. Вот кто не очень хотел приниматься за дело – так это Винторук. Он ворчал, взрыкивал, один раз даже поскулил, но все-таки залез в лодку и принялся раскочегаривать котел. Ребята собрали вещи, потом по взаимному соглашению уничтожили все следы их постоя на верхушке скалы – вдруг еще придется пользоваться этим местом для наблюдения – и забрались в гравилет.

Посидели, привязываясь к креслам, пробуя ручки управления, оружие в кобурах, потом Ким прикрикнул назад:

– Винт, ты не особенно шуми котлом. Мягче, волосатый, мягче.

– А он может? – спросил Ростик.

– Он все может, если захочет. Таким мастером стал – любо посмотреть, если понимаешь, конечно.

Взлетели. Плавно, так что даже не зашелестела трава внизу, развернулись в сторону города, соскочили с каменного столба, который за последние дни успел, как оказалось, им уже надоесть. Без гула, лишь с едва слышным свистом прошлись над соседним леском, потом, определившись с положением по негромким указаниям Винта, двинули по широкой дуге вокруг города, к его северо-восточной оконечности.

Ким поупражнялся на рычагах, убрал свист воздуха, потом покачал машину, где-то грохнуло, он посоветовал Винту закрепить вещички получше, когда все стало надежно и тихо, словно в могиле, полетел вперед. Внезапно шепотом спросил:

– Рост, а если оно тяжелое? Их пернатые все-таки вшестером поднимают – эти литые блины. А пернатые знаешь какие здоровые?

– Это не блины, это параболические зеркала.

– Параболоиды?.. Так их и назовут в Боловске, вот увидишь.