Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович. Страница 17

А Жак предпочитал любому наземному транспорту свой верный мотоцикл «Урал», на котором он носился в любое время года и суток. Они на пару с кардиналом выбирались на трехколеснике по грибы да по ягоды, а также на рыбалку. Сам Васнецов угорел бы от хохота, если бы ему поручили написать картину «Министры едут на природу»: за рулем в танковом шлемофоне и в авиаторских консервах – министр иностранных дел Жак; в коляске, нацепив на себя старую моргуновку, и с автоматом «Стэн-2» на груди – первый министр и кардинал Франко.

Последняя перепись Парижа насчитала тридцать тысяч проживающих в черте этого славного города и почти столько же – в окрестностях, заселенных вольными пеонами и вассалами вассалов. Не было города крупнее в Европе, лишь Бобр с окрестными слободами, монастырями да городищами мог тягаться с Парижем. Все-таки Бобр не был городом в привычном понимании этого слова – просто плотно заселенная зона образовывала почти круг с диаметром километров шестьдесят.

Если Париж при желании мог свободно сойти за мегаполис, то Бобр (который уже кое-кто потихоньку начал называть Бобруйском) был похож на огромный колхоз с центральной усадьбой в виде военгородка. За прошедшие двенадцать лет он оброс пригородами, в которых охотно селились люди из дальних поселений. Вследствие того, что средний возраст населения Бобра колебался от двадцати пяти до тридцати лет, мудрый Норвегов ввел всеобщую воинскую повинность со сроком службы от года (для семейных) до трех лет (принципиальные одиночки).

Белоросская колония в Париже достигла примерно двухсот человек, образовав своеобразный «Кукуй». Земли вокруг посольства были переданы во владение послу белоросского государства. Ввиду малоопытности франков люди Волкова служили на мытне, охраняли верфь в Па-де-де, несли караул в посольстве и в министерстве иностранных дел. Специальные патрули помогали префектам охранять покой мирных жителей.

Под руководством герцога де Лаваля было создано отделение по чрезвычайным ситуациям и курировалось им весьма пунктуально. Именно этим отделением был локализован знаменитый пожар 263 года, едва не охвативший половину Парижа. Начался пожар в королевских конюшнях и перекинулся на собор святого Антуана. Но прибывшие пожарные «Уралы» залили пеной все конюшни и половину собора, отчего фрески знаменитого Поля Амбрэ зело посветлели, а лики святых сменили выражение юдоли печальной на бесшабашный пофигизм.

С тех пор кардинал, любивший лично посещать торжественные мессы, старался не смотреть на потолок, ибо при зрении, ликов святых его разбирал дьявольский хохот. Андриан Городов предлагал свои услуги по художественной части, но Людовик, уже имевший коллекцию работ прославленного передвижника, наложил на сие дело вето.

– Пусть уж эти... придурки скалятся с потолка, чем семь кругов ада наяву! – заявил он, а кардинал присовокупил:

– Пойдем, сын мой, нарисуешь мне картину из жизни грешников в аду. Уж очень хорошо у тебя всякие жуткости получаются. Главное – чтобы огонь под котлом побольше был...

– Картины пишут, а не рисуют! – пробурчал Андриан, но, заинтригованный, поволокся вслед за Его Преосвященством.

На двери кабинета Андрея Константиновича Волкова висела золотая табличка с выгравированной надписью: «Посол государства Белая Русь во Франко – п.п-к Волков А.К.». На двери напротив его кабинета висела табличка с надписью «Торговый атташе при посольстве Белой Руси – ст. пр-к Лютиков А.Д.». За этой дверью, надувшись, как мышь на крупу, сидел сам Шура Лютиков в расстегнутом кителе и цедил из самовара в чашку кипяток.

Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет атташе вошел коренастый невысокий человек в парадном мундире.

– Шура, хорош чаи гонять, – рявкнул он, – переодевайся. Мы через два часа должны быть уже в Оберланде!

– Бог с вами, Андрей Константинович! – засуетился Лютиков. – У нас масса времени! «Бетрель» туда добежит за полтора часа! Чайку не желаете, пока я буду переодеваться?

– Ну, давай побалуюсь, что ли... – махнул рукой Волков. – Знаю, плут, что чай у тебя хорош! С таможни небось?

Лютиков почти всем корпусом скрылся в шкафу, и на вопрос посла прореагировал весьма аморфно. Что-то пробурчал, натягивая парадную майку-полосатку, и принялся впихиваться в брюки.

– Смотри, Данилыч! – предупредил Волков, прихлебывая чай. – Ты у меня аки Меньшиков при Петре Первом...

– В смысле? – Из шкафа высунулась всклокоченная голова старшего прапорщика.

– В смысле, рука ты моя верная, но вороватая. Ну, это до первого аутодафе!

В шкафу испуганно хрюкнуло.

– Мне бы графа какой титул! – хрестоматийно пробурчал Лютиков.

– Я специально для тебя придумал новое звание: Заслуженный прапорщик Вооруженных Сил. Цепляется четвертая звездочка с одновременным отлучением от церкви.

– Что это значит? – беспокойно задвигал носом атташе. Он уже вылез из шкафа, щеголяя новой николаевской тужуркой, из-под которой была видна черно-белая тельняшка. Голову атташе прикрывал хромированный картуз с кокардой ВДВ. На портупее болтался вороненый наган. Волков едва не подавился чаем.

– Железняк, твою мать! – сплюнул он. – На колчаковских фронтах раненый... в зад! А отлучение от церкви, мон дью, означает, что тебя может любой лишить живота безнаказанно.

Шура снял картуз и вытер вспотевший лоб.

– Мне без церкви нельзя никак, – сообщил тихо он, – мне сам кардинал должен.

– Он простит! – так же тихо парировал посол. – Ты все-таки подумай насчет аутодафе. Самая милосердная казнь. Без пролития крови. Душа грешника прямиком отправляется в рай. Кто там нынче на воротах, святой Петр, по-моему... познакомишься. Денег ему одолжишь.

– Я больше не буду, – шмыгнул носом плут, выжига и крохобор Лютиков, – честно!

Андрей допил чай и искоса глянул на заместителя.

– Знаешь что, Данилыч? Если ты когда-нибудь напишешь мемуары, то свистни мне. Я к ним подклею все жалобы, что поступают на тебя. Получится посолиднее, чем у маршала Жукова. Ты куда, собачий сын, подевал три километра рельсов, что предназначены были для меловых шахт?

– Ах это! – вздохнул с облегчением Шура. – Намедни приперся новый герцог Орлеанский. Полдня умолял. Ему на виноградники нужно было. Взамен обещался поставить стройматериалы: строевой лес, тес, камень, мрамор. Нам же позарез это нужно – Кукуй растет.

Андрей Константинович наморщил лоб. Стройматериалы действительно архиважны.

– А себе что выторговал?

Лютиков замялся.

– Давай-давай колись! – подбодрил его подполковник.

– Ну, вообще-то герцог обещал в рыцари посвятить... —Гулкий смех посла был ему ответом.

– Какой из тебя рыцарь, Данилыч? Ну где ты слышал о жидах-рыцарях? И вообще, ты хоть грамотный?

– При чем тут это? – вскипел Шура. – Вы меня зажимаете, Андрей Константинович! Жалко вам, что ли, этого несчастного рыцарского звания! Вам же еще три года назад графский титул пожаловали...

– Дурак ты, прапорщик! Рыцарю ведь нельзя ни врать, ни воровать, ни трусить... А если нарушишь кодекс чести, то мигом лишат рыцарского звания!

– Это когда-то я врал? – не удержался Лютиков.

От такого нахальства у Волкова глаза вылезли на лоб.

– Еще рыцарь должен быть скромным, – жестко сказал он, – а ты у нас... Ладно, хватит языками чесать! Поехали!

Сидя в быстро несущейся на северо-восток «Бетрели», Волков распекал своего заместителя:

– Видано ли дело! Прапорщик в ангелы лезет! Да тебе в чистилище пятьдесят тысяч лет сидеть при самом выгодном раскладе! И то, если святой Петр пьян будет. А иначе – самый теплый котел в аду тебе обеспечен, да еще в сумеречной зоне.

Надувшийся Лютиков равнодушно смотрел на пролетающие мимо поля и фермы через бронестекло. Экипаж «Бетрели» резался в карты, лишь механик-водитель сидел на своем сиденье и, позевывая, следил за дорогой.

– Что за черт! – внезапно выругался он, притормаживая.

Посреди дороги лежала срубленная осина.

– Пойду посмотрю, что ли... – сказал водитель, приоткрывая люк.