Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович. Страница 22

– Обращение «Мария Николаевна» мне в детском саду опротивело, – пояснила молодая женщина, широко улыбаясь. – «Николаевна» – слишком по-колхозному. Я ведь не бригадир в полеводческом летучем отряде номер три по скоростной уборке моркови...

– Еще Маша не любит, когда к ней обращаются по половому признаку, – сообщил Каманин-младший.

– Это как? – не поняла Инга.

– А вот так, – фыркнула Маша и внезапно протянула гнусавым голосом завсегдатая гастрономов: – Девушка!!! – от неожиданности Инга подскочила.

– Ну вы даете!

– Это не я, – еще раз фыркнула Маша, – у Чехова в пьесе «Медведь» Смирнов тоже похоже вопил.

– Человек!!! – басом проревел Ростик. Подскочили обе.

– Шаляпин недорезанный, – сказала Маша, держа ладонь у сердца, – хорошо, хоть девочки в школе, а не то...

Парень засмеялся и, взяв Ингу за руку, повел ее по широкому коридору, по дороге продолжая гудеть шаляпинским басом известную песню Преснякова из фильма «Фантазии Веснухина».

Спит придорожная трава...

– Очень похоже! – ядовито прокомментировала девушка, когда прозвучали последние слова о мальчике, выпившем молочка и неизвестно отчего забредившего островами. – Вовку Преснякова наверняка бы хватил кондратий. А это все ваши книги?

Весь десятиметровый коридор справа и слева занимали высокие стеллажи, сплошь заполненные книгами. Слева в углу сиротливо притаилась алюминиевая стремянка с деревянными лакированными ступеньками.

– Есть версии, что не наши? – тут же спросил парень. – Вот этот «Ремарк», кажется, соседский... – Ростик указал на экземпляр «Триумфальной арки» в шикарном кожаном переплете. – Отличная, между прочим, глянцевая бумага!

Девушка внезапно обернулась к нему.

– Ты опять? – укоризненно спросила она. – Ты ведь обещал.

– Когда это? – искренне удивился он, но, увидев, что Инга расстроена, поправился: – Ну-ну! – утешительно произнес парень. – Не забывай, что мне всего лишь пятнадцать лет. Завтра исполнится.

– Да ну? – хмыкнула Инга. – Иногда мне кажется, что ты на десяток лет старше нашего Кириллова.

Профессор Переплут внутри Ростислава прикусил себе язык мощными челюстями бульдога. Все-таки нужно поосторожнее с этой девицей. Не у всякого пятнадцатилетнего пацана хватка Дика Сэнда [4]. Он улыбнулся и прошамкал:

– О да, прелестное дитя! На самом деле мне через два года – ровно сотня.

– Вы хорошо сохранились, – промурлыкала Инга, – молоды до неприличия! Не расскажете мне как-нибудь о тысяча девятьсот семнадцатом?

Ростислав жестом пригласил Ингу войти в его комнату – помещение квадратов двадцать, веселившее глаз чешскими фотообоями с изображением водопада Анхель.

– Как все-таки насчет семнадцатого года? – спросила она, с интересом озираясь вокруг.

У широкого окна располагалась видеодвойка G-50 от фирмы «Panasonic»: телевизор на двадцать девять дюймов и мультисистемный видеомагнитофон. Рядом у стены стоял аквариум литров на триста, в котором меланхолично плавали два вида рыб: одни с выпученными, словно от запора, глазами и другие – пышнохвостые, отсвечивающие яркой желтизной.

– Чего это они такие глазастые? – удивилась девушка.

– Это телескопы, а другие – вуалехвосты, – терпеливо принялся объяснять парень.

– А золотых рыбок нет? – задала она очередной вопрос.

Ростислав фыркнул.

– Обе эти разновидности не что иное, как так называемые золотые рыбки. Желаний только они выполнять не могут. Хотя ухой я им не грозился. Сейчас вот помещу в аквариум кипятильник, посмотрю, как они запоют!

– Не нужно! – воскликнула Инга. – Живодер! Ты мне, кстати, так и не рассказал про семнадцатый год!

Каманин выпятил вперед подбородок и загнусавил, отчаянно шамкая:

– О, это было страшное время! В разгаре Первая мировая война, Миколка-паровоз Второй подписывает 2 марта в Пскове отречение от престола, прямо в личном вагоне. Великий князь Михаил отпихивается от чересчур тяжелой короны руками и ногами. Со 2 марта по 25 октября сменяется четыре состава Временного правительства. Летом в районе железнодорожной станции Разлив в стогу сена скрываются товарищи Ленин и Зиновьев (они же Ульянов и Радомысльский). В сентябре выходит из тюрьмы на свободу знаменитый бунтарь и нигилист Лейба Бронштейн; весь сентябрь и начало октября он активно поднимает массы на борьбу и фактически становится главарем Октябрьского переворота.

– Погоди-погоди! – перебила его Инга. – Ни о каком таком Лейбе Бронштейне я не слышала! Что за неизвестная фигура?

– Ну как же! – добродушно засмеялся Ростик. – Лейба Бронштейн – он же Лев Давидович Троцкий, замоченный в сороковом году товарищем Меркадером. В Мексике. Естественно, по приказу товарища Джугашвили. Естественно, семнадцатый год заканчивается бегством всех более или менее умных людей за кордон. Вот и вся история.

Инга подошла к аквариуму, щелкнула пальцем по плексигласу, посмотрела на реакцию рыбок.

– Ты по жизни пессимист или от нехватки материнской любви? ...Ой, извини, кажется, я что-то не то ляпнула.

– Ничего, – махнул рукой Каманин, – мать здесь ни причем. Ты про Карлсона читала?

– Читала, – ответила она, – хотя не совсем понятно, причем здесь этот летающий гой.

– Сам-то он ни при чем. Просто по ходу чтения выясняешь, что у простой шведской семьи Свантесонов была квартира в пять комнат, помимо столовой и гостиной. Куфня, естественно, не в счет. И жили они в четырехэтажном доме, где был лифт. Ты видела когда-нибудь в хрущевке лифт? Или столовую в пятикомнатной квартире для обычной советской семьи? Не смотри так по сторонам! Мой батька принадлежит к элите общества вполне заслуженно! Иначе при соответствующем «ай-кью» он бы ютился в свинарнике для молодых специалистов.

– Ну ты и разошелся! – сказала девушка. – Я тоже читала Линдгрен, но на подобные мелочи внимания не обращала...

– Ничего себе, «мелочи»! – голосом великим возопил Ростислав. – Жизнь наша – цепь, а мелочи в ней – звенья!

– Нельзя звену не придавать значенья! – подтвердила Инга. – У меня папа был в Чехословакии. Там, говорит, по сравнению с нами, рай.

– Чем ближе к Западу, тем полоса отчуждения богаче, – подвел итог Каманин. – Итак, мадемуазель, видик будем смотреть? Денни де Вито и Арни Шварц – бесподобная парочка!

Свет настольной лампы освещал правую половину лица Инги Самохиной и делал ее еще прекраснее, чем днем. Популярно объясняя девушке начала тензорного исчисления, Ростислав невольно обратил внимание на игру света и тени, Однако молодые гормоны глушились без проблем – беспокойств по поводу своей несдержанности парень не испытывал.

– В тензорном исчислении изучаются величины особого рода – тензоры, которые описываются в каждой системе координат несколькими числами, причем закон преобразования этих чисел при переходе от одной системы координат к другой более сложен, чем у векторов, – терпеливо продолжал он, подавляя дурные мысли, – соответственно, тензор инерции – это своего рода матрица, которую...

– Все! – подняла руки вверх Инга. – Охотно верю, что ты можешь трепаться об этом целый вечер, но уже скоро восемь. Пора маленькой девочке и честь знать. Мне векторы укажут путь-дорогу...

– В «пятерку» или в синагогу! – подхватил Ростик. – Ты забыла, что мы еще пиццы не отведали?

Глава 9. Земля. 1992.

Иннокентий

– Добрый вечер! – поздоровался Кеша с публикой, заседавшей в актовом зале университета. – Мы благодарим вас за то, что не поленились прийти на презентацию нашего первого альбома «Мелодия разбитых сердец». Двенадцать песен о любви, верности, измене и ненависти – первая наша попытка заявить о себе на этом капустнике. Наша группа имеет название «Торнадо», и я сейчас назову вам ее состав. Итак: Виталий Васильев – бас-гитара!

Виталик зарядил пятнадцатисекундную вариацию из Вагнера, на что публика отреагировала весьма тепло.

– Игорь Сикорский – соло!