Гадание при свечах - Берсенева Анна. Страница 50

– Иногда мне казалось, что да… Раньше. Но именно сейчас – я не знаю.

– Тогда зачем же вы ее торопите? С чего вы взяли, что покориться судьбе – значит для вас уехать в Орел?

Марина не знала, что на это ответить.

– Но куда же мне в таком случае уехать? – недоуменно спросила она.

– Да никуда, я думаю, – пожал плечами Шеметов. – Может быть, я не так проницателен, как ясновидящие, но мне кажется, что вам сейчас лучше всего остановиться и оглядеться. Меня ведь, знаете, так это удивило – то, что вы рассказывали… Как вы прямо с Курского вокзала отправились к этой своей магине, как будто знали ее сто лет. Ну, хоть бы на лавочку присели в сквере, хоть полчаса бы подумали! Но извините, – тут же оговорился он. – Это, конечно, не мое дело, да я могу и не понимать чего-нибудь в колдовских ваших порывах…

– Алексей Васильевич, но как же вы это себе представляете? – тихо спросила Марина. – Остановиться, оглядеться… Где мне теперь оглядываться-то? На Курском вокзале?

Лицо у него стало особенно невозмутимым – пожалуй, даже слегка надменным.

– Почему же на Курском? Разве то пристанище, где вы провели две ночи, показалось вам недостаточно надежным?

– И как же все это будет? – так же тихо произнесла она. – Я буду сидеть в этом пристанище, а вы – навещать меня по мере вашей… надобности?

– А если нет? – быстро спросил он, и бровь его вопросительно надломилась. – Если я совершенно не буду вас навещать?

– Я не верю в это, – решительно сказала Марина. – Извините, Алексей Васильевич, но правду как-то по телевизору сказали: бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

И тут он расхохотался.

– Где-где, вы говорите? Отлично, колдунья! Жаль, что у меня не хватает времени на телевизор! Действительно, ведь так оно и есть… А вот, кстати, принесли и сыр, и фрукты тоже. – Завершая смех улыбкой, он кивнул на круглую мраморную дощечку с несколькими сортами сыра, которую держал в руках подошедший официант. – Мистическая вы личность, Марина!

– Какая же мистика? – Ей трудно было не улыбнуться, когда он улыбался. – Вы же сами заказывали сыр и фрукты…

Шеметов больше не заговаривал ни об Орле, ни о пристанище, но Марина чувствовала, что напряжение, возникшее после его неожиданного предложения, не отпускает ее.

Они ели еще десерт, какие-то ягоды под воздушным соусом, Шеметов расспрашивал о портрете, который писал магический художник Глеб. Потом он взглянул на часы и подозвал официанта.

– Что ж, дорогая колдунья, как ни приятно ваше общество, но мой обеденный перерыв закончен. Толя вас проводит, – сказал он, расплачиваясь с официантом.

– Но Алексей Васильевич… – начала было Марина.

– Да поживите вы спокойно, Марина, – сказал Шеметов, и она увидела, что лицо у него теперь не насмешливое и не надменное, а снова – немного усталое и немного печальное, как в первый день, когда он пришел в студию госпожи Иветты. – Не волнуйтесь, я не буду у вас появляться. И сыра там никакого нет… Вот ключи. Вы правда не волнуйтесь: я уезжаю сегодня вечером, в Москве меня не будет, и беспокоить вас будет некому.

С этими словами он поднялся и, кивнув Марине, пошел к выходу. Она тоже встала, провожая его взглядом. Шеметов остановился на мгновение у двери, как будто хотел обернуться. Но тут же вышел, не оборачиваясь.

Глава 4

Наверное, это и было сейчас единственно необходимым – остановиться, оглядеться. В квартире на Патриарших стояла тишина, телефон молчал, в дверь никто не звонил – и Марина почувствовала, что полностью предоставлена сама себе, своим мыслям и чувствам.

Сначала они путались и сбивались, натыкаясь на неизбежный и бесплодный вопрос: что делать дальше? Но вскоре все в ней само собою начало успокаиваться: благодатная сила времени поддержала ее. Никто не торопил время, и каждый день тянулся медленно, со спасительным однообразием.

Нежиль, запущенность, которою была пропитана вся квартира, действовали угнетающе. Марина помыла окна, полы и кафель в ванной, вытерла пыль с книг, перетерла и перемыла все на кухне, перестирала покрывала, но ей казалось, от этого мало что переменилось. Какая-то тоска и оставленность въелась в самые стены, и ничего нельзя было с этим поделать.

«Что ж, я поживу здесь, и, может быть, это уйдет?» – подумала она.

Охранник Толя оставил ей деньги, вызвав легкую краску смущения на ее щеках.

– Какие проблемы? – удивился он. – Шеметов сказал оставить – я оставил. Ты же вроде сама говорила, что одолжить хочешь? Да и что это для него за деньги! – усмехнулся Толя.

Может быть, для Шеметова деньги были и небольшие, но Марине неловко было их брать. Если бы и правда только на билет… Но теперь ей не хотелось уезжать немедленно. Остановиться, оглядеться… К тому же ей пришлось купить юбку и пару блузок, невозможно ведь было постоянно ходить в «рабочем» платье, в котором она принимала посетителей в салоне.

И в первый апрельский день, когда она вышла на улицу – просто так, без цели, – мысли ее уже были легкими, не мучили и не пугали. В самом деле, ведь ей всего двадцать четыре года, у нее все впереди! Почему надо мучить себя вопросом о будущем? Все устроится как-нибудь и уляжется, она найдет работу, и вообще – может быть, ей все-таки удастся самой подготовиться в мединститут… Ведь она уже и в Орле думала об этом, пока встреча с Женей, неожиданно налетевшая любовь не спутала все планы.

О Жене Марина тоже думала, но как-то мимолетно, едва ли не рассеянно. Сначала она даже удивилась этому, а потом решила: просто надо сначала разобраться с собою, вся она должна перемениться – и тогда сможет думать о нем по-настоящему.

Ей даже любопытно было выйти «в первый раз» на улицу. Как встретит ее Москва, какими глазами сама она увидит любимый свой город? И дом в Гагаринском переулке…

Она шла вдоль низенькой ограды над прудом, смотрела, как лебеди медленно плывут по сияющей от солнечных бликов воде, и ей снова казалось, что она уже видела и пруд, и лебедей…

Дом в Гагаринском был все тот же, и Марина так обрадовалась, увидев его, что едва не засмеялась прямо на улице. И впечатление первого дня сразу вспомнилось: когда ей показалось, что можно войти в подъезд и увидеть ту самую лестницу, под которой отец прятался ребенком.

Неожиданно дверь подъезда открылась, и из нее вышел художник Глеб. Марина как-то забыла, что он живет в этом доме, поэтому его появление показалось ей таким неожиданным, как будто он вынырнул из-под земли! Она отшатнулась и едва не побежала.

Но Глеб уже заметил ее.

– Марина, постойте, погодите! – закричал он, бросаясь к ней. – Я только хотел поговорить!

Он нагнал ее на углу, пошел рядом.

– Я все знаю, – торопливо произнес Глеб. – Мне Иветта рассказала, я же там свой человек. Где же вы сейчас живете, Марина? Я думал, вы уехали.

– Она тоже так думает?

– Нет, она говорит: уверена, что вы где-то здесь… Это правда?

– Какая разница, Глеб? – спросила Марина, прибавляя шагу. – Жаль, что вы меня вообще увидели.

– А мне так нисколько не жаль! – горячо заверил он. – Я ведь действительно уверен был, что вам придется уехать, а вам, выходит, остаться удалось…

– Почему же вы были так в этом уверены? – спросила Марина, останавливаясь.

– Ну, почему… Потому что Иветта в такой ярости была, не передать! Сказала, что из-под земли вас достанет, что вы ее унизили, что она вам этого не простит. И знаете, Марина. – Глеб взглянул на нее смущенно. – Ведь она действительно все чувствует, прямо рентген, ей-богу! Мне иногда страшно бывает к ней приходить – насквозь видит…

– Зачем же приходите? – Марина снова пошла быстро, чтобы заглушить поднимающуюся тревогу.

– Сам не знаю! – искренне ответил он. – Я ведь вроде в другой сфере работаю. Астрология – ведь это не магия, ведь это наука. А все равно – тянет необъяснимое, и ничего я с этим поделать не могу. Как это вам удалось из-под нее вырваться, ума не приложу.

– А я не хочу прилагать к этому ум! – ответила Марина с неожиданной злостью. – Я вообще не хочу больше думать о ней и знать ее не хочу!