Ловец мелкого жемчуга - Берсенева Анна. Страница 30

В подъезде, по-старомосковски просторном и по-советски грязном, Федька придержал Георгия за плечо и сказал:

– Погоди, деньги я тебе лучше здесь отдам.

– Да не надо… – смущенно пробормотал Георгий. – За что деньги?

– Во-первых, не «за что», а «на что», – объяснил Федька. – Как ты ее перевозить собираешься? Машина нужна, грузчики. У нее же барахла небось за всю жизнь накопилось как грязи. Так что целку из себя не строй, бери. И ключ держи от новой ее хаты. А за труды потом, – подмигнул он. – Да и отметим по-людски, поляну накрою, за мной не заржавеет.

Квартиру Казенав открыл своим ключом, снова объяснив:

– Чего старушку гонять? Там коридор на полкилометра.

Коридор, начинавшийся в большой облезлой прихожей и заканчивавшийся в огромной полутемной кухне, и в самом деле был длинный, темный и гулкий. В него выходило множество дверей, но за каждой из них стояла гробовая тишина, и от этого Георгию стало не по себе.

«Как тут жить будет этот сибиряк? – подумал он. – И зачем?»

Федька постучал в самую дальнюю комнату и сразу распахнул дверь.

– Здравствуйте, Элиза Карловна! – бодро сказал он с порога. – Ну вот, я же обещал, что порешаем проблемку! Можете собираться, сегодня и переедете. Вот, молодой человек вам поможет.

Подготовленный мрачным видом прихожей и коридора, Георгий ожидал увидеть жуткую берлогу, хозяйкой которой он мгновенно представил парализованную старуху. Но, к его удивлению, комната оказалась просторной, светлой, и даже пахло в ней как-то не по-старчески: немного пылью и немного духами какими-то, что ли. Хозяйку он увидел не сразу – сначала услышал ее голос:

– Здравствуйте, Феденька. Я очень вам признательна. И вы действительно всегда делаете то, что обещаете, это редкое качество в молодом человеке. Элиза Карловна Кнебель.

Тут Георгий сообразил, что последние слова обращены к нему, и наконец увидел хозяйку, которая до этого словно сливалась с выцветшими до белизны обоями. Теперь старушка поднялась из кресла, накрытого чем-то вроде шали в цветах и птицах.

– Георгий Турчин, очень приятно, – сказал он.

И тут же сам себе удивился: он почему-то почувствовал смущение и скованность, хотя для этого не было совершенно никаких причин.

– Ну вот и познакомились! – Веселый Федькин голос разрушил эту странную неловкость. – Вы, Элиза Карловна, командуйте, не стесняйтесь. Жорик парень крепкий, понятливый, в ноль секунд вещички соберет. А я побежал – документы, сами понимаете. Счастливо вам там на новом месте!

Только когда Федька уже выскочил из комнаты, Георгий сообразил, что не спросил у него самой простой вещи: а дочка-то разве не примет участия в сборах? Или зять, или внуки, или кто там еще есть из родственников? Ему показалась невозможной и дикой сама мысль о том, что совершенно чужой человек вдруг, ни с того ни с сего, разрушит то, что создавалось в этой комнате годами и десятилетиями…

Он взглянул на Элизу Карловну, по-прежнему неподвижно стоящую рядом с креслом, но почему-то не решился спросить ее об этом. Она смотрела прямо на него, глаза у нее были совсем светлые, как будто тоже выцветшие.

– У вас красивое имя, Георгий, – неожиданно сказала она. – А как зовет вас мама?

– Егором, – почувствовав, как почему-то сжимается горло, ответил он.

– Да, ведь это самый естественный уменьшительно-ласкательный вариант, – улыбнулась Элиза Карловна. – Знаете, я когда-то мечтала так назвать сына. – В ее голосе прозвучали доверительные интонации, от которых Георгию захотелось провалиться сквозь скрипучий паркетный пол. – И думала, что буду звать его именно Егором, потому что, согласитесь, Георгий – это немного торжественнее, чем предполагает повседневная жизнь. И Марина Цветаева ведь тоже назвала сына Георгием. Вероятно, это имя связано с какой-то наивной женской мечтой о мужественности… Вы не против, если я буду обращаться к вам уменьшительно? – спросила она. – Ведь вы много моложе меня, и в этом не будет фамильярности.

В ее тихом голосе послышались извиняющиеся интонации, и Георгий почувствовал то, что чувствовал только один раз в жизни, в семь лет, когда нарочно попал футбольным мячом в облезлую кошку соседки-учительницы, но старушка не заругалась, а заплакала.

– Конечно, пожалуйста… – пробормотал он, отводя глаза и сглатывая острый комок, стоящий в горле.

– Спасибо. Егор, вы можете приступить к сборам, – тем же извиняющимся тоном сказала она. – Мне не хотелось бы вас задерживать.

– Но… Может быть, кто-то еще придет? – наконец решился спросить он. – Кто-то из ваших…

– Я думаю, нам не стоит никого ждать, – улыбнулась Элиза Карловна. – Ирочка – это моя дочь – работает. Николай, ее муж… Он тоже занят, вероятно. Я сама постараюсь вам помочь, насколько сумею.

Чтобы не смотреть в ее глаза, Георгий обвел взглядом комнату. Ощущение чистоты и тишины, которое возникло у него сразу, только подтверждалось. Хоть Федька и говорил о накопленном барахле, ничего подобного в комнате не просматривалось. Мебели было совсем мало – стоящая в неглубоком алькове кровать с деревянной спинкой, кресло, накрытое шалью, книжный стеллаж, небольшой круглый стол. О том, что в этой комнате прожита долгая жизнь, напоминал только узкий прямоугольный столик у стены да невысокая этажерка: и то и другое было уставлено фотографиями в рамочках, шкатулками, фарфоровыми фигурками и еще какими-то безделушками.

«У Марфы тоже такой столик в комнате стоял. С часами», – вспомнил Георгий.

– Не волнуйтесь, это не должно занять много места, – проследив его взгляд, сказала Элиза Карловна. – Все, что стоит на консоли, я думаю, уместится в один ящик. Если можно, мы завернем эти вещички в бумагу, – просительно добавила она. – Мне было бы жаль, если бы по дороге они разбились.

После пяти минут общения с Элизой Карловной Георгий готов был завернуть ее вещи не то что в бумагу, а в шелк и бархат.

– Жалко только. – Он наконец взглянул в ее глаза. – Жалко же все это… трогать.

Он хотел сказать «разрушать», но не смог произнести это слово.

– Егорушка… – Она снова улыбнулась. – Видите ли, моя жизнь сложилась так, что я очень рано поняла смысл библейской фразы о том, что не надо собирать сокровищ на земле. Я и не собирала, даже в молодости, когда интерес ко всему этому был бы естественным. А тем более теперь. Люди моего возраста должны беспокоиться только об одном: о не слишком затруднительной смерти. Извините, я вас испугала! – спохватилась она. – Боже мой, как нетактично с моей стороны говорить о таких вещах с юношей!

– Да ничего, Элиза Карловна. – Георгий улыбнулся – так трогательно выглядела ее боязнь его встревожить. – Я не пугливый. А во что мы вещи будем складывать? – Он огляделся.

– Знаете, у меня ничего нет, – растерянно сказала она. – Я думала, Федя привезет какие-нибудь ящики… Ведь я никогда не предполагала переезжать.

– Найдем ящики, не беспокойтесь, – сказал он. – Тут магазин есть поблизости?

– Да-да, на углу, у пруда. – Она быстро закивала седой, аккуратно подстриженной головой. – И там продаются бананы, значит, наверняка есть картонные коробки. Наташа всегда делала покупки там. У меня ведь были ученики, – объяснила она. – Конечно, немногочисленные, ведь немецкий сейчас не самый популярный язык. Но мне хватало, и, главное, я могла платить соседке, чтобы она поддерживала порядок в комнате, ходила в магазин. Наташа уже переехала, – добавила она.

За нехитрыми заботами по укладке вещей Георгий почувствовал себя как-то полегче. Хоть не надо было смотреть в ее печальные прозрачные глаза… Он сбегал к магазину и притащил гору картонных ящиков, заодно договорившись с двумя алкашами, чтобы часа через три они пришли таскать вещи, и с водителем мебельного фургона, чтобы он отвез старушкин скарб в Текстильщики. – Я буду укладывать всякие мелочи, – сказала Элиза Карловна, когда он вернулся. – Думаю, это мне вполне по силам, и к тому же это можно делать сидя.

– Ладно, – кивнул Георгий. – А я пока книги сложу. Он видел, что настроение у нее, несмотря на рассуждения о земных сокровищах, все-таки невеселое, и не знал, надо ли разговаривать с нею о чем-то или, наоборот, молчать. Элиза Карловна заговорила первой: