Портрет второй жены (Единственная женщина) - Берсенева Анна. Страница 55

Лиза заметила, что Юрино лицо стало замкнутым – как всегда, когда речь заходила об этом неведомом Саше. Что за история связана с ним?

– Уехал, – ответил Псковитин. – Вернулся в Новосибирск, в свой Академгородок.

– А-а! А я думал, в Штаты. Голова-то у него варила дай Бог, можно было ожидать, что он здесь не задержится, – сказал Виталий.

Юра пожал плечами:

– Может, он потому и задержался. Мы же с тобой не уехали, да? Или мы идиоты?

– Да нет, – усмехнулся Виталий. – Не совсем. Но, знаешь, Юра, мне совершенно не хочется заводить патриотическую песню. Я не уехал, хотя и мог, и ты не уехал, хотя еще как мог, но это наше с тобой дело, правда? Вопрос наших пристрастий и жизненных потребностей, и обойдемся без теории.

– Да что ты на меня набросился? – приобиделся Юра. – Нашел борца за патриотизм! Все же понятно, зачем объяснять.

– А мне тут, представляешь, месяц назад режиссер знакомый рассказывал: ему запретили во время гастролей в провинции играть один спектакль, – вспомнил Виталий. – Вы, говорят, своей постановкой оскорбили православную церковь. И кто говорит – губернатор, бывший секретарь обкома!

Все засмеялись, и Лиза вместе со всеми. Ей нравились Юрины друзья, нравилось, что они понимают друг друга с полуслова – как с этим длинноволосым пианистом Виталием Греминым. Вечер пошел незаметно, легко, и ее печаль почти исчезла.

На прощание, стоя на улице у входа в «Мегаполис», Виталий неожиданно протянул ей свою визитку.

– Мне будет приятно, если вы позвоните, Лиза, – сказал он. – А особенно если придете меня послушать. У меня концерт будет через неделю в Большом зале Консерватории. Приходите!

– Мне жаль, что мы так мало говорили с вами, – ответила Лиза, не покривив душой.

– Ничего, поговорим еще. Зато вы прекрасно слушаете, это не многим дано. Думаю, Юра не очень на меня обидится, если я приглашу вас как-нибудь в ресторан.

С этими словами он кивнул Лизе и сел в машину, которая должна была отвезти его домой. Псковитин разговаривал о чем-то с Ратниковым, покручивая на пальце ключи от своего «Опеля». Наконец они простились, и Юра подошел к Лизе.

Она заметила, что оживление, появившееся на его лице во время разговора с Греминым, снова исчезло. Юра смотрел на нее все тем же непонятно печальным взглядом, который она так часто замечала в последнее время.

Все уже давно разошлись, они вдвоем стояли перед освещенным входом в особняк.

– Лиза, – сказал он, – я должен тебе сказать…

Сердце у нее дрогнуло и заколотилось – значит, она не ошибалась…

– Я не смогу сегодня поехать к тебе. Приехала Юля. Я не знаю, что сказать тебе, Лиза, милая, не знаю, что тебе сказать!..

Она видела, что Юра хочет обнять ее, и вместе с тем понимала, что он не сделает этого. Все это отражалось в его глазах, на его лице.

– Что ж тут скажешь, Юра? Значит – так…

Она села в машину, Юра остался стоять у входа, и, обернувшись, Лиза долго смотрела, как он стоит неподвижно, засунув руки в карманы плаща, и неотрывно смотрит ей вслед.

Ей даже не пришлось сдерживать слезы. В той безнадежной пустоте, куда проваливалось сердце, не было слез.

Квартира встретила ее таким пугающим молчанием, что Лиза даже отшатнулась за порог.

«Я не смогу быть здесь без него, – подумала она с неожиданной ясностью. – Я не смогу без него сидеть на этой кухне, зажигать этот торшер…»

Она вспомнила, как золотистый свет заливал, очерчивал его высокую, стройную фигуру, когда он впервые пришел сюда и стоял посреди комнаты, улыбаясь ей, и глаза его светились счастьем.

«Но где я смогу быть без него?»

Эта мысль пронзила ее холодом и болью. Она поняла, что такого места на земле просто нет.

Лиза вошла в комнату, машинально опустилась на неразложенный диван. У нее не было сил даже на то, чтобы снять пальто, бессмысленность любого движения сковывала ее, не давала пошевелиться.

Она не помнила, сколько просидела так, на краю дивана: время остановилось для нее. Телефонный звонок раздался неожиданно, и Лиза как-то вяло удивилась собственному равнодушию. Она не сразу сняла трубку. Но, наверное, это потому, что звонил не Юра, она не столько знала это, сколько чувствовала.

– Лиза, ты что делаешь? – услышала она голос Сергея. – Почему к телефону не подходишь?

– Разве? – спросила она, едва шевеля языком. – Наверное, спала.

– Что значит «наверное»? Знаешь что, я приеду сейчас. Минут через двадцать буду.

– Не надо, Сережа, – ответила она. – Я уезжаю, не надо ехать.

– Куда это еще? – спросил он. – Что-то я не слыхал, чтобы ты уезжать собиралась. Лиза, прекрати ты это!

– Не приезжай, Сергей, – сказала она. – Я тебя очень прошу, не надо приезжать, я не хочу. Ну могу я не хотеть тебя видеть?

Она понимала, что делает ему больно этими словами, но у нее действительно не было сейчас сил видеть его, не было сил даже на благодарное чувство, которое вызывал у нее этот человек.

– Можешь, – ответил он, помолчав. – Ты все-таки позвони, если что. Это я просто так говорю, без всяких посторонних намерений. Позвони мне, прежде чем что-то предпринимать.

Лиза сидела с коротко гудящей трубкой в руках, и время снова шло незаметно, безжизненно, без отсчета минут и часов.

Новый звонок – на этот раз в дверь – прозвучал так неожиданно, что Лиза вздрогнула. Это был не Юра, она была уверена, но кто? Она никого не ждала. Но в конце концов, какая разница? Кто-то пришел, может быть, Сергей, только зачем?

На пороге стояла Юлия – молча, глядя на Лизу непроницаемо поблескивающими глазами. Ее длинная шуба из сапфировой норки тоже поблескивала в тусклом свете лестничной лампочки. Длинные золотисто-каштановые волосы были распущены по плечам и падали на высокий воротник шубы блестящими волнами.

Лиза видела ее второй раз в жизни. И теперь, как и в первый раз, в палате Склифа, она снова поразилась ослепительной красоте этой женщины.

– Вы разрешите войти? – наконец спросила Юлия.

Голос у нее был глубокий, с богатыми модуляциями, это чувствовалось даже в короткой фразе. Лиза отступила на шаг, пропуская ее в прихожую. То оцепенение, в котором она находилась весь вечер, после того как рассталась с Юрой, оказалось для нее сейчас спасительным. Она смотрела на его жену спокойными глазами, не чувствуя ни растерянности, ни смущения.

Юлия сняла шубу едва заметным движением плеча и, не глядя, оставила ее на тумбочке для обуви, потом прошла в комнату.

«Какая походка у нее удивительная», – подумала Лиза с неожиданной для самой себя ясностью.

Одного взгляда на то, как шла эта женщина даже по крошечной комнатке, было достаточно, чтобы позавидовать мужчине, которому дано прикоснуться к такой красоте. В каждом шаге Юлии, в каждом движении ее бедер была удивительная притягательность, дразнящая и отстраняющая одновременно. Она была в узкой черной юбке из матово поблескивающей плотной ткани, поверх глубоко вырезанной блестящей черной блузки был надет белый легкий пиджак.

Юлия окинула комнату мгновенным оценивающим взглядом, потом села на стул, непонятно почему стоявший посредине ковра, и положила ногу на ногу, ожидающе глядя на Лизу. Это была отлично выдержанная пауза. Словно Юлия ждала, что Лиза первой начнет разговор, хотя явилась к ней сама. Лиза молчала. О чем ей было говорить с Юриной женой и зачем?

– Что ж, вы очень привлекательно выглядите, – произнесла наконец Юлия. – Собственно говоря, мне хотелось всего лишь взглянуть на, так сказать, причину перемен в нашей жизни. Понятное желание, не правда ли?

Лиза не ответила, и Юлия продолжала, глядя на нее все тем же прямым и непроницаемым взглядом – особенно удивительным потому, что Лиза инстинктивно чувствовала, как волнуется сейчас эта блестящая красавица при всей ее редкостной выдержке.

– Мне почему-то казалось, что вы должны быть похожи на куклу Барби. Какая глупость, я ведь знаю, что у Юры хороший вкус. Но, как вы понимаете, я пришла не для того, чтобы делать вам комплименты.