Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 27

Эти мысли почему-то привели Алю в еще большую тоску. Она стояла на балюстраде, оглядывалась – растерянная, всему здесь чужая, неизвестно зачем оказавшаяся под этим мрачноватым сводом…

– Аля! Ты что здесь делаешь?

Илья стоял под самой балюстрадой и удивленно смотрел на нее снизу. Наверное, он уже входил в подъезд, когда случайно поднял глаза и заметил ее.

Она едва удержалась от того, чтобы спрыгнуть с лестницы прямо к нему на руки.

– Илюша… – дрожащим голосом выговорила Аля. – Я не смогла сегодня… Не могла делать то, что он хотел… И все пропало!..

Она хотела спуститься вниз, к нему, но тут силы совершенно оставили ее, и, опустившись на ступеньку, Аля наконец заплакала.

Илья сам взбежал к ней наверх, сел рядом и тут же обнял ее, прижал к себе.

– Ну вот, – расслышала она его голос; улыбка слышалась в его нежных интонациях. – Ну вот, а была такая решительная, такая упорная девочка! Ну, Алечка, перестань плакать, перестань, милая. – Илья тихонько похлопывал ее по плечу. – Расскажи мне лучше, что случилось. Ты плохо читала прозу? Или этюд провалила?

Аля покачала головой. Она не могла выговорить то, что хотела: мысли разбегались то ли от волнения, то ли просто от слабости, и слова никак не подбирались.

– Илюша, я ничего не ела, – вдруг сказала она вместо всего, что собиралась сказать. – Со вчерашнего дня…

Илья перестал гладить ее плечо и даже отстранился слегка, заглядывая ей в лицо.

– С ума ты сошла! – воскликнул он, присмотревшись повнимательнее. – Как же так можно, Алька? Ты же черно-белая вся, как из немого кино! Еще бы не провалиться!

Он встал и Алю поднял за собой.

– В ресторан не пойдем, – сказал Илья, открывая находящуюся здесь же, на площадке, дверь, которую Аля почему-то не заметила. – Правда, и дома шаром покати… Ну, ничего, сейчас раздобудем что-нибудь. Проходи, проходи, – слегка подтолкнул он ее.

Дверь вела в подъезд – точно так же, как та, перед которой Аля так беспомощно стояла несколько часов назад; непонятно только было, зачем нужна лесенка, балюстрада…

Впрочем, Але было не до того, чтобы думать об архитектурных излишествах мхатовского дома. Теперь, когда Илья был рядом и крепко держал ее под руку, она почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Все плыло у нее перед глазами, плясали какие-то блестящие пятна. Она и в квартиру вошла как-то машинально и, будь она одна, села бы на пол тут же, у порога, рядом с обрадованной Моськой.

Но Илья провел ее в комнату, усадил на тахту в углу и, присев, снял с ее ног пыльные туфли.

– Посиди, Алечка, – сказал он. – Халат надень, расслабься. Или погоди, я сейчас сам тебя переодену! – вдруг решил он.

Илья взял лежащую рядом с тахтой телефонную трубку и быстро набрал номер.

Он что-то говорил, прижав трубку щекой к плечу. Как сквозь туман, слышала Аля его голос и одновременно чувствовала прикосновения его рук. Ей становилось все легче с каждым прикосновением – она сама казалась себе все легче, как будто Илья не снимал с нее надоевшую «счастливую» одежду, а освобождал от тяжелых оков…

– Да, – слышала Аля. – Только с тамариндовым соусом, пожалуйста. Не вегетарианское, но рыбу запеченную – хорошо. Нет, пить свое будем.

Через пять минут трубка уже лежала на полу у кровати, а Илья завязывал на Але пояс длинного мягкого халата – на этот раз светло-бежевого, который вчера надевал сам. Она чувствовала, что, раздевая ее, он сейчас не загорается тем огнем, который испепелял вчера их обоих. Но это не казалось ей равнодушием.

Сейчас ей хотелось одного: чтобы он был нежен с нею, нежен без желания, в минуты ее слабости и усталости. И он был таким, какого она ждала.

– Сейчас, милая, сейчас принесут нам с тобой ужин, ты поешь, снова станешь веселая, – приговаривал Илья.

– Но я… – начала было Аля.

– Потом, потом расскажешь. – Он прижал ладонь к ее губам. – Сытый голодного не разумеет, знаешь? А я все-таки довольно сытый по сравнению с тобой. Хоть сегодня и закрутился, но на ходу что-то перехватил.

Аля не понимала, кому он звонил, откуда возьмется ужин, но ей это было безразлично. Время то замедлялось, то ускорялось в ее сознании, воспоминания о вчерашней ночи смешивались с тем, что происходило сейчас.

Она прилегла на тахту и, глядя на Илью, не могла понять: в комнате он или, может быть, вышел куда-то, а она вспоминает, как он вчера ходил по этой комнате и смотрел на нее, не отрываясь? Сегодня он надел черный халат, в котором вчера была она, и только по изменившемуся цвету она отличала грезы от яви.

Скоро ли раздался звонок в дверь – этого Аля уже не могла понять. Илья вышел в прихожую, поговорил с кем-то, открыв дверь на лестницу.

Потом он заглянул в комнату и весело сказал:

– Вот и ужин прибыл. Сейчас начнем пиршество!

Он придвинул к тахте низкий столик из золотистого дерева и весь его уставил тарелками с благоухающей разноцветной снедью. Из всего, что было на столе, Але приходилось видеть разве что хлеб. Да и тот был какой-то необычный – не хлеб, а большие горячие лепешки.

– Рыба запеченная у них отличная, – заметил Илья. – Они ее в йогурте вымачивают и такие приправы добавляют – не поймешь, что и ешь! Силы восстанавливает лучше кремлевских таблеток. И хлеб в настоящем тандуре пекут.

– Откуда же все это принесли? – спросила Аля.

– Да тут индийский ресторан прямо на нашей улице, – сказал Илья. – Конечно, из любого кабака привезут все, что угодно, хоть вместе со столом и стулом. Но я для разнообразия индийское заказываю, когда из дому выползать неохота.

Он налил в Алин бокал красное вино, а для себя открыл бутылку пива с немецкой этикеткой.

Аля ела медленно и сначала совершенно без аппетита – может быть, потому что желудок у нее ссохся за сутки. Но постепенно она почувствовала необычный вкус этих блюд – пряный, мятный, лимонный. Щеки у нее порозовели, а голова теперь слегка кружилась уже не от голода и усталости, а от терпкого вина.

– Ожила немножко. – Как и раньше, Илья не спрашивал, а просто отмечал Алино состояние. – Ну вот, теперь можно и поговорить. Так что же у тебя случилось?

Пока Аля рассказывала о том, что произошло с нею сегодня, Илья придвинул к себе большую коробку, стоящую на столике, достал длинную сигару, обрезал ее – на этот раз не ножичком, а с помощью какого-то маленького непонятного приспособления, закурил. Он делал все это неторопливо, со вкусом, хотя смотрел не на сигару, а на Алино взволнованное лицо.

– Да… – медленно произнес он, когда Аля остановилась, задохнувшись. – Славная история, вполне на уровне рядового сумасшествия!.. Не думаю, правда, чтобы Карталов очень удивился. Он такого в ГИТИСе навидался предостаточно.

– Но… как? – растерянно пробормотала Аля.

– Что – как? – пожал плечами Илья. – Ты не думай, я тебя не упрекаю и ругать, как нашкодившую первоклашку, не собираюсь. Я сам виноват, что с тобой нервный срыв случился, чего ж теперь ругать-то? Думать надо было о последствиях, а я голову потерял. Танец семи покрывал! – сердито произнес он.

– Но чем же ты виноват? – воскликнула Аля. – Я же тоже… Я же сама…

– Ну, понятно, не насиловал, – сказал он. – А все-таки надо было учитывать, кто ты и кто я. Есть разница в эмоциях! Да еще не накормил вчера, утром кофейком накачал… Чему удивляться! Ты туда, я так понимаю, в таком состоянии пришла – черти могли по углам мерещиться, не то что мистика всякая. Ладно, что ж теперь. – Он положил свою руку на Алину. – Теперь нам с тобой надо хорошо подумать. Может, это и к лучшему – то, что произошло. Я даже думаю, что наверняка к лучшему.

«Нам с тобой!» Он думал о них как о едином целом, он считал ее дела своими и не говорил, что это ее личные трудности!

– Я не знаю… – опустив голову, произнесла Аля. – Я еще не могла об этом думать… спокойно. Я ведь даже объявления не дождалась, сразу ушла.

В эту минуту она действительно не знала, к лучшему или к худшему то, что с ней произошло – то, что всего несколько часов назад казалось ей непоправимой катастрофой.