Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 28

– Ну, результат в общем понятен, – заметил Илья. – Завтра сходишь, выяснишь.

– Нет! – воскликнула Аля с неожиданным страхом в голосе. – Я не пойду! Я больше не могу туда идти!

Она представила, как идет по коридору ГИТИСа, заходит в деканат, видит сочувствующе-возмущенное лицо Мирры Иосифовны, может быть, встречает Карталова… При мысли о Карталове щеки ее запылали жарче, чем от вина.

– Нет, – повторила Аля. – Я не хочу туда идти и не пойду.

– Дело хозяйское, – пожал плечами Илья. – По-моему, это из области тех же бредовых фантазий, которые так тебе сегодня помешали. Но в твоем состоянии – объяснимо. В общем, дело, конечно, не в том, пойдешь ты туда или не пойдешь. Могу я сходить, разницы нет. Дело в том, как ты будешь жить дальше.

Он говорил спокойным и твердым тоном, и Аля вслушивалась в каждое его слово, как будто от каждого его слова менялась ее жизнь.

И она действительно менялась, обретала опору. Алина душа успокаивалась, снова – после целого дня отчаяния и пустоты – проникаясь тем живым трепетом, без которого невозможно было жить.

Она не замечала, что меняется даже внешне: проясняются глаза, распрямляются плечи. Она больше не напоминала сжавшийся на кровати комочек – в ее позе появилась та сдержанная грация, которую заметил Илья в первый же день их знакомства.

– Если бы знать, как жить дальше! – задумчиво произнесла она. – Я ведь представить даже боялась, что будет, если… В МАДИ поступить, замуж выйти? Страшно подумать.

– Что ж страшного? – усмехнулся Илья. – Девушки должны выходить замуж, и все девушки хотят замуж, что бы они ни говорили. И это нормально.

– Нет, я не о том, – слегка смутилась Аля. – Дело не в замужестве. Но я ведь действительно не знаю, как мне жить…

Ей так много надо было рассказать Илье, чтобы он понял! Невозможно было объяснить, что она чувствовала сейчас, не рассказав о коронах и платьях, о сцене перед жасминовой изгородью в поселке Семхоз, о квартире Наташи Смирновой, в которой охватывала невыносимая тоска, о том, как читала она ночью мемуары Алисы Коонен…

И как было рассказать обо всем сразу?

– Не представляешь, как жить, – и ждешь, что я тебе объясню в двух словах? – насмешливо спросил Илья.

Его насмешливые интонации словно ушатом холодной воды окатили Алю.

– Ничего я не жду, – медленно произнесла она. – И можешь мне ничего не объяснять, ни в двух словах, ни в пяти.

Она ожидала, что Илья обидится на ее холодный тон, но он неожиданно расхохотался.

– Нет, милая, я все больше убеждаюсь, что ты просто сокровище! – сквозь смех произнес он. – В самом деле, без прививок обойдешься, своего иммунитета хватит! Все, Алечка, – сказал он завершающим тоном. – Пора тебе спать, вот что я тебе скажу. Просто спать, без нашей общей предварительной приятности. Надо выспаться, совместить пласты сознания, а то ведь так и крыша может отъехать.

– Но еще ведь рано? – неуверенно заметила Аля.

Едва Илья произнес эти слова, она тут же поняла, как хочет спать! Упасть головой в подушку, забыть этот невыносимый день и проснуться с той неясной и необъяснимой надеждой, с которой просыпалась в лучшие свои дни. Впрочем – почему с неясной? Все связанное с Ильей было ясным, как его прозрачные желтые глаза…

– Да, время детское, – согласился Илья. – Я в кабинете еще посижу, сделаю кое-какие звонки, музыку послушаю. День у меня сегодня какой-то нерабочий получился. Слезь-ка с кровати, я постелю. Да, – добавил он, когда Аля послушно опустила ноги на пол, – ты домой позвонила бы все-таки. Наверняка ведь не звонила сегодня! Может, твой расчлененный труп уже по окрестностям ищут и мой фоторобот составляют. Скажи, что сегодня снова у меня переночуешь.

– Я позвоню. – Аля густо покраснела. – Я позвоню и сразу лягу, Илюша…

Глава 11

На следующий день Илья ушел рано, когда Аля еще спала. Только по тому, что подушка рядом с нею была смята, она поняла, что он вообще ложился. Она не знала, что ей делать целый день. Уйти, дождаться его, оставить записку? Они ни о чем не договорились вчера…

Умывшись, Аля обошла квартиру, оказавшуюся небольшой, но очень уютной. Это был какой-то особенный уют; ей не приходилось видеть такого прежде.

Она уже успела привыкнуть к уюту тушинской квартиры – немного отдающему новизной, но тем и привлекательному.

Она с трудом вспоминала то, что казалось ей уютом в коммуналке Климентовского переулка. Пожалуй, там была всего лишь теснота, излишняя обжитость небольшого пространства, с которой она свыклась поневоле.

Здесь все было по-другому. Обе комнаты небольшой квартиры не поражали простором – разве что потолки были высокие, как в большинстве домов в центре. Аля даже не сразу поняла, что же так удивило ее в обстановке комнаты, в которой она провела вторую ночь и которую впервые рассмотрела повнимательнее.

Да, мебель была в основном старая, даже старинная, и ковры на полу особенные – наверное, ручной работы, и светильники были похожи на канделябры. Но дело было не в мебели, не в коврах, даже не в изящных безделушках вроде стоящей на низком комоде музыкальной шкатулки из полупрозрачного оникса, или огромного, развернутого на полстены, веера из страусиных перьев, или японской ширмы, на которой были изображены цветы и драконы.

Каждый предмет в этой комнате был проникнут особенным духом, который Аля ощущала физически, кончиками пальцев. Все здесь было предназначено не только для быта, не только для житейского удобства, но еще для чего-то. Она не могла понять, для чего же, но рассматривала эти веера, шкатулки и фотографии в рамочках с незнакомым чувством…

Это не было благоговением, которое можно испытывать к музейным предметам, но не было и небрежностью, с которой пользуешься обыкновенными вещами. Этими вещами хотелось пользоваться, но совершенно особенным образом; Аля чувствовала, что она не умеет этого делать…

Ей даже страшновато стало: как же надо жить, чтобы обращаться со всем этим непринужденно?

Правда, вещи в кабинете Ильи выглядели совсем иначе. На длинном белом столе стоял компьютер, лежали в прозрачных коробочках разноцветные скрепки, дискеты, маркеры. Над столом была протянута зеленая струна, к которой такими же разноцветными, необычной формы прищепками были прикреплены листы бумаги с какими-то текстами и яркими пометками.

Аля уже привыкла к тому, что все, чем пользуется Илья, элегантно, удобно и просто. И она даже обрадовалась, увидев все эти изящные мелочи, – как будто сам он взглянул на нее своими то насмешливыми, то нежными глазами. И кожаный несессер со щипчиками и ножничками, казалось, хранил тепло его рук…

Аля не сразу поняла, откуда звучит телефонный звонок: до сих пор Илья приносил трубку к кровати. Наконец она догадалась, что аппарат стоит на кухне.

– Доброе утро! Давно проснулась, Алечка? – услышала она.

– Только что! – Аля почувствовала, как губы ее сами собой растягиваются в улыбке. – Почему же ты меня не разбудил?

– Еще не хватало! – усмехнулся Илья. – Я ж тебе сам сказал отдыхать – зачем будить? Ты поищи там что-нибудь в холодильнике.

– Я найду, Илюша, – сказала Аля.

Ей хотелось спросить, когда он придет, но она почему-то не решалась это сделать. Они ни разу не говорили о том, как пойдет их жизнь дальше, и Аля не хотела вести себя так, словно будущее уже наступило.

– Я в ГИТИС заходил, – сказал Илья.

Аля почувствовала, что краснеет, и обрадовалась, что он не видит ее сейчас.

– И… что? – спросила она.

Он помолчал; Аля слышала его дыхание в трубке.

– Да в общем то, что и предполагалось. Мирра спросила, не могу ли я забрать твой паспорт и аттестат. Я забрал.

– Ты… говорил с ней… обо всем? – выдавила из себя Аля.

– О чем – обо всем? Она рассказала, как вчера все происходило, но это я и от тебя уже слышал. Потом Карталов зашел…

Услышав о Карталове, Аля сжала трубку так, что пальцы побелели. Она и сама не понимала, почему испытывает такой стыд перед ним. В конце концов, она сказала ему то, что думала. Отчего же?..