Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 55

– А сегодня? – Аля глаз не сводила с его спокойного лица, как будто он мог объяснить больше, чем она видела сама. – Сегодня с чего она скандал устроила? Она что, больная, истеричка?

– Не знаю, – пожал плечами он. – В смысле, не знаю, больна ли она. Думаю, нет. Я вообще думаю, она гораздо спокойнее, чем старается показать, и гораздо логичнее. Ей всякие эмоциональные припадки вообще не свойственны. И ревность она пыталась имитировать довольно бездарно.

– Ревность? – удивленно спросила Аля. – При чем здесь ревность?

– Алечка, – поморщился Илья, – ну что ты делаешь вид, будто не знаешь? Венькин любовник пытался вытащить его из-за стола, Варька обозлилась, закатила скандал. Противно, но ничего из ряда вон. Я таких сцен с ним достаточно навидался, бывало и похлеще. Одно время он как-то приспособился: вовремя выдавал ей энную сумму, и она не лезла. А сейчас у него очередной финансовый кризис, в казино продулся, у кого-то в долг нахватал, не может отдать – не до нее, в общем. Вот и вся причина ее истерики, ничего больше, уверяю тебя.

Але показалось, что она сама хватает воздух ртом, как Варя.

– Его… любовник? – переспросила она. – Но… как это?..

– Ты что, действительно не знала? – Илья всмотрелся в ее лицо. – Ну, тогда извини. Но что двуствольные бывают, ты хоть догадывалась, надеюсь?

Еще бы ей было не догадываться! «Двуствольных», да и просто голубых в той среде, в которой она оказалась, было едва ли не больше, чем обычных людей. Одни гордились своей голубизной, другие скрывали ее – впрочем, все равно о ней всем было известно; третьих нызывали голубыми, хотя доказательств не было…

– В конце концов, тебе-то что? – усмехнулся Илья, когда она впервые узнала, что их знакомый, актер молодежного театра, голубой. – Что ты, виды на него имела?

– Да нет… – пробормотала тогда Аля. – Но как-то противно…

– А по-моему, все равно, – пожал он плечами. – Ну, еще один порок человечества – уверяю тебя, не самый худший. Я, что ли, должен его исправлять или, может, ты? Другое дело, неприятно, когда мужики ради карьеры на это идут… Но мне этого делать не приходилось, сам я тоже ни от кого ничего такого не требую. С чего же я должен за кого-то переживать? А уж тем более ты, Алечка, – улыбнулся он. – Ну, ленивые стали мужчины, импотенция у них хроническая, потому им так больше и нравится. Я-то к ним не отношусь, можешь мне поверить! Я тебе даже с женщинами еще не изменял, чижик, на хрена мне мужики?

И Аля постепенно привыкла вообще не вдаваться в эти подробности. Тем более что среди голубых было много милейших людей – например, толстый доброжелательный Жан, очень похожий на свою собачку-пекинеса, которую он повсюду таскал за собой.

Но соотнести все это с Венькой она не могла! Хотя – почему бы и не он? Весь он был погружен в ту жизнь, в которой не приходилось удивляться ничему…

– Но… зачем ему это? – выдавила наконец из себя Аля.

– Зачем? – удивился ее вопросу Илья. – Да ни за чем! Это ведь у него даже не пламенная страсть. Так… А зачем ему в казино последнее просаживать, зачем кокс нюхать, запои зачем? Глупый вопрос, Аля. Затем, что безвольный, что плывет по течению. Талантливый, все ему давалось легко, на что другие жизнь положили, не привык над собой усилие делать. Да и просто все перепробовал уже, все обрыдло, а вот еще и это попробую, и вот это, и вот так! Вот и напробовался. С одиннадцати лет с бабами – это как? За мной хоть отец присматривал, когда на съемки брал, оберегал от ялтинских проституток… А Бен шпана был медведковская, шлялся по подвалам. Безотказный к тому же, никого послать куда подальше не может. И вообще – Варьку ты видела? После нее можно баб возненавидеть, – заключил он. – Давай спать ложиться, малышка. Не бери ты все это в голову! Мы с тобой поработали сегодня, можем спокойно отдыхать. Кто первый в ванную пойдет?

Илья придвинулся было к ней в темноте, обнял, прижался горячим животом. Но она застыла так напряженно, что он сразу это почувствовал.

– Ох, Аля, – поморщился он, выпуская ее из объятий, – ты держала бы в руках эмоции, честное слово! Ну что теперь, спать поврозь ляжем, раз у Веньки такое дело?

– Не обижайся, Илюша… – Она провела пальцами по его лицу, словно извиняясь. – Так мне тошно, в себя прийти не могу.

– Ну, спи тогда, – проворчал он, отворачиваясь к стене. – Утро вечера мудренее.

Но уснуть она не могла.

Все, что было связано для нее с Венькой, проносилось в памяти, не давая сомкнуть глаз. Спокойный, ласковый свет в его печальных глазах, глядящих на нее сквозь темную прядь… Тихие, без страсти прикосновения его ладони, вытирающей тушь с ее заплаканного лица…

Каждое его движение, каждое слово было так естественно в той бесконечной череде бредовых вывертов, которые она видела вокруг себя, что никакая неестественность просто не могла к нему пристать! И вдруг…

Особенно сегодня ей тяжело было об этом думать: после того как он – ведь именно он, никто другой! – разбудил в ней это удивительное состояние: владение своей душой, своим телом, способность, играя, и отдаваться непосредственному чувству, и делать его зримым для других.

Ей больно было думать о нем – так больно, как никогда прежде, и она сама не понимала почему. Ведь она не любила его, не чувствовала к нему ничего подобного тому, что чувствовала к Илье. Да их, если разобраться, вообще ничего не связывало! Несколько коротких разговоров почти ни о чем…

«А сейчас он где? – вдруг подумала Аля. – Куда он мог пойти после всего этого?»

Она вспомнила Варю, Гарика, и ей тошно стало думать о том, где мог быть сейчас Венька. Но мысль о нем против воли не давала ей покоя.

– Илья… – Аля прикоснулась к его плечу. – Илья, проснись на минутку…

Он что-то пробормотал во сне, повернулся, потянулся, приоткрыл заспанные глаза.

– Что такое? – пробормотал он. – Что, утро уже?

– Нет, Илюша. – Ей стало жаль его будить, но только он мог ей ответить. – Ты не знаешь, где он сейчас может быть?

– Кто?

Илья сел на кровати, все еще не до конца проснувшись.

– Да Веня! Илья, я не могу уснуть, у меня сердце не на месте. Как подумаю про все это… – оправдывающимся голосом произнесла Аля. – Может, я съездила бы? Если он не у Вари и не у этого, конечно…

Илья наконец стряхнул остатки сна.

– Сдурела ты, милая, – сердито сказал он. – Ты что думаешь, он мальчик, утешать его надо, сопельки ему вытирать? Нормальный он мужик, несмотря ни на что. Сидит сейчас где-нибудь, бухает. Не переживай ты за него, расслабься!

– Где? – спросила Аля. – Где сидит?

– Не знаю, он мне не докладывает, – совсем уж рассердился Илья. – Слушай, так ведь я и приревновать могу, несмотря на его широкую сексуальную ориентацию! Среди ночи приспичило к нему ехать, аж трясешься вся… С чего это вдруг?

– Я сама не знаю, – опустив глаза, ответила она. – Но мне кажется, ему должно быть сейчас очень плохо.

– Мало ли кому сейчас плохо, – холодно произнес он. – Ты что, армия спасения?

– Но он же не чужой человек…

Аля наконец взглянула на него. Лицо у Ильи было сердитое и упрямое, он не смотрел на нее. Но и ей упрямства было не занимать, тем более сейчас. Не упрямство влекло ее туда, где Венька был в эту ночь один.

– Как же ты, интересно, собираешься ехать? – спросил Илья, взглянув на свои большие, в прозрачном корпусе часы. – Три часа ночи, между прочим. Учти, я тебя к нему доставлять не собираюсь.

– Машину поймаю, – сказала она, стягивая прозрачную ночную рубашку. – Есть же сейчас машины на Тверской.

– Есть, – усмехнулся он. – Проституток развозят.

Он молчал, глядя, как она натягивает джинсы, свитер.

– И куда ты все-таки собираешься ехать? – спросил он наконец.

– Скажи мне, Илья, – попросила она. – Я же чувствую, ты знаешь! Скажи…

Наверное, было в ее голосе, во взгляде что-то такое, над чем он чувствовал себя не властным.

– Чувствуешь… – сердито пробормотал он. – Какая чувствительная, надо же! Избыток чувствительности, между прочим, только вредит в жизни, можешь мне поверить.