Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 57
Он говорил отрывисто, как будто ему тяжело было дышать.
– Ты о воле говоришь? – спросила Аля. – Не обижайся, но Илья говорит, например, что ты безвольный.
– На что же обижаться? – улыбнулся он. – Правильно говорит. А если б не он, я бы вообще давно… Илюшка меня за шкирку держит, как котенка паршивого. Он мне всегда давал последний шанс. Матерился, говорил: все, Бен, это уж точно в последний раз! А я, гад такой, опять… Но должен же хоть кто-нибудь плюнуть на справедливость и просто не дать сдохнуть?
Последнюю фразу он произнес с таким отчаянием, что у Али сердце дрогнуло. Она не знала, что можно после этого сказать. Венька ничего не объяснил ей в ее жизни, но он сделал с нею что-то другое, гораздо более важное…
Але показалось вдруг, что вся ее душа открывается, наполняется, что в ней может уместиться так много… И Веньку она чувствовала теперь так ясно и пронзительно, словно весь он уместился у нее в душе.
– Кто-нибудь должен, – твердо сказала она. – Но ведь это само собой понятно!
– Ты думаешь? Эх, Сашенька!.. Хорошо, что ты пришла, – вдруг сказал он. – Я уж, по правде сказать, загибался совсем.
– А теперь что? – улыбнулась она.
– А теперь, может, не загнусь пока. – Венька улыбнулся в ответ. – Даже, может, усну сейчас. Обману себя еще разок.
– Я тогда поеду, Веня, – сказала Аля, вставая с ковра. – Ты на диване на этом будешь спать? – с улыбкой спросила она.
– Где ж еще! Знаменитый диван, – кивнул он. – Рассказывал тебе Илюха? Ну вот, так оно и было, как он тебе рассказывал. Есть трамвай «Желание», а это диван «Иллюзия». Когда мальчик был чист и юн… Ты машину не водишь, Сашенька?
– Нет, – удивилась она. – А почему ты спрашиваешь?
– Думаю, как ты сюда добралась. И как обратно поедешь.
– Да уже утро. – Аля подошла к окну, приподняла жалюзи. – Правда, утро, Веня. Метро открылось. Просто ведь сейчас светает поздно – зима… Тебе и времени не осталось поспать, скоро все соберутся.
– Ничего, мне хватит. А ты научись все-таки машину водить. Я с таким кайфом ездил когда-то – когда пил не каждый день. Еще мог волю тренировать. Скажи Илюшке, он научит.
– Ладно, – кивнула она. – Ты правда спать будешь, Веня?
– Буду, буду, – подтвердил он. – Честное пионерское. Я же вообще-то спокойный, как слон. Сам не понимаю, почему все так повернулось.
«Какой же ты спокойный? – думала Аля, медленно идя к метро по пустынной, темной улице. – Спокойные все знают, все умеют, во всем уверены. А ты даже о себе не знаешь ничего, и мне объяснить ничего не можешь… А мне с тобой хорошо – вот загадка!»
Глава 8
Время шло однообразно, несмотря на пестрый круговорот Алиной жизни. О Веньке она думала мало – да можно сказать, совсем не думала. Она представляла себе, как он живет, и ее совсем не тянуло в тот поток, в котором он плыл себе и плыл по течению.
Правда, и собственная жизнь тоже казалась ей потоком, ровным и однообразным. Это было странно, но это было так.
Иногда Аля вспоминала, как сидела в квартире Наташи Смирновой, смотрела на свое отражение в дверцах полированной стенки и думала об однообразии жизни, которого ей так хотелось избежать. Теперь ей казалось, это было так невозможно давно, что как будто и не с нею. Все до неузнаваемости переменилось в ее жизни, все стало другим. А однообразия избежать не удалось, и она даже не представляла, как его вообще избегают.
Прежде были хоть иллюзии: поступлю в ГИТИС, стану актрисой… Теперь и иллюзий не осталось. Ну поступлю, ну стану. Буду слоняться по кабакам, играть в богему, ждать с собачьей готовностью в глазах, не глянет ли в мою сторону какой-нибудь начинающий режиссер.
С Ильей она обо всем этом не говорила, хорошо представляя себе его реакцию. Скорее всего он пожмет плечами и скажет с усмешкой:
– Не понимаю твоих страданий, чижик. Я тебя снял в топовом клипе, на днях будет готов, посмотришь. Потом еще сниму. Чего тебе больше? Меньше надо думать об отвлеченных вещах, Алечка!
Наверное, он был прав – даже наверняка прав. Но говорить с ним об этом не хотелось.
Аля все чаще думала о родителях, и сердце у нее ныло от этих мыслей. Она давно уже поняла, почему так бурно, так дико было ими встречено известие о том, что она уходит жить к Илье, – и давно уже на них не обижалась.
Отец позвонил через неделю после ее ухода.
– Откуда же ты телефон узнал, папа? – спросила Аля, прислушиваясь к его голосу в трубке.
– От Нели, – ответил он. – Алька, мне ужасно стыдно… За все это. Мне кажется, я должен как-то тебе объяснить…
– Ничего ты не должен, папа. Я-то вам ничего не объяснила.
– Ты просто не успела, – возразил он. – Мы с мамой так были заняты собой, что не смогли даже выслушать собственную дочь. Может, все-таки придешь?
– Пока, наверное, нет… – медленно произнесла Аля. – Лучше ты приходи, а?
– Когда друга дома не будет? – спросил он.
– Почему? – удивилась Аля. – Приходи, когда хочешь. Илья рад будет с тобой познакомиться. Он вообще спокойный, и ничего плохого о вас с мамой не думает.
Андрей Михайлович зашел в тот же вечер. Аля предупредила Илью о его приходе, и они никуда не пошли. Она удивлялась тому, что совсем не волнуется: все-таки первое знакомство… Хотя, может быть, удивляться не приходилось. Илья держался с той самой непринужденностью, которой она от него и ожидала, и отец сразу это почувствовал.
Пили хороший английский джин, которого, как оказалось, Андрей Михайлович никогда не пробовал. Аля поджарила мясо – правда, пересушила, и поэтому все ели в основном заказанный вчера в ресторане салат из мидий. Разговаривали немного о телевидении, немного о строительстве дорог, еще о чем-то необязательном и спокойном.
– Вы, Илья, не сердитесь, что мы так… резко себя повели, – оправдывающимся тоном сказал вдруг отец. – Это наши причины, я о них не хочу говорить. А так, конечно, мы за нее волнуемся, это же понятно. Она у нас, знаете, с детства такая сумасбродная была. Никогда не угадаешь, какую штучку выкинет! Однажды, помню, – улыбка мелькнула на его лице, – ей лет девять было. Инна на дежурстве была, а Алька купалась перед сном. Вдруг, слышу, зовет. Я под дверью спрашиваю: что, Алюсь? Она говорит: папа, зайди в ванную на минутку. А я возьми и скажи: ты уже взрослая, мне неприлично заходить, когда ты не одета. Так ведь она минут десять ныла: зайди, зайди, ну очень надо, а я все отпирался. Потом плюнул: зайду, думаю – мало ли… Захожу – она стоит, в полотенце завернулась, как в тогу, величественным таким жестом мне на дверь указывает и произносит королевским голосом: как ты мог войти к неодетой женщине?! Провокаторша малолетняя!
Аля рассмеялась, услышав и вспомнив эту историю. Илья тоже улыбнулся.
– Да никакая не провокаторша! Мне просто поиграть захотелось, я же помню, – сказала она. – Я мылась, мылась, шампунь в глаза попал, так скучно стало. Ну, я и захотела какую-нибудь штуку выкинуть!
– Вот я и боюсь, – кивнул Андрей Михайлович. – Чтоб не переиграла в жизни. Жизнь – вещь жестокая, Алька-то не понимает еще.
Он посидел недолго, засобирался.
– Ты домой, пап? – спросила Аля. – Давай я с тобой до метро пройдусь. Здесь же ветка прямая к нам… к вам…
– Да… Нет, не сразу, у меня еще дела. Потом домой, – как-то скомканно, торопливо ответил он. – Не провожай, Алексашка.
– Вы не волнуйтесь, Андрей Михайлович, – стоя в дверях комнаты, сказал Илья. – Алечке у меня, надеюсь, неплохо. И штучек никаких она не выкидывает. Совершенно не о чем беспокоиться. Вы и жене скажите, зря она нервничает.
– Да я же вижу, – кивнул отец. – Ей здесь даже лучше, думаю, чем дома… сейчас.
Алю тогда еще встревожил его виноватый взгляд, извиняющийся голос. Но причину всего этого она поняла позже – только через месяц, когда наконец решилась прийти домой.
Она не предупредила о своем приходе.