Возраст третьей любви - Берсенева Анна. Страница 67

По традиции всех охотников и рыбаков хозяева оставили здесь все, что может понадобиться человеку, если он случайно набредет на это пристанище.

В плотно закрытой жестяной банке из-под чая лежали спички, соль и завернутая в бумажку заварка.

На рубленном из тонких бревен столе стояли трехлитровые банки под капроновыми крышками. В одной из них была перловка, в другой – сушеные грибы, в третьей – ягоды, тоже сушеные.

В углу лежали какие-то лески с крючками, про которые Юра сказал, что они – донка.

Даже лампа керосиновая была, и керосин в металлической фляге. Юра плеснул немного на сырые дрова, когда растапливал печку. Теперь на «буржуйке» стоял котелок и в нем булькало грибное варево.

Но в самое большое умиление их привела бутылка водки, заботливо обернутая мхом.

– Молодцы мужики! – заметил Юра. – От себя ведь оторвали, оставили…

Из всего, что может понадобиться в скромном быту, здесь не было разве только одеял и подушек.

– Они спальники с собой привозят, – объяснил Юра. – Здесь же тряпки не оставишь на зиму, сгниет все от сырости. Ничего, лапник сейчас совсем просохнет.

Жене тоже казались ерундой такие мелочи, как подушка. Господи, да они ведь уже сто раз на дне морском могли лежать, до того ли!

– А… как они вообще-то сюда попадают? – осторожно поинтересовалась она. – Ну, рыбаки эти?

– Мы вертолета дождемся, – мгновенье помедлив, ответил Юра. – Они на лодках попадают, а нас вертолет заберет.

– Думаешь, нас заметят? – так же осторожно спросила Женя. – Нет, Юра, я совсем не боюсь, но…

– Туман развеется – и заметят, – ответил он. – Не век же он будет туманиться. К тому же у меня ракетница есть. Выстрелим, как только вертолет услышим.

Юра показал Жене ракетницу, похожую то ли на обрез, то ли на старинный дуэльный пистолет, и зачем-то объяснил, как ее надо держать и на что нажимать.

– А ты? – насторожилась Женя. – Разве я буду стрелять?

– Да на всякий случай, – улыбнулся он. – Что ты сразу пугаешься? Звери здесь исключительно безобидные – зайцы, лисы. В крайнем случае, росомахи.

Женя почему-то была уверена, что в тайге должны быть медведи и рыси, но спорить с ним не стала. Поджав ноги, она сидела на своем топчане, на лапнике, и смотрела, как, присев на корточки у печи, Юра подбрасывает в огонь березовые ветки потолще.

Рукава его свитера были подтянуты до локтей, он почти прикасался к дышащим углям тонкими, гибкими пальцами, как будто не чувствовал жара. Отсветы огня неровно ложились на его лицо, усиливая и без того заметную выразительность черт – не плавных и не жестких, а… Женя не знала, как назвать черты его лица. Все по отдельности, пожалуй, еще могло показаться суровым – сжатые губы, твердый абрис щек. Но общее впечатление было другое, а какое – она не понимала…

– Вскипела вода, – сказал Юра, услышав бульканье в большой жестяной кружке, стоящей на печке рядом с котелком. – Я побреюсь пока, а ты чай себе завари. Или ягоды, если хочешь. Только мне не заваривай, я сам потом.

Он перелил немного кипятка в какую-то жестянку.

– Что-что ты сделаешь? – не поверила своим ушам Женя.

– Побреюсь, – повторил он. – Воды же много, останется на чай.

Вид несессера с бритвенным прибором привел ее в состояние легкого столбняка. Потом она расхохоталась так, что слезы потекли по щекам.

– Юра!.. – смеялась Женя. – И что, ты всегда носишь с собой такие вещи? Или только на льдину берешь?

– Только на дежурство, – несколько смущенно объяснил он. – Ну, я же не знаю никогда, вдруг на сутки задержаться придется.

– А сутки небритым ходить ты, выходит, не можешь? – поинтересовалась Женя. – Впечатляет!

– Мне, знаешь, один мой друг вот точно так же сказал, – вдруг улыбнулся он. – Что, мол, впечатляет. Хотя чем уж это так должно впечатлять, между прочим? Ну, захватил с собой. Здесь же, смотри, и нож есть, не только…

– Не оправдывайся, – махнула рукой Женя.

Пока он брился, стоя у «буржуйки», она насыпала сухих ягод в другую кружку, залила кипятком, отхлебнула, не дожидаясь, пока настоится отвар.

– Вообще-то удивляться не приходится, – медленно произнесла Женя. – На тебя раз взглянуть… Ты и в кафе тогда очень органично смотрелся, в костюмчике-то! А что это, кстати, за девушка с тобой была?

– Это жена моя со мной была, – ответил Юра, насыпая заварку в оставшийся кипяток. – Я в тот вечер как раз предложение делал.

Женя замолчала. Известие о том, что у него есть жена, совсем ее не обрадовало. Но в конце концов, что это меняет – здесь и теперь?

Он отошел от «буржуйки», сел на свой топчан под окном, посмотрел ей в глаза и вдруг улыбнулся.

– Что ты? – удивилась Женя и машинально поправила волосы.

– Ты в гляделки не играла в детстве? – спросил Юра. – Мне, знаешь, тогда показалось в кафе, что ты мне прямо вслух сказала…

– А что? – заинтересовалась она. – Что же я тебе сказала?

– Да что… Что хам вы, дескать, Юрий Валентинович, а за мной вот летчик ухаживает. А что еще ты мне могла сказать, за все хорошее?

– Правда! – засмеялась Женя. – Что-то в этом духе и сказала ведь, честное слово! А как ты догадался?

– Говорю же, в гляделки в детстве играл.

– А я не играла, – наморщив лоб, попыталась вспомнить Женя. – Это как?

– Да очень просто. Смотрят друг другу в глаза, стараются не засмеяться, а мысленно что-нибудь говорят. И надо догадаться, что. Мы с сестрой часто играли.

– Давай сейчас поиграем, – тут же предложила Женя. – Ну давай, Юра! Суп готов, чай вскипел, ты побрился. Какие у тебя еще дела? Давай в гляделки!

Он опять улыбнулся и кивнул, глядя Жене прямо в глаза. Она постаралась придать своему лицу серьезное выражение, хотя, конечно, ей тут же захотелось смеяться.

Юрины глаза смотрели на нее, отсветы огня дрожали в них, синея. Женя почувствовала, как улыбка сама собою сходит с ее губ.

Она не знала, что он видит сейчас в ее глазах. Но для нее все исчезло, ничего она не видела, кроме этой темной синевы, от которой сердце у нее перевернулось. И хотела только одного: почувствовать его, всего его почувствовать сейчас же…

– Я тоже, – негромко сказал Юра. – Иди ко мне.

Глава 9

– Зачем ты разделся? – услышал он ее шепот в полумраке. – Тебе же холодно…

– Не холодно. – Юра крепче обнял ее, прижал к себе. – Это чтобы лучше тебя чувствовать, – добавил он низким голосом.

Женя тихо засмеялась, чуть отстранилась, заглядывая ему в лицо. – Серый Волк, а, Серый Волк, – спросила она, – а почему же мне с тобой так хорошо?

– А это чтобы ты меня целовала!

Он ощутил прикосновение ее губ к своему плечу, к груди и закрыл глаза. Но тут же ему стало жаль, что не видит ее в эти секунды, и он сам стал целовать тонкую светлую ложбинку на ее затылке, голову, склоненную к его груди… Он чувствовал растерянность и невольно сдерживал себя.

– Ты чего боишься? – неожиданно спросила Женя, поднимая голову.

Юра удивился: как она ощутила в нем эту растерянность, которую назвала страхом?

– Я не боюсь. – Он улыбнулся облегченно и положил руку на ее голову, снова прижал к своему плечу. – Я тебя люблю.

Эти слова сорвались непроизвольно, но это было единственное, что он хотел сейчас сказать. Женя вздрогнула едва ощутимо, и все-таки он почувствовал этот легкий трепет, прошедший по ее телу.

– Не сердись на меня, – шепнул Юра. – Так быстро все…

Он и в самом деле понимал, что все получилось очень быстро, и стыдился этого перед нею. Ему казалось, Женя не могла не заметить, как сильно он ее хочет, как весь дрожит от этого желания. Ни одна женщина не возбуждала его так сильно, Юра сразу почувствовал это, как только они оказались в избушке, как только напряжение перед лицом опасности, не отпускавшее его на льдине и потом, в пещере на берегу, немного спало.

Наверное, это с самого начала было так – с первой минуты, когда она вошла в ординаторскую и взглянула на него своими светлыми глазами, веселыми и холодноватыми одновременно. И когда шла по небольшому залу корейского кафе – невозможная, блистательная, как магнитом притягивающая женщина. Но тогда он думал совсем не о том, злился на всех и вся, маялся душою – и не понял…