Концепция лжи - Бессонов Алексей Игоревич. Страница 40

Все это было правдой. Ну пусть не все, но какая-то часть – и боевые планетолеты перед самой Депрессией, и непонятные экспедиции в Пояс и, наверное, к Джупу, а может, и дальше. И какие, господи помилуй, усилия потребовались для того, чтобы стереть практически любые упоминания обо всех этих событиях! Конечно, все эти полеты секретились с самого начала, но космонавтика не тайное общество, это тысячи и тысячи людей, и вот всем им – или почти всем – умудрились запечатать уста, да как крепко-то, а? Во время Депрессии все перемешалось, потрясение экономическое обернулось социальным армагеддоном, и кто-то очень умно воспользовался долгой неразберихой.

Что они так тщательно прятали?

Что?..

Леон знал, что есть архивы, в которые ему не пробиться ни при каких обстоятельствах. Значит, ему оставалось ждать. Ждать и молчать.

– Я проработал досье со всей возможной тщательностью, – сказал Макрицкий и поморщился, – но решительно не смог понять, в чем именно ФСБ смогла бы обвинить наших подопечных. Да, впрочем, обвинять их пока и не собираются, не так ли? Послушай, Антон, неужели в стране действительно нет ни одной сколько-нибудь серьезной группировки? Какого черта они тратят время и деньги на этих охламонов?

– Да ты сам прекрасно понимаешь, – устало улыбнулся Мельник. – Им повесили тематику, и они ее отрабатывают. Либо же – но тут уж мы пока ничего не сможем сделать, – нас подставляют.

– Наивно как-то… или они считают нас полными идиотами?

Мельник покачал головой и бросил взгляд на стенные часы – машина, отправленная за прилетевшим в Москву Каплером, должна была прибыть в отдел с минуты на минуту.

– Я попробовал бы прошерстить финансово-промышленные интересы наших «опекунов», – сказал он, – но для нас это слишком трудно, а Николай, попроси мы его об этом, тотчас же поймет, что мы затеваем свою игру. И тогда все усложнится до такой степени, что вывернуться чистенькими у нас не получится.

«О господи, как же ты всего боишься, – раздраженно подумал Макрицкий. – туда не лезь, сюда не суйся! И что в итоге? Конечно, тянем-потянем – дело старое как мир. Будем тянуть до тех пор, пока ситуация не разрешится сама собой, а потом либо похихикаем, либо начнем посыпать голову пеплом. Черт бы тебя взял, не офицер, а типичный чиновник. Это вот – мое, а это, будьте любезны, ваше, и не загромождайте мне стол ненужными бумагами…»

– Так и доложим Каплеру? – поинтересовался он вслух.

– Я ничего не обязан ему докладывать, – отрезал Мельник. – Мы расскажем ему все как есть, но не в форме, извини меня, «доклада». И… пусть он решает сам, нужно ли его ведомству соваться в такие дела. Я бы не советовал: в Европах и так назревают большие скандалы в связи с давлением властей на аэрокосмический бизнес. С такими вещами не шутят. Или ты думаешь, что ему охота становиться крайним?

На столе у Мельника вякнул интерком.

– Вот и он, легок на помине, – хмыкнул подполковник и встал, оправляя на себе белую форменную рубашку. – Чего ты, кстати, в кителе паришься? Оставил бы у себя.

– Не привык, – пожал плечами Леон. – Да и не жарко у нас.

– Привыкнешь… а то все ходишь, как на плацу.

Антон приоткрыл дверь кабинета и высунулся в коридор.

– Мы вас уже ждем, – донесся до Леона его голос.

– Гуттн та-аг, геносснн, – войдя, Каплер аккуратно поставил на ковер объемистую дорожную сумку и потом только протянул Мельнику руку. – Я зналь, что в Москве жарко, но все же не думаль, что так. О, Леон, и ты здессь?

– А как же, – улыбнулся Макрицкий, вставая навстречу гостю. – Куда б я делся?

– Гут, я рад…

– Вы можете говорить по-английски, господин оберст-лейтенант, – предложил Мельник.

– Нетт, я буду говорить по-русски. Так будет лучше.

– Тогда – кофе, коньяк? Или позавтракаете с дороги?

– Спасибо, господин Мельник, я перекусил в полете. Как расс на это мне и хватило времени. А кофе и коньяк – да.

Мельник поставил перед немцем кружку и пузатую, до краев налитую рюмку.

– Крымский, господин Каплер, – сообщил он. – Пан Макрицкий неустанно снабжает нас лучшими сортами, производимыми у него на родине.

– Можно просто Фриц, – отмахнулся тот. – С этими господами только замучаемся.

– Тогда – просто Антон.

– Прекрасно. Итак, к делу. Мое берлинское начальство уполномочило меня сообщить вам, что любая информация по террористическим группировкам, имеющим связи с российскими радикалами, будет немедленно передаваться непосредственно вашему шефу его высокопревосходительству генералу Коровину. Пока таких связей не выявлено, но работа, как вы понимаете, идет. Надо полагать, она шла и раньше, но наши специалисты, – Каплер очень выразительно поморщился и прикоснулся пальцем к виску, – не посчитали необходимым делиться материалами с нашей службой.

– У нас ситуация аналогичная, – понимающе улыбнулся Мельник. – Правда, с нами они уже кое-чем поделились. Я не стал бы относиться к этому всерьез, тем более что «раскрытая» группировка является своего рода камуфлетом для некоторых крупных московских бизнесменов, жаждущих заработать на будущих трудностях европейского правительства. Но, конечно, все собранные досье мы предоставим в ваше распоряжение. Хотя если честно, Фриц, мы здесь не полицейские.

Каплер кивнул и потянулся к рюмке.

– Превосходный коньяк, – сообщил он после крохотного глотка. – Некоторые из моих коллег всерьез сомневаются в самом существовании пресловутых «Воинов Земли», – и рюмка вновь оказалась в его пальцах.

Мельник окаменел, Леон видел, как у него вдруг запали щеки.

– Но французы?.. – выдавил он.

– Французы, разумеется, не могут признать, что на самом деле им приходится иметь дело с очень серьезной и глубоко законспирированной сетью антихремберитов, ничем и никогда себе ранее не проявлявшей. Им гораздо проще хватать шумных студентов, убеждая общественность в том, что именно от них и исходит главная опасность для социально-стабильного общества. Очень выгодный момент, не правда ли?

– Черт возьми, да, – согласился Мельник. – И – дальше?

– Вы уже, конечно, слышали, – невозмутимо продолжал Каплер, – что согласно последним опросам общественного мнения, очень многие европейцы, ранее сомневавшиеся в необходимости подписания Договора, постепенно меняют свое мнение? Некоторые социологи – финансируемые, разумеется, правыми, считают такой результат едва ли не парадоксальным. На самом деле это может быть и не так. Европа здорово обозлена на этих неведомых террористов… и именно для Франции, конечно, сейчас наступил очень и очень выгодный момент.

– Все это мне, разумеется, известно, – вздохнул Антон, – но я все же не решался идти в своих выводах так далеко.

– Ну, это оптимизм…

– Я не верю, Фриц. Нет, разумеется, я целиком и полностью согласен с вашими выводами, но мне все же трудно поверить, что кто-то решится… сейчас – без Договора… но это же вопиющее нарушение всех норм международного права! Я, конечно, не столь наивен, чтобы не понимать, что для Брюсселя номы существуют только тогда, когда ему выгодно, однако же здесь-то мы говорим не о какой-то ерунде, а…

– … а Франция просто объявит несколько малых тел своей территорией. Если Китай мог объявить своим кусок Луны, то чем хуже французы? Тогда не стали воевать с Китаем, а кто сейчас станет воевать с Францией? А следом за ней будет поднят вопрос сперва в Брюсселе, а потом – на Ассамблее Космоплавания. Конечно, все это не более чем домыслы некоторых угрюмых оберстов с типично прусским, как вы бы сказали, стилем мышления. Но вот вы с московским – вы об этом не думали?

– Об этом думали в Кремле, – сдавленно ответил Мельник и схватил стоящую на краю стола бутылку «Генуэзского пирата». – Но там не поверили своим мыслям.

Он налил себе почти полную коньячную рюмку и осушил ее одним глотком. Вид у подполковника был немного растерянный.

– Безусловно, в Кремле эти варианты просчитывались, – скривился Каплер. – Естественно, грядущий развал Европы сейчас ничуть не лучше, чем ядерная война в минувшие эпохи. Но я, если вам интересно лично мое мнение – я почти уверен, что люди, заседающие в Брюсселе, готовы даже и на это. Врагов они потом найдут, не сомневайтесь. Как это по-русски – стрелочников?