Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна. Страница 15
Девчонки настолько привыкли к ним, что вскоре вовсе перестали их замечать, примеряя кофточки, юбки и лифчики в присутствии мальчишек, а когда было нечего делать, будущие аптекарши от души издевались над своими коллегами-аптекарями. После подобного трехгодичного общения с «девочками», вероятно, у этих юношей был надолго отбит какой-либо интерес к прекрасному полу.
Мой герой переполнен неистовой ненавистью ко всем подряд женщинам, иногда пользуется услугами девушек легкого поведения – и вдруг случайно видит женщину за столиком летнего кафе и тут же влюбляется в нее. Это как наваждение.
Героиня же в два раза старше влюбленного, одержимого юноши, у нее дочь старше него, ну и так далее.
В конце концов (ближе к середине романа) он все-таки овладевает ею, но финал трагичный: аптекарь убивает возлюбленную из ревности. Убивает красиво, в кровати, ножом, едва только первые лучи солнца озарят спящую землю. Надеюсь, не будет повести печальнее на свете, чем повесть об убийстве на рассвете…
Но время! Время! Оно неумолимо! Пора одеваться и дуть к Икки в аптеку. Мы вчера договорились, что я зайду за ней в четыре, чтобы выцарапать из лап женщины с монголоидной физиономией и черными злыми глазами, девизом которой было модное недавно словечко: «Легко!»
Я с удовольствием выключила компьютер и посмотрела на себя в зеркало. Кошмар! Голову нужно немедленно мыть. Черт! Мой ноготь! Мой бедный ноготок сломался от усердной работы на клавиатуре, значит, нужно еще успеть сделать маникюр!
Что там у нас на улице? Я высунула нос в форточку – холодно. В чем идти? Колготки! Где мои новые колготы?! Перерыла все ящики – нигде нет.
Боже мой! За что браться? Ничего не успеваю! Икки загрызет меня, если я опоздаю, – не очень-то приятно стоять за прилавком лишнее время.
Надо сосредоточиться, иначе я вообще сегодня не выйду из дома! Вымыть голову, найти колготы, сделать маникюр. Накраситься, одеться. Или наоборот. Как получится.
15.30 – голову вымыла, колготки не нашла, сушу ногти. Ну почему? Почему у меня всегда одна и та же реакция организма на лак для ногтей – стоит мне наложить второй слой, как срабатывает диуретический эффект, будто я напилась мочегонных таблеток. Снимаю штаны и смазываю о них весь лак! Так было всегда, так получилось и сейчас.
15.50. Катастрофа! В доме воняет ацетоном (лак пришлось стереть), колготы не нашла, волосы недосушила. В лихорадке натягиваю джинсы, свитер, пиджак и в мыле вылетаю на улицу. Прохожие смотрят на меня как-то подозрительно. Я, наверное, похожа на чучело. Или мне просто показалось, что на меня подозрительно смотрят? Может, наоборот, окружающие любуются мною?
Неожиданно замечаю на светлом бежевом свитере на самой груди огромное фиолетовое пятно. Откуда оно могло тут взяться? Вспомнила – я поставила его месяц назад, когда ела вишню, увлеченно читая один из детективов великого Кронского.
У меня только одно желание – вернуться домой и переодеться, но время поджимает. Я иду по улице так, будто страдаю дрожательным параличом, пытаясь спрятать фиолетовое пятно под пиджаком.
Опять я буду выглядеть как идиотка – лохматая, со следами лака на ногтях и с фиолетовым пятном на самой груди, в то время как Пульхерия приедет расфуфыренная, накрашенная, безукоризненная. Анжелка скромно («по-адвентистски» или «по-православному» – теперь не понять) одетая. Икки тоже всегда тщательно одевается перед тем, как выйти на улицу. А меня как будто на время выпустили погулять из того самого интерната, в котором моя бабушка проработала сорок три года. В прошлый раз, например, я нацепила разные туфли и заметила это только в метро – возвращаться домой, как всегда, было уже поздно, и я весь вечер наступала себе на ноги, чтобы не слишком была видна разница – благо туфли были одного цвета.
В 16.15 я миновала вывеску «Лекарь Атлетов» и как ошалелая влетела в аптеку. У Иккиной кассы было полно народу. Я попыталась пробраться к ней поближе, но очередь взбунтовалась:
– Умная какая, все стоят спокойно, а она лезет!
– Я вообще инвалид первой группы! – воскликнул здоровенный старик с тростью, которую он, наверное, всегда таскал с собой в подтверждение своей инвалидности.
Нет, черт возьми! Не в подтверждение инвалидности! Он просто избивал этой дубинкой народ! Я поняла это минуту спустя, когда «инвалид» сначала нащупал дубинкой мою ногу, а потом со всей своей «инвалидной» силой отдавил мне все пальцы.
– Вы что, с ума, что ли, сошли?! – от боли заорала я.
– Молодая, а никакого уважения к старикам! – воскликнула толстая тетка с болонкой на руках.
– Да он мне ногу своим костылем отдавил! – возмутилась я, пытаясь восстановить справедливость.
В самом начале очереди назревал скандал по другому поводу:
– Девушка, вы мне сдачу не сдали! Я дала десятку, а нитросорбид стоит пять рублей! Где сдача-то?!
– А эта девица у них все время сдачу не сдает! – откликнулась тетка с болонкой.
– А зачем? Лучше себе в карман положить! – взвизгнул «инвалид» с дубинкой.
– Девушка, я в который раз спрашиваю, у вас йодомарин есть? – нетерпеливо воскликнул пухлый мужик в кепке. – Она что, глухая? – злобно спросил он у длинной женщины в красном берете.
– А она, наверное, сама не знает, что у нее есть, а чего нет, – желчно отозвалась та.
– Я, между прочим, тоже стою только чтобы спросить, – укоризненно проговорила тетка с болонкой.
– Ну и стойте, раз вам время девать некуда, – рявкнул пухлый мужик.
– Да чего она там ковыряется-то! Сколько же можно, в конце концов! Ну и продавщица! – возмутилась «баскетболистка» в красном берете.
– Сколько стоит йодомарин?
– Верните мне мои пять рублей!
– А я инвалид первой группы! Меня вообще положено вне очереди обслуживать!
– А у меня сейчас собака обделается! Она не может столько терпеть!
Напряжение нарастало с каждой секундой, казалось, еще мгновение – и вся эта разъяренная толпа разобьет витрину и раздерет на части мою бедную подругу. Теперь я поняла, как свершилась революция в очереди за хлебом.
Я не знаю, что со мной произошло, но я совершенно безотчетно закричала:
– Да как вы можете себя так вести! Все – вы? Во-первых, эта бедная девушка, которая стоит за прилавком, не продавец! Она, к вашему сведению, чтобы работать в этой поганой аптеке с такими дураками, как вы, за копеечную зарплату, три года корячилась в фармацевтическом техникуме и лучше всех в своей группе умела скатывать свечи. А это занятие не из простых! И она не робот, – заорала я на пухлого мужика в кепке, – чтобы одновременно считать деньги, не ошибиться в правильности отпускаемого препарата, разъяснить той маразматической старухе, которая уже давно взяла сдачу и положила ее в кошелек, как ей принимать нитросорбид, доказывать, что она не воровка, слушать повизгивание собаки и при этом найти среди тысячи наименований ваш дурацкий йодомарин, назвать вам его цену и дозировку, потому что пока вы все это не узнаете, не успокоитесь! Ко всему прочему, у нее сегодня должен быть выходной!
Все в очереди замолкли и уставились на меня с большим изумлением, а я крикнула:
– Икки, ты уже и так переработала, иди, переодевайся! Тебе никто не оплатит те полдня, которые ты провела в обществе этих злых и жестоких людей!
– Так, что тут за шум? – Из подсобки вышла нескладная толстая девица.
КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ВОНЮЧКИ
Мы с Икки прозвали ее Вонючкой не только потому, что к ней невозможно было подойти. Даже находиться рядом с тем помещением, где она сидела у компьютера, заказывая с утра до вечера лекарственные препараты, было невыносимо! В ее присутствии на Икки нападал неудержимый чих, слезились глаза и закладывало нос. Видимо, Вонючка со времен раздевалки фармтехникума так и не узнала о существовании дезодорантов. Ездила она на работу в самый центр Москвы из города Видное, убивая на дорогу в общей сложности пять часов драгоценного времени; но, наверное, было нечто такое, ради чего она ежедневно проделывала такой путь. И дело было, судя по всему, не в том, что Вонючка тибрила призы, которые предназначались для покупателей. Она доходила до того, что отдирала от упаковок с памперсами приклеенные сверху подарочные трусики, хотя ее дочерям они вряд ли бы налезли.