Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна. Страница 54

В результате на следующий день пришлось два раза бегать в магазин и приволакивать неподъемные сумки.

– А пиво? – спросила она, будто ребенок, которому обещали купить игрушку и не купили.

– Держи.

– Это «правильное» пиво?

– Правильное, правильное. Только не напейся – в твоем возрасте этого достаточно, чтобы потерять рассудок. Да что ты из горла-то хлещешь! Я сейчас чашку принесу.

– Нет! – взвизгнула она. – Из чашек чай пьют, а пиво так.

– Не захлебнись, – посоветовала я. Что поделать – Мисс Бесконечность стала жертвой рекламы.

Допив «правильное» пиво, она сначала хохотала на всю квартиру, потом несколько раз сбегала в туалет, что меня удивило – ведь она жаловалась на боли в ногах (неужели это очередная уловка?), и в конце концов заснула.

Приготовив обед и прибравшись в комнате, я растормошила поклонницу Бахуса и, пообещав навестить ее на следующей неделе, уехала, довольная тем, что выполнила свой долг.

Во вторник ровно в пять часов я стояла у метро с лампой в руках в ожидании Икки и остальных членов содружества. Вчера, получив гонорар, я решила купить ей на новоселье настольную лампу с зеленым, круглым плафоном, которая напоминала ту самую лампу, что тридцать один год назад около Иккиного подъезда выгрузила ее бабушка – рьяная коммунистка, когда переехала на постоянное место жительства к снохе. Не знаю, понравится ли этот подарок Икки, но лампа действительно красивая.

Постепенно подтягивались члены содружества, кидались мне на шею, истосковавшись после долгой разлуки, называя предательницей.

– Ты совсем с ума сошла! Обещала там месяц пробыть, а проторчала два! – больше всех возмущалась Икки.

– Наверное, у нашей Мани там был свой интерес, – предположила Пулька.

– Ты снова влюбилась? – спросил Овечкин.

И пока мы ждали Поликуткину (в девичестве Огурцову), я рассказала им страшную историю о том, как меня чуть было не выдали замуж за торговца тухлой селедкой. Я дошла до того места, когда благодаря бабушке-симулянтке мне удалось избежать этой участи, как к нам подошла Анжелка с заплаканными глазами. Ее живот был огромный. «У нее, наверное, будет двойня», – подумала я, но ничего не сказала.

– Опять ревела? – грозно спросила ее Пулька.

– Угу.

– Тебе нельзя нервничать! Что опять стряслось?

– Михаил ведет себя безобразно.

– Он уже давно себя так ведет, к этому можно и привыкнуть, – заметила Пульхерия.

– Он кури-и-ить начал, – и Анжела горько заплакала.

– Ну и пусть курит себе на здоровье, только выгоняй его на лестничную площадку.

– Как это пусть курит?! – остолбенела та. – Что это значит? Я тебя не понимаю? А как же вера? Что станут в церкви говорить, когда узнают?

– Да какая тебе разница? Ему не пять лет, он взрослый человек – сам разберется, – настаивала Пулька, и я была с ней полностью согласна – Анжела делала из мухи слона.

Икки жила в пяти минутах ходьбы от метро в уютной однокомнатной квартире, где еще были заметны следы холостяцкой жизни ее отца и уже наметились признаки обитания Икки: швейная машинка в углу, книги на полках, цветы на подоконниках.

– Пуль, а что это ты сегодня не на машине? Сломалась? – спросила я.

– Так я продала ее на прошлой неделе. Месяца через два наберу нужную сумму, и поедем к твоему Власу.

– А одна ты не можешь?

– Не-а.

– Ну, рассказывайте, рассказывайте, что у вас тут нового произошло? – нетерпеливо расспрашивала я.

– У меня Михаил закурил.

– Это мы уже слышали, – съязвила Пулька. – А я всех своих мужиков разогнала и полностью сублимировалась на диссертации. Секс отвлекает. Это я вам как врач говорю.

– Так ты сейчас одна? – удивилась я.

– Да. Надоели они все. Глупые, инфантильные, заносчивые индюки. Я поняла вдруг, что мой организм требует отдыха, – проговорила она, слизнув розочку с торта.

– Ну и правильно, – горячо поддержала ее Анжелка.

– Я тоже так думаю. Вот защищусь, а там видно будет. Слушайте, родители совсем ополоумели: все ищут ребро Гоголя. Да с таким азартом, будто в казино играют – мотаются по всей стране: сегодня здесь, а завтра там. Я даже немного завидую их энтузиазму.

– А у моих – второй медовый месяц, – вздохнула Икки. – Мамашу не узнать – лет десять скинула. Счастливы, одним словом.

– И тебе неплохо – смотри, квартирка какая обломилась, и от центра недалеко, – заметила Пулька, которая всю жизнь только и мечтала, как бы разъехаться с родителями.

– Слушай, Анжел, если тебя так допек твой благоверный, почему бы тебе не переехать к родителям, пока ты в таком положении? – вдруг спросил Овечкин.

– Они говорят, раз вышла замуж, терпи теперь и не жалуйся.

– Но это жестоко.

– Ничего не жестоко! – возразила Пулька. – Почему она должна свою квартиру этому петуху оставлять?

– Тогда выгони его. – Овечкина снова заносило не в ту сторону.

О своей предстоящей операции он молчал, мне очень хотелось узнать, готовится ли он к ней, принимает ли гормоны, но сдержалась, потому что сочла подобный вопрос некорректным.

Мы просидели у Икки до позднего вечера, о Кронском никто даже словом не обмолвился, вероятно, боясь задеть меня за живое. Специально для Анжелы меня попросили во второй раз изложить историю неудавшейся помолвки.

Теперь, когда Зожоры были в отъезде, Мисс Бесконечность звонила мне по пять, а то и по семь раз на дню. Но как-то в конце марта раздался звонок; я взяла трубку и услышала незнакомый женский голос:

– Маша?

– Да, – растерянно проговорила я.

– Это соседка Веры Петровны. Ваша бабушка сегодня утром упала. Вам нужно приехать.

– Как упала? Что с ней?

– Упала, когда выходила из туалета, и ударилась головой. Получилось так, что она попросила соседа сходить за сахаром, дверь оставалась открытой. Он пришел, а она в коридоре лежит без сознания.

– Так у нее есть сахар. Я ей купила, – тупо отвечала я. – Боже мой, о чем это я! Немедленно выезжаю!

Я быстро оделась, и снова мне пришлось «бежать на время», чувствуя себя олимпийской чемпионкой.

Когда я ворвалась в квартиру, бабушка лежала на кровати и была уже в сознании. Соседи разошлись по своим клетушкам.

– Ох! Ой! Ох! – стонала она.

– Что у тебя болит? Голова? Сердце?

– Все плывет перед глазами, – вяло сказала она.

Я вызвала «Скорую». Мисс Бесконечность не протестовала, напротив, кажется, даже была рада этому. Радовалась она до тех пор, пока врач не вынес свой приговор:

– Бабульку нужно госпитализировать. И чем раньше, тем лучше.

– Ни за что! – отрезала она, и голос ее мгновенно из скрипучего превратился в твердый и властный.

– Я настаивать не могу, это ваше дело, но если будете тянуть время, ничего хорошего не ждите.

– Ни за что! – закричала она так, будто перед ней сидело сорок недоразвитых интернатовских ребятишек.

Доктор почему-то особое внимание обратил на ее ноги, а когда я присмотрелась получше, то заметила, что большой палец на левой ноге у Мисс Бесконечности мертвенно синюшного цвета.

– Можно вас на минуту? – позвал меня доктор и вывел в коридор. – Если мы ее сейчас же отвезем в больницу, то есть шанс сохранить ей ноги. Если же вы будете медлить, закончится ампутацией, и она превратится в лежачую больную, которой необходима сиделка – она и до туалета ведь тогда дойти не сможет.

– У нее гангрена?

– Все это результат неправильной работы сердца и сосудов головного мозга, – сказал он и назвал мне диагноз, который я не в состоянии воспроизвести.

– Так. Ты ложишься в больницу. Давай собираться, – скомандовала я.

– Нет! Нет! Нет! Никогда! Ни за что! – Бабушка заплакала, но я-то знала, что заплакать она могла в любой момент – это был ее конек – из нее могла бы получиться неплохая актриса.

– Прекратить истерику! – прикрикнула я и стала насильно надевать на нее шерстяную кофту, но у той были отрезаны рукава. Я понимала, что нужно собраться как можно быстрее, что мы задерживаем людей, однако все свитера, ночные сорочки, майки были изуродованы – где-то зигзагом отрезан подол, где-то отхвачены рукава или воротник. – Вандалка! Зачем ты кромсаешь хорошие вещи?!