Куколка - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 22

– “Добрый вечер, добрый вечер, наши прекрасные, очаровательные слушатели. Вновь с вами радио “Попкорн”, ведущий Илья Тамбовский и программа по заявкам “Малява-блюз”. Сегодня чудесный, удивительный день, в который непременно сбудутся все ваши пожелания.

Итак, первое письмо. “Здравствуй, дорогой Илья и твоя замечательная программа. Меня зовут Катя. Передай, пожалуйста, моему другу Артему, находящемуся сейчас в 305 камере “Крестов”, что Макс изменил показания на первоначальные и теперь Артем смело может от всего отпираться. Адвокат сказал, что через месяц, Темочка, ты будешь на воле. Также, Илья, передай Артему привет, скажи, что я жду его и люблю, и поставь для него песню Розенбаума “Глухари”. С уважением, Катя С.”.

Ну что ж, вот такое трогательное письмо, надеюсь, Артем сейчас слушает нас, и я с удовольствием ставлю для него Александра Розенбаума…”

– Вот за это я и люблю это радио. – Музыкант закинул ногу на ногу. – Надо адрес студии запомнить. Когда меня посадят, а меня обязательно когда-нибудь посадят, я воспользуюсь этим “Попкорном”. “Малява-блюз”…

Серега поднялся с дивана и убавил громкость приемника.

– Так вот, Паша, я чего зарулил-то. Мы сегодня со своими мужиками соседям подсобили. Мокрушку подняли. С вас, кстати, тоже пузырь.

– А мы-то тут при чем? – Гончаров поставил на стол чашку с дымящимся кофе и чиркнул зажигалкой.

– Вам бы сто третью забабахали. По без вести пропавшему мужичку. Стопроцентный глухарек. А так радуйтесь.

– Как получилось?

– Умора. Такие артисты – сплошное кино. У меня в ЗАГСе девчонка знакомая сидит, склеил ее как-то в троллейбусе. Звонит она мне пару дней назад: “Сереженька, приходи скорее, очень тут непонятная ситуация”. Я мигом собрался, прилетел: “Что такое, ласточка?” – “Понимаешь, сейчас заведующая привела ко мне пару, сказала, чтобы вне очереди на послезавтра я их оформила. В общем-то обычное дело, ничего особенного. Я стала в журнал их записывать. Невесте сороковник, вся из себя такая, в брюликах и в золоте. Жених помоложе, двадцать пять, с виду лопушок, весь жеманный, будто педик. Я паспорта попросила. Смотрю жениховую прописку и ничего не понимаю – адрес моего соседа Лехи-алкаша. И фамилия его, и все остальное. А фотка в паспорте не его! А этого “голубого”. Я виду не подала, запись сделала, паспорта вернула. А вечером Лехе позвонила. Тишина. До ночи звонила. Никого. И утром опять – нет Лехи. Он один в трехкомнатной квартире прописан. Что делать-то, Сереженька? Нечисто тут”. Я ей отвечаю: “Все нормально, солнышко. Пускай свадьбу гуляют. А мы подойдем, поздравим”.

Сегодня я своих ребят взял и в ЗАГС. Договорился с органистом вместо него Мендельсона сбацать. Зря, что ль, в консерватории учился? Ребята входы-выходы перекрыли. В одиннадцать молодожены пожаловали. Это надо видеть, Паш. Словами не передать. Невеста – толстуха крашеная в фате, жених – чудик потный в зеленом пиджаке. Гости – сплошные спортсмены в униформе “Адидас” и “Рибок”. Папашка невесты – сухарь, перстнями исколотый. Все на тачках. Цветы, шампанское, шарики воздушные. Ангелочки, одним словом.

Я по клавишам вдарил. Тетенька в парчовом платье заныла: “Сегодня рождается еще одна российская семья, является ли ваше решение добровольным, распишитесь, теперь уважаемые свидетели, молодые, объявляю вас мужем и женой, поздравьте друг друга, для вас открывается новая страница жизни, теперь вы пойдете бок о бок, деля радость и беду, даря счастье не только себе, но, и своим будущим детям…”

Я Мендельсона наяриваю, глаза к потолку закатил, как в экстазе. Все ж люди счастье нашли. А потом – “Мурку на органе. Тетенька стушевалась: “В чем дело?” А я ей: “Сделай паузу, скушай “Твикс”!” А молодых от лица государства поздравит уголовный розыск. Руки вверх, молодые!” И автомат из вазы напольной.

Что тут началось! “Адидасы” – к дверям, невеста – в крик, жених – в обморок. Да не тут-то было. Наши быстренько порядок навели, разложили всех по коврам, по стенкам расставили, “ласты” завернули. Пару “стволов” изъяли. Свидетелей – в понятые. Молодых “браслетами” одарили, вместо обручальных колец. Умора. Жених стонет: “Я ничего не знаю, меня попросили, я ничего не знаю”. Невеста слюной брызжет, глаза норовит поцарапать, фату потеряла.

Когда на улицу выводить стали да в автобус сажать, весь народ обалдел. Хороша свадьбы, у всех гостей руки за головами.

За час всю картину прояснили. Неделю назад Леху-алкаша вывезли из хаты в соседний район, придушили удавкой, а труп спрятали в подвале. Потом вклеили в его паспорт фотку этого педика и в ЗАГС отправились. Если б мы не вмешались, еще через недельку-другую невеста оказалась бы прописанной в квартире мужа, а еще через пару дней притащилась бы в ментовку с заявлением о потерявшемся супруге. Очень простая схема. Невеста – веселая тетка, две ходки за мошенничество. Пара гостей в розыске. Обломали мы ребяткам вечеринку. Самый стрем, что ресторан даже снят был – “свадьбу” гулять. Жалко, столько продуктов в помойку. Водку мы, конечно, конфисковали, чтобы не пропала.

Час назад я соседям позвонил. Труп Лехин уже нашли. Первая брачная ночь молодых пройдет в изоляторе временного содержания. Жаль, что лежать они будут в разных камерах и без простыней. Круто, да?

– Ничего, – улыбнулся Паша, допивая кофе.

– Ваши-то где?

– В адрес поехали, куда убиенный Медведев звонил.

– Что-нибудь наковыряли?

– Ага. Козявку из носа. Тут наковыряешь. Я сегодня в этот “Прилив” мотался, где Шериф рекламным агентом подъедался.

– Шериф?

– Это Медведева погоняло. Приезжаю, директор – толстячок-оптовичок, трясется весь, как боров перед бойней. “Да, да, Витенька работал, хороший мальчик, бегал по городу – рекламу развозил”. Я на весь его офис заржал. “Да ты, уважаемый, сам у него бегал. Как хорек по клетке – из угла в угол!” Он опять ныть: “Что вы, что вы, ничего подобного”. А ты говоришь “наковыряли”. Из этой публики каждое слово дубиной выбивать надо.

– А что за контора?

– А-а. – Паша метнул окурок в угол, но в урну не попал. – Обычная посредническая шарага. Торговля жратвой. Есть пара мелких магазинов, склад где-то на Гороховой. Шериф, должно быть, “крыша”. Тебе-то, в принципе, какое дело? Это наша головная боль.