Ля-ля-фа - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 7

Бегу я быстро и долго. Насколько позволяет организм, ослабленный временной безработицей и шумами в сердце. Внеплановый кросс по Лиговскому. Надеюсь дотянуть до Обводного. Это еще километра полтора. За Обводным я знаю несколько дыр, где можно залечь отдохнуть. Уверенность в беге мне придает шум дыхания за спиной и топот копыт. Естественно, не моих. Топота собственных я совершенно не слышу.

Когда мне непреодолимо хочется остановиться и сделать пару глубоких, здоровых, спокойных выходов-вздохов, голова оборачивается в тылы, и желание бесследно пропадает – снова включается четвертая передача.

Бегущим следом тоже нелегко. Пожалуй, похуже моего. С их-то весом. Плюс дополнительная нагрузка в виде цепей, пиджаков и кепочек. В пиджачках, вероятно, содержится немало прочих гадостей.

Но об этом я пока не думаю. Я бегу. Главное – дыхание. Проклятый никотин. «Космос», «Стрела»… Ну-ну. Ага, ребятам красный свет. Вот негодяи, нарушили, создали аварийную обстановку, и хоть бы что. Где там ГАИ? Нет ГАИ.

Ничего. Сейчас, сейчас. У главного героя открывается второе дыхание, он понимает, что был коварно обманут, собирается с силами, и тогда… Тогда его точно никому не догнать.

Вот и мост. Опять светофор. Нарушаем. Ну, еще чуть-чуть. Вон арка, там налево и в железную дверь. Последний поворот головы. Тпр-р-р-у-у! Стоп, лошадка. За лошадкой никто не гонится. Тьфу, обида! Какой бег пропал впустую. За лошадкой не гонятся от монастыря, то есть уже как минимум с полкилометра. А холостой пробег вреден для мотора. Шумы в сердце. Фу ты, какие шумы. Сердце барабанит, как сумасшедшее, грудь ходит, как помповый насос тонущего корабля, а пот стекает с висков в три с половиной ручья.

Я облокачиваюсь на перила моста, плюю в воду и хватаю воздух широко распахнутым ртом. Хорошо, что бежал натощак. Те двое, наверное, закусили перед стартом. Поэтому сдохли.

Интересно, как там Шурка? В школе он делал меня на стометровке. Тем более, что шумами в сердце он не страдает, потому что младше меня на полгода

– даже повестка в его почтовый ящик еще не прилетела.

Он сорвался в противоположном направлении, умчался куда-то в сторону Суворовского.

Н-да, в рэкетиры нам с Шуркой еще рановато. Не умеем мы вымогать. Очень красивая сценка получилась. Стоим, музычку слушаем. Доктора Албана, негра бритого. Подкатывает джип. Выходят бритые белые. Размер пиджачков – «Широка страна моя родная». Как-то нехорошо на нас смотрят. Недоверчиво. А Шурка – руки из карманов и навстречу. Так, по-деловому. Ладошки наружу. «Здорово, пацаны, вы на „стрелочку“? За „Ксивой“?»

На «стрелочку», био-не-био.

Первым перевернули его, вторым – меня. Перевернули вверх ногами легким движением рук. И придерживая за щиколотки, стали вытряхивать все содержимое прямо на асфальт, даже газеты не постелили, гады.

После третьего встряхивания из Шурки наконец вывалились предметы вымогательства, а из меня – недокуренный «Космос», ключи от квартиры и какая-то мелочь.

Стоящие рядом граждане возмущались не сильно. Ведь не стреляют же. Из своего положения я вижу постового милиционера на стоянке. Но он нас упорно не замечает.

Шурик пытается протестовать, но как-то стеснительно: «Пацаны, пацаны, ну чего вы, в натуре? Давайте побазарим…».

Наконец «пацаны» переворачивают нас и ставят на ноги. «Пацан», что повыше, собирает документы и идет к машине. Там происходит минутное совещание. Вероятно, документы не все. Поэтому длинный кивает второму, и тот намеревается наглым образом тащить нас к джипу. Ну, так мы не договаривались. Мы не Шараповы – Жеглов и Вася Пасюк не прикроют. Извините, ребята, вы там сами разбирайтесь, без нас.

Я, как д'Артаньян, нагибаюсь на ходу, подхватываю с земли ключи, как он – шпагу («пара-пара-парадуемся…), и даю шпоры. „Космос“ с мелочью остаются на память о нашем первом опыте вымогательства.

Зеркала заднего вида у меня нет, но я кожей чувствую, что двое из джипа стартовали вслед за мной. Сам джип пытается вырулить на Лигов-ский, но, ха-ха, движение одностороннее, а поэтому ралли отменяется. Зато каков кросс! Эх-ма! Бабуля, бабуля, с дороги!!! Ух ты, кажется, я перепрыгнул через коляску. Вот что значит вдохновение!

На мосту я стою еще минут пять. Хватаю воздух и решаю, каким путем безопаснее будет возвращаться домой. На мост заползает трамвай. Остановка через сто метров. Еще один маленький рывок.

Номер я не разглядел, но это и не суть, лишь бы подальше и поглубже.

В трамвае ко мне привязывается бабка, пытаясь выяснить, доедет ли она до дома. Я говорю, что не доедет, и она начинает приставать к другим.

Возле метро я соскакиваю и, смешавшись с толпой, спешу на вход. «Зайцем» ездить нехорошо, но денег нет, и я еду, легко перепрыгнув через турникет.

Через двадцать минут я в своем подъезде. Мать уже вернулась. Я готовлюсь к воспитательному процессу. Потихоньку снимаю кроссовки и на цыпочках прохожу мимо кухни в комнату.

Мать сидит на диване и плачет.

– Ма, ты чего? Из-за меня, что ли?

Мать поднимает глаза и подносит к ним платок. Не, это не из-за меня.

– Коля, у меня украли все деньги.

– Как украли, где?

– В столовой, из сумочки.

– Может, потеряла, пойдем поищем. Где-нибудь в зале или в подсобках.

– Нет, нет… Они были. А потом их не стало. Я сама виновата, не надо было с собой брать.

– А сколько, сколько там было?

– Все. Я хотела по магазинам побегать. Вот, заведующая одолжила двадцать тысяч. Получка через пятнадцать дней.

Мать встала и пошла на кухню.

«Ну, с-с-суки!» – падая на диван, обращаюсь я неизвестно к кому.

Полоса. На ум идет затертая фраза: «Нет в жизни счастья». Да. Ничего нет. Ни счастья, ни денег, ни душевного равновесия. Ни-че-го. Одна аэробика, Ви-лы…

Припев

Ля-ля-фа…

Куплет пятый

Картина неизвестного художника конца двадцатого века «Утро на рынке». На фоне голубого весеннего неба несколько рядов деревянных лотков. Лотки богато заполнены товаром. Кисть художника заметила ярко-зеленые огурцы, ярко-красные помидоры, ярко-черные семечки и связки ярко-желтых бананов от фирмы «Чигуита».

Палитра чрезвычайно разнообразна. В левом углу полотна – закусочная деревянного типа без названия. На пороге мужчина кавказской национальности с палочкой шашлыка в руке. По правому краю картины прорисовывается ОМОНовец в камуфляжной форме, вероятно, шарящий по рынку в поисках торговцев наркотиками и незаконно носимого оружия. Сидящий прямо на грязном асфальте попрошайка тянет к народу язвенные руки, но народ предпочитает «Чигуиту». В центре картины находятся главные персонажи произведения – двое молодых современников, стоящие лицом друг к другу и спорящие, скорее всего, о будущем их прекрасной страны. Сколько жизненной силы в их взглядах, какой порыв души, какой полет мысли!

– Мудак, где ты взял эти вонючие документы?!

– Я ж сказал, в «скворечнике», на полу!

– Так я и поверил! Чтобы президент компании жрал, на этой помойке? У Вагифа не «Метрополь» и даже не столовая номер пятнадцать. Хорошо, если изжогой отделаешься. Ты этого президента за столиком видел?

Почесывание затылка.

– Вроде нет.

– Вроде нет, вроде нет… Ты уверен, что он их посеял?

Жизненная сила взгляда постепенно гаснет.

– Погоди, там, кажись, Рейган сидел…

– Хе…

Мне все понятно. Дальше можно не обсуждать. Тема исчерпана. Рейган, само собой, не президент. Однофа… Не, это кликуха у него такая. Почему, я не знаю. Рейган спец по машинам. По ему не принадлежащим. Засекали: за тридцать секунд он ухитрялся снять все архитектурные излишества – зеркала, антенны, щетки, декоративные колпаки и так далее. Иногда при сидящем в автомобиле хозяине. А если дать Рейгану времени побольше – еще секунд тридцать, – он запросто проникнет в салон и изымет неразумно оставленные магнитолы, сумки, дипломаты и прочие аксессуары.