Вожделеющее семя - Берджесс Энтони. Страница 30

— Это отец Шекель, — представила священника Беатрисе— Джоанне Мейвис.

— Я ведь еще не умираю, правда? — с тревогой спросила Беатриса-Джоанна. — Я себя хорошо чувствую! Голодная только.

— Это бедная старушка Бесси умирает, голубушка моя несчастная, — объяснил Шонни. — Я решительно заявляю, что она обладает теми же правами, что и любая христианская душа!

— У свиней не бывает души, — заявила Мейвис.

— Близнецы, да? — удивился отец Шекель. — Поздравляю. И оба мальчики, да? А какие вы им выбрали имена?

— Одного назовем Тристрам, — сразу же ответила Беатриса-Джоанна, — а второго — Дерек.

— Не могли бы вы принести мне воды и немного соли? — попросил отец Шекель Мейвис.

Тяжело дыша, вбежали Ллуэлин и Димфна.

— Пап! — закричал Ллуэлин. — Папа! Бесси…

— Отмучилась наконец? — печально спросил Шонни. — Бедная верная наша подружка. И последнего благословения не дождалась, да будет Господь к ней милостив…

— Она не умерла! — выкрикнула Димфна. — Она ест!

— Ест?! — в изумлении уставился на нее Шонни.

— Она встала на ноги и ест, — сказал Ллуэлин. — Мы нашли в курятнике несколько яиц и отдали ей…

— Яиц? Яиц?? Неужели все рехнулись и я тоже?

— И дали эти печенья, ну, такие беленькие и круглые, которые мы нашли в буфете, — добавила Димфна. — Но больше мы ничего не нашли.

Отец Шекель захохотал. Задыхаясь от смеха, он опустился на край кровати Беатрисы-Джоанны. Смесь различных чувств на лице Шонни смешила его особенно сильно.

— Ничего страшного! — проговорил наконец священник, глуповато улыбаясь. — Я поищу хлеба по дороге в Аккрингтон. Должен же где-нибудь быть хлеб?

Глава 9

Новым сокамерником Тристрама стал огромный нигериец по имени Чарли Линклейтер. Он был дружелюбным разговорчивым человеком и обладал таким огромным ртом, что было просто удивительно, как ему удается достигать хоть какой-то точности в произношении гласных звуков английского языка. Тристрам часто пытался сосчитать, сколько у него зубов. Зубы у Чарли были его собственными и часто обнажались в улыбке, как бы от гордости за этот факт, при этом каждый раз казалось, что общее ко-личество зубов превышает законное число тридцать два. Тристрама это беспокоило.

Чарли Линклейтер тянул неизвестно какой срок неизвестно за что. Как понял Тристрам, преступления Чарли заключались в порождении многочисленного потомства, избиении «серых», нарушении общественного порядка в вестибюле Дома Правительства и употреблении мяса в пьяном виде.

— Небольшой отдых мне не повредит. — Голос у Чарли был густо-красным. Рядом с этим плотным человеком с блестящей иссиня-черной кожей Тристрам чувствовал себя еще более худым и слабым, чем всегда.

— Они тут обвиняют меня в мясоедении, но они не знают, с чего все началось, парень, — рассказывал Чарли Линклейтер в своей обычной ленивой манере, развалившись на нарах. — Так, значит, добрых лет десять тому назад путался я с женой одного мужика из Кадуны… ну, вроде меня, такой же. Его звали Джордж Дэниел, он был муниципальным служащим, счетчики проверял. Ну, вернулся он однажды домой, когда его не ждали, и застал нас за этим самым делом. Что нам оставалось? Пришлось его зарубить. Да ты сам бы сделал то же самое, парень. Ну, теперь у нас было это тело — добрых тридцать стоунов, если на фунты считать. Что нам оставалось, как не пустить в дело старый котел? Мы ели непрерывно, и то нам потребовалась целая неделя, да-да! Костимы зарыли, и никто ничегошеньки не узнал. Да, это была большая еда, браток, настоящая хорошая еда!

Чарли мечтательно вздохнул, причмокнул своими огромными губами и даже рыгнул, предаваясь приятнейшим воспоминаниям.

— Я должен выбраться отсюда, — заговорил Тристрам. — Там, на воле, есть еда. Ведь есть? Еда…

Изо рта у Тристрама потекла слюна, слабыми руками он тряс решетку.

— Мне обязательно нужно есть, обязательно!

— Ну а мне лично нечего спешить на свободу, — проговорил Чарли Линклейтер. — Там меня пара-другая человечков с топорами ищут, так что, я полагаю, мне лучше здесь посидеть. Не слишком долго, конечно. Но я был бы счастлив помочь вам, как могу, выбраться отсюда. Не потому, что мне ваша компания не нравится — вы человек воспитанный и образованный и с хорошими манерами, но если уж вам так невтерпеж отсюда свалить, так я именно тот человек, который вам поможет.

Когда надзиратель принес дневную порцию питательных таблеток и воду и принялся просовывать их сквозь прутья решетчатой двери, Тристрам заметил у него дубинку и спросил, зачем она ему.

— А вот будете лаяться, так вот эта леди, — тюремщик помахал дубинкой, — ка-ак трахнет вас по затылку! Так что поостерегитесь, мистер Псих, мой вам совет.

— Эта его черная палка — очень хорошая штука, — задумчиво проговорил Чарли Линклейтер после ухода надзирателя. — Но разговаривает он с вами, как человек не слишком воспитанный, — добавил он.

Вскоре Чарли придумал простой план, который гарантировал Тристраму освобождение. Для Чарли этот план был чреват опасностью наказания, но он был человеком большого сердца. Оказалось, что Чарли не только может поглотить девять стоунов контролерского мяса за семь дней, но и может быть человеком твердым и настойчивым. Первая, простейшая, часть его несложного плана заключалась в том, чтобы всячески демонстрировать свою неприязнь к сокамернику, с целью избежать подозрения в соучастии, когда придет время осуществлять вторую фазу заговора. Теперь, когда бы надзиратель ни заглядывал в камеру, он слышал, как Чарли орет на Тристрама: — Ты брось меня заводить, парень! Поприкуси свой грязный язык! Я не привык, чтобы со мной так обращались, не привык!

— Опять он за старое? — угрюмо качал головой надзиратель. — Ну ничего, мы из него этот дух выбьем, вот увидите. Он еще будет ползать перед нами на брюхе, прежде чем мы его прикончим.

Тристрам, зубные протезы которого были поломаны, что-то хрипел в ответ, по-рыбьи округляя губы провалившегося рта. Надзиратель рычал что-то в ответ сквозь свои целые зубы и уходил. Чарли Линклейтер подмигивал. Так продолжалось три дня.

На четвертый день Тристрам лежал в состоянии, очень похожем на то, в котором до этого пребывал Блаженный Амвросий Бейли: отрешенный, неподвижный, с глазами, устремленными в небеса. Чарли Линклейтер в волнении тряс решетку и голосил: — Он умирает! Быстрее сюда! Он загибается! Скорее, кто-нибудь!

Ворча, приплелся надзиратель. Увидев простертого Тристрама, он настежь открыл дверь камеры.

— Порядок! — проговорил Чарли Линклейтер пятнадцать секунд спустя. — А сейчас ты просто напялишь его тряпки, и все, парень. Небольшая чистая работенка, вот так! — Чарли покачал дубинкой, держа ее за петлю из кожзаменителя. — Быстро надевай его форму, вы почти одного размера.

Вдвоем они раздели оглушенного тюремщика.

— Надо же, какая у него спина прыщавая, — заметил Чарли. Осторожно подняв надзирателя, он положил его на койку Тристрама и прикрыл одеялом. В это время Тристрам, тяжело дыша от волнения, застегивал на себе заношенную синюю форму.

— Ключи его не забудь, — напомнил Чарли Линклейтер. — И, главное, парень, дубинку не забудь. Ты с ней натурально будешь смотреться что надо, с этой маленькой штучкой. Ну, я так думаю, что по крайней мере с полчаса он будет в отключке, но ты времени не теряй, да веди себя естественно. Фуражку пониже на глаза надвинь, парень. Вот жаль, что с бородой ничего не поделаешь…

— Я вам очень благодарен, — проговорил Тристрам.

Сердце у него колотилось как сумасшедшее. — Я действительно вам благодарен.

— А, пустяки, забудь, — добродушно отмахнулся Чарли Линклейтер. — Лучше тяпни меня легонько по затылку этой дубиной, чтобы я натурально выглядел. Дверь камеры можешь не запирать, больше никто бежать не собирается. Но ключами звенеть не забывай, чтобы выглядеть мило и естественно. Ну давай, бей!

Тристрам слабо, словно по яичной скорлупе за завтраком, стукнул по затылку из мореного дуба.