Вожделеющее семя - Берджесс Энтони. Страница 32

— Это называется «повторнородящая». Я — повторнородящая. Выходит, как сестру ты меня уже не воспринимаешь. Ты просто рассматриваешь меня как нечто опасное для вас, как какую-то… «повторнородящую»! — Мейвис, зло поджав губы, склонилась над вязаньем. — А вот Шонни так не думает, — продолжала Беатриса-Джоанна. — Это только ты считаешь меня навязчивой и опасной.

Мейвис подняла голову.

— Это очень жестоко и не по-сестрински так говорить. Совершенно бессердечно и эгоистично. Ты должна понять, что пришло время вести себя разумно. Мы рисковали еще до того, как твои мальчишки родились, сильно рисковали. А теперь ты упрекаешь меня в том, что мои дети мне дороже твоих. А что касается Шонни, то он слишком добросердечен, словно не от мира сего. А уж наивен до глупости, когда твердит, что Бог нас хранит. Если хочешь знать правду, так меня иногда тошнит, когда я слышу имя Божье. Скоро Шонни навлечет на нас беду, недолго нам ждать, вляпаемся мы из-за него в историю..

— Шонни достаточно разумен и вполне нормален.

— Может быть, он нормален. Но нормальность — это обуза и помеха, если живешь в сумасшедшем мире. И, уж конечно, он не разумен. Выброси из головы мысль о том, что Шонни может быть благоразумным. Ему просто везет, вот и все. Он говорит слишком много и то, чего не нужно говорить. Недалек тот день, когда — попомни мои слова! — когда его везение кончится, и тогда… Да поможет нам Бог!

— Итак, — произнесла Беатриса-Джоанна после непродолжительного молчания, — чего же ты от меня хочешь?

— Ты должна поступить так, как, по твоему мнению, будет лучше для тебя. Если тебе нужно — оставайся у нас, (оставайся столько, сколько считаешь необходимым, но постарайся вспоминать иногда…

Вспоминать что?

— Хотя бы то, что некоторые люди сделали для тебя все возможное и даже подвергались опасности. Я говорю об этом в первый и единственный раз и больше ничего не скажу впредь. На этом и покончим. Но я хочу, чтобы ты иногда вспоминала об этом, вот и все.

— Я помню, — произнесла Беатриса-Джоанна, задыхаясь, — и очень благодарна! И я говорю об этом не менее трех раз в день, с тех пор как я сюда приехала. Конечно, за исключением того дня, когда я — уж ничего не поделаешь! — детей рожала. Я бы и в тот день вас поблагодарила, да мне нужно было и о другом подумать. Если хочешь, я могу сказать это сейчас, чтобы погасить задолженность. «Я вам очень благодарна, я вам очень благодарна, я вам очень благодарна!» — Ну зачем же так, — проговорила Мейвис. — Давай оставим эту тему, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Беатриса-Джоанна вставая — Давай оставим эту тему. Не забудем только, что этот разговор начала ты.

— Нет нужды говорить в таком тоне, — холодно заметила Мейвис.

— А, к черту! — воскликнула Беатриса-Джоанна. — Время кормить детей.

Она подхватила близнецов на руки. Происходящее было выше ее сил, она больше не могла этого выносить, она не могла дождаться, когда Шонни расстанется со своими сеялками и вернется домой. В доме и одной женщины было достаточно, Беатриса-Джоанна понимала это, но что она могла поделать?

— Я думаю, мне лучше посидеть до вечера у себя в комнате. Если ты, конечно, можешь называть это комнатой, — выпалила Беатриса-Джоанна и сейчас же пожалела о сказанном.

— Извини, я совсем не то хотела сказать!

— Делай что хочешь, — обиженно проговорила Мейвис. — Иди туда, куда ты хочешь. Насколько я помню, ты всегда делала то, что тебе хотелось.

— Ах, к черту все! — вскрикнула снова Беатриса-Джоанна и, прижав к себе своих розовых младенцев, выскочила из гостиной.

«Глупо! — думала она немного спустя, лежа у себя в пристройке. — Нельзя так себя вести». Беатрисе-Джоанне нужно было примириться с тем, что ферма — это единственное место, где она может жить, по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что же, в конце концов, происходит — Ах, черт! — вырвалось у Беатрисы-Джоанны. — Ну извини, извини, извини!

— Что толку в твоих извинениях, если ты говоришь одно, а думаешь совсем другое.

— Послушай! — простонала Беатриса-Джоанна в отчаянии. — Ну в самом деле, как ты хочешь, чтобы я поступила?

— Я уже сказала тебе. Ты должна делать все в точности так, как сама считаешь лучшим для себя и своих детей!

Мейвис так четко произнесла последнее слово, заставив его звенеть всеми обертонами так, что стало ясно: в этом доме только ее дети настоящие, а те, что у Беатрисы-Джоанны,

— незаконные, нелегальные.

— О-о! — всхлипнула Беатриса-Джоанна. — Какая я несчастная!

Она бросилась к своим гукающим и отнюдь не чувствующим себя несчастными близнецам. Мейвис, жестко поджав губы, продолжала точить когти.

Глава 11

День уже клонился к вечеру, когда капитан Лузли, из Народной полиции, прибыл на ферму в своем черном фургоне.

— Это здесь, — сказал он рядовому Оксенфорду, своему водителю. — Государственная ферма НВ-313. Долгое было путешествие.

— Отвратительное было путешествие! — добавил сержант Имидж, произнося шипящие со свойственной его корпорации силой.

Они видели на вспаханных полях такие вещи, такие ужасные картины…

— Да, отвратительное, — повторил он. — Нам бы следовало изрешетить им задницы пулями.

— У нас мало боеприпасов, сержант, — возразил Оксенфорд, все понимавший буквально молодой человек.

— И это не наша работа. Непристойное поведение в общественных местах — это забота обычной полиции, — уточнил капитан Лузли.

— Точнее, тех из них, кто еще не съеден, — сострил сержант Имидж. — Давайте, Оксенфорд, идите и откройте ворота, — нетерпеливо произнес он.

— Это несправедливо, сержант. Я водитель, я за рулем.

— Ах, ну хорошо же!

И сержант Имидж вытянул свое длинное змеиное тело из машины и пошел открывать ворота.

— Дети! — сообщил он. — Дети играют. Хорошенькие детишки. Давайте, заезжайте во двор, — приказал он Оксенфорду. — Я пойду пешком.

Дети бросились в дом.

— Пап! — закричал запыхавшийся Ллуэлин. — Там какие-то люди приехали на черном фургоне! Полицейские, похоже.

— На черном фургоне, ты говоришь? — Шонни встал и выглянул в окно. — Так… Давно их ждем, да простит их Господь, а они все не ехали. А теперь, когда мы уж было совсем успокоились, они и прутся к нам в своих сапожищах. Где твоя сестра? — быстро спросил он Мейвис. — Она в пристройке?

Мейвис кивнула.

— Скажи ей, чтобы заперлась и сидела тихо. Мейвис кивнула, но медлила с уходом.

— Иди быстрей! — подогнал ее Шонни. — Через секунду они будут здесь.

— Они начнут с нас, — предрекла Мейвис. — Запомни это. С тебя, с меня и с наших детей.

— Хорошо, хорошо, иди давай! Мейвис побежала в пристройку.

Фургон подкатил к крыльцу, и из него вылез, расправляя члены, капитан Лузли. Рядовой Оксенфорд рявкнул мотором и выключил зажигание.

Сержант Имидж подошел к своему начальнику и стал Рядом. Рядовой Оксенфорд снял фуражку, которая оставила у него на лбу красный след, словно каинову печать. Вытерев лоб грязным платком, он надел фуражку снова. Шонни открыл дверь. Все было готово.

— Добрый день! — поздоровался капитан Лузли. — Это государственная ферма НВ-313, а вы… боюсь, что мне не выговорить вашу фамилию, понимаете ли. Но это к делу не относится. У вас здесь гостит миссис Фокс, не правда ли? Это ваши дети? Очаровательные, очаровательные детишки! Могу я войти?

— Какая разница в моем «да» или «нет», — огрызнулся Шонни. — Я так полагаю, что у вас должен быть ордер.

— О да. У нас есть ордер, понимаете ли, — ответил капитан Лузли.

— Почему он так говорит, пап? — спросил Ллуэлин. — Почему он говорит «понимаете ли»?

— Это от нервов, помоги ему Бог, — ответил Шонни. — Некоторые люди дергаются, а другие говорят «понимаете ли». Проходите, господин…

— Капитан, — подсказал сержант Имидж. — Капитан Лузли.

Полицейские, не снимая головных уборов, вошли в дом.

— Итак, что вам конкретно нужно? — спросил Шонни.