Трудно быть мачо - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 40
Аршанского Чернаков нашел в складских помещениях, на приемке товара. Илья Романович лично проверял содержимое пластиковых емкостей с жидкостью для мытья пола. В прошлый раз в бутылках оказалась слабый раствор мыла в воде, и «Планета» осталась в грязи.
Они отошли в сторону. Вячеслав Андреевич, не делясь своими предположениями, напрямую спросил, не обращался ли кто к Илье Романовичу по поводу охраны?
– Лично мне не звонил никто, – твердо заявил заместитель по АХЧ, глядя Чернакову в глаза.
– А вы сами?
– Понимаете, Вячеслав Андреевич, – Аршанский виновато потупился, – лично меня и «Забота» устраивает. То, что с вами случилось, могло случиться с каждым. Но Тагиров… Только это между нами.
Аршанский воровато оглянулся на грузчиков, словно они подслушивали и могли доложить шефу о неблагонадежности зама.
– Буду откровенен. Тагиров после этого дурацкого взрыва попросил меня подыскать новую контору. Мол, вы уже не справляетесь. Я звонил в кое-какие организации, но пока ничего достойного.
– То есть, с нами окончательно решено не продлевать контракт?
– Хотелось бы верить, что нет, но… Я объяснял Тагирову, что «Забота» не самый плохой вариант, но… Вы же знаете, он непробиваемый, как немецкий цемент.
– Я с ним не общаюсь… У меня просьба. Если кто-то выйдет на вас с предложением об охране, дайте мне знать…
– Насколько я в курсе, вы написали заявление об уходе.
– И тем не менее.
– Добро, если вам это чем-то поможет. Новое место не нашли?
– Пока не искал.
Охранник Лемешев нес скучную вахту на «рамке». Скучную, потому что рамка за последний час звенела лишь дважды, да и то ошибочно. Вячеслав Андреевич, не поздоровавшись, обрадовал бывшего омоновца хорошей новостью:
– Нас в дознание вызывают. Тебя и меня.
– Куда-куда?
– В дознание. Служба такая приятная. Никогда не слыхал?
– Типа ГАИ, что ли?
– Почти. Расследует определенную категорией дел – угоны, алименты, хулиганство. Превышение полномочий сотрудниками охранных предприятий. Короче, фигню всякую. Трудятся там дознаватели. Дознают. Они строги, но справедливы. Один ждет нас прямо сейчас.
– Зачем?
– Объявить благодарность за добросовестную службу и отправить в крестовый поход. От слова «Кресты». Попросил захватить теплые вещи. Собирайся. Я жду в машине.
Чернаков подозвал охранника из зала.
– Смени Юру на рамке.
Тот кивнул и занял пост. Лемешев откровенно расстроился и растерялся, зачем-то принявшись крутить головой, словно ища подмоги.
– Да, но…
– Не тормози. Туалет там есть. Вернее, параша…
Вячеслав Андреевич покинул супермаркет и сел в машину. Через пару минут появился Лемешев в накинутой поверх формы «Аляске». И был он недостаточно весел.
– Чего ты так страдаешь? – с ухмылкой спросил Чернаков, выруливая на проспект, – обещали больше не трогать?
– Да надоело все это… Сколько можно таскать туда-сюда?
– Увы, все только начинается, Юра. Как в песне… Короче, – он резко сменил тон с милого на шпионский, – мне приятель утром позвонил. В одном кабинете пару лет сидели. Он сейчас в этом районе старшим опером.
– И что? – еще больше пожух охранник.
Чернаков остановил машину.
– А то! Херово дело! Есть команда нас с тобой оприходовать на нары. Якобы, чуть ли не из Москвы звонили. Показательный процесс. Слишком много жалоб от населения на частных охранников. Вот и хотят приструнить.
– А почему именно нас? – на Юриных щеках вспыхнул румянец, что говорило о начавшейся в его душе панике.
– Тебе спасибо. Ты бы больше языком молол. Да еще под этим подписывался.
Чистосердечное признание, конечно, иногда смягчает вину, но отнюдь не освобождает от геморроя. Сейчас группа захвата сидит в коридоре под видом гражданского населения. Целых шесть рыл. Усекаешь, кого захватывать будут? Нас с тобой. По три бойца на брата. Не веришь, могу позвонить приятелю, сам поговоришь. Или поедем, заглянешь в коридор… А группу захвата заказывают, когда человека хотят закрыть.
– Куда закрыть?
– Под замок! Ты ж профессионал, сам знаешь!
Хочешь поддержать человека в трудную минуту и расположить к себе, назови его профессионалом, а еще лучше умным. Или просто гениальным.
– Поэтому, ежели не желаешь встретить Новый год в узком кругу, давай соображай. Кстати, круг будет не из ментов-оборотней, а из тех, кого ты недавно дубинкой по хребту гладил.
– По… Почему?
– А потому что ты бывший! Я то со своим «пенсионным» еще пристроюсь в нормальную «хату», а тебя ждет очень теплый прием. Аж дым из задницы повалит! Подставили, тебя, Юрок, подставили. Что ж ты так?
Ответить охранник не смог. Видимо, живо представил, как его введут в угрюмый каземат и отрекомендуют: «Встречайте! Юрий Лемешев! Сержант в отставке! Отряд милиции особого назначения! Дворянин! Аплодисменты!» Сейчас он напоминал ребенка, случайно увидевшего, как злой папка снимает ремень.
– Но есть шанс.
Ребенок чуть ожил.
– Ты мне сейчас, все, слышишь, все – как на духу! Я из-за тебя, пряника, садиться не собираюсь! Понял?! Да очнись ты!
Чернаков слегка потряс охранника за плечо.
– Да, да, понял…
– Кто велел дать следачке такие чумовые показания?
– Она… Сама, – едва слышно, словно нерадивый студент на экзамене, выдавил Лемешев.
– Кто – она? Следачка?
– Да… Говорит, вали все на начальника, мол, это он приказал, и тебе ничего не будет.
– Чего-чего?… А если б я задержанных расстреливать приказал? Ты пошел бы сдуру, хлопнул пару человек из карабина, а потом бы заявил – мне Чернаков велел! И что? Дальше бы гулял?
Лемешев захлопал ресницами. Но не взлетел. Мешала крыша авто.
– Юрий, не обманывай папу. Следачка не дура, чтоб такое предлагать…
– Правда, правда она… Я ж откуда все эти ваши тонкости знаю? Она пообещала, что все нормально будет…
– Для кого нормально?
– Для меня…
– А для меня?
Чернаков прострелил охранника взглядом. Лемешев напрягся, словно ожидая удара.
– Наверное…
Вячеслав Андреевич нажав на газ, резко вклинился в поток.
– Вот сейчас и узнаешь. Про «нормально»…
– Мы ку-куда?
– На новогоднюю елку! Копытину ты задерживал? Ты. Ценник ты в рамку сунул? Ты. Сам признался. Вот и сядешь. А я не собираюсь. Не приказывал, я тебе, Юра, ничего, не приказывал! И нигде не расписывался!.. Что за живот схватился? Блевать тянет?!
Лемешев скрючился, словно вареная креветка.
– Я предупреждал – все, как на духу! Про следачку жене рассказывай сказки! Перед сном. В последний раз спрашиваю – кто?
– Да, клянусь – она…
Бросив взгляд на охранника, Чернаков понял, что тот не врет. Нет у Лемешева артистических способностей, чтобы так играть. Но, с другой стороны, каков расчет многоуважаемого следователя Маргариты Викторовны Яблонской? А вдруг, Юрик отказался бы… Если только…
Интересная мысль.
– И сколько она тебе предложила?
– Че-че-го, сколько? – у Лемешева проснулось заикание.
– Апельсинов, блин! Баксов сколько?!
– Ни ско…
– Юрик! Не серди папу! Папа все знает, папа накажет!
– Две, – как-то обреченно, почти сразу, без сопротивления ответил бывший омоновец, – две тысячи…
– Понятно… Отдала хоть?
– Да… Почти. Двести осталась должна. Если показания не изменю, отдаст.
Обещала.
– Надо же… Всего две штуки?
– Вячеслав Андреевич, я бы не взял, честно… У меня дочка, ей на глаз операцию надо делать.
– Неужели? Что-то ты про нее не сильно вспоминал, когда материалку канючил. Ты, Юрик, хоть дочкой свою натуру гнилую не прикрывай… И если она не до конца прогнила, отвечай – Харламов на Копытину наколку дал?
– Да, да, он! – согласно затряс головой Лемешев, – мол, баба беременная, встречай. Я встретил. Клянусь, так и было!
– Ладно, верю…
Чернаков притормозил возле здания райотдела.
– Значит так. Сейчас идешь в семнадцатый кабинет, к дознавателю.