Зверь из бездны - Корепанов Алексей Яковлевич. Страница 47

Потом птицы-призраки попадались ему еще не раз, и он вполне научился обманывать их, притворяясь то лужей с затхлой зеленой водой, то извилистым оврагом с пыльной сухой травой, то обгоревшим бесплодным деревом, то гниющей падалью, источающей нестерпимую трупную вонь…

Вот и сейчас птицы, покружив, улетели прочь, на закат, растворившись в огромном лиловом диске тяжело нависшего над горизонтом угрюмого светила, и он выбрался из-под скалы, машинально отряхивая рубашку. И замер, вглядываясь в неприветливые сумерки. Вниз по склонам холмов стекала, переливаясь неяркой синевой, какая-то тягучая масса. Чудилось в ней что-то липкое, киселеобразное, что-то угрожающее. Она выбралась на равнину, ускорила ход, с верхушками поглощая немногочисленные засохшие деревья с тонкими ветвями, увитыми серым смердящим пухом, перетекла через русло появившейся вчера и тут же высохшей реки и устремилась к скале, возле которой он стоял, бессильно опустив руки. Через несколько мгновений синий кисель заполнил то заветное место у кустов, где наконец-то возник контакт, и продолжал приближаться.

Он обернулся. За скалой вправо и влево, насколько могли видеть глаза, тянулась широкая трещина, далекое дно которой весь день скрывал желтый туман; она возникла сегодня ночью или рано утром на месте каменистой равнины. Оставался только один выход – если это был выход – лезть на скалу.

«В Биерре все более-менее устойчиво, иди туда,» – говорило ему вчера паукообразное существо, часто-часто закрывая и открывая два десятка своих выпуклых красноватых кротких глаз. Вот тебе и устойчивость…

«Спокойно, Лео, – сказал он себе, осматривая скалу и прикидывая, в каком месте удобнее будет взбираться к вершине. – Кому суждено быть повешенным…»

Синий кисель девятым валом надвигался на него, и он, больше уже не раздумывая, начал карабкаться по чуть покатому боку скалы, нашаривая руками выемки и трещины. Он поднимался все выше и думал о том, что Голос обещал перебросить Стана, и что Стан должен добраться сюда, и что синий кисель может исчезнуть – нужно только подольше не оглядываться и лезть себе к вершине совсем недавно появившейся скалы и не портить нервы волнением и тревогой. Он уже довольно долго был здесь, в этом странном мире, и пока оставался живым… Несмотря ни на что оставался живым, хотя и не достиг пока своей главной цели.

У самой вершины, метрах в тридцати над землей, нога его сорвалась с опоры и он повис на руках, закусив губу и намертво вцепившись пальцами в скальный выступ, удерживая на весу вдруг оказавшееся очень тяжелым собственное тело. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем ему удалось вновь нашарить ногой спасительную трещину. Обливаясь потом и жадно хватая ртом воздух, он преодолел последние метры и выполз на самый верх.

Вершина скалы представляла из себя наклонную, довольно ровную площадку, словно срезанную огромным ножом. Он перевернулся на спину и некоторое время смотрел на странное небо, испещренное то вспыхивающими, то медленно угасающими зелеными пятнами; таким оно было впервые за все время его пребывания в этом мире. Потом он сел, обхватив руками колени, и перевел взгляд вниз. Синий кисель бесшумно обтекал скалу и сползал в широкую трещину, расколовшую поверхность от горизонта до горизонта; в глубине его дергалось и извивалось что-то темное, непрерывно меняющее форму. Бесшумный колышущийся поток наконец полностью исчез в трещине, оставив за собой взрыхленную почву и измочаленные тела деревьев. По-прежнему было тихо, но не так, как в спящем лесу или в пустой квартире; тишина казалась не простой тишиной, а непримиримой противоположностью, полным отрицанием звука. От такой тишины хотелось выть. Лиловое светило, испустив напоследок ослепительный сноп лучей, провалилось за горизонт, словно сдернутое с небес чьей-то исполинской рукой, но темнее от этого не стало. Зеленые пятна продолжали попеременно вспыхивать и угасать в вышине, и все пространство вокруг скалы приобрело какой-то тревожный оттенок.

Спускаться на землю он пока не решался, потому что спуск был бы гораздо сложнее подъема да и наступавшая ночь могла принести очередные неприятные чудеса. Он решил дожидаться рассвета на вершине скалы и, уткнувшись лицом в поднятые колени, устало закрыл глаза. Это была не физическая, а душевная усталость – пребывание в этом покривившемся на все бока мире изматывало до предела, потому что приходилось постоянно быть начеку, в каждый момент ожидая очередную гадость – а гадости здесь появлялись в достаточном количестве, не давая забывать о себе. Взять хотя бы этих птиц. Или бродячие кусты с острыми извивающимися лезвиями, выскакивающими из гущи листьев; ему еле удалось ускользнуть от этих кустов, призвав на помощь всю свою ловкость. А покрытые бурой бородавчатой коркой одноглазые мохнатые создания, прыгающие наподобие земных кенгуру… Лишь только когда он буквально сломал пополам трех нападавших – с каким противным хрустом лопалась их скользкая корка! – остальные убрались восвояси, в темные норы, усеявшие обрывистый берег широкой реки с водой цвета засохшей крови. А колючие зубастые гусеницы размером с маршрутник, которые преградили ему путь на горном перевале… Много всякого было; казалось, этот мир задался целью доконать незваного пришельца.

К счастью, были и другие встречи. Человек-ящик на склоне холма (так мысленно он окрестил это неподвижное существо) подсказал ему направление. Это просто-таки окрылило его – оказывается, в инореальности все же возможно общение! Серые прыгунцы хоть и не имели голов и не могли разговаривать, но тем не менее начертили ему примерный маршрут; кто мог знать, что маршрут этот будет постоянно меняться? Инореальность вносила свои коррективы. Красноглазое подобие паука сообщило о Биерре…

Да, перемены продолжались, но инореальность все-таки стала более устойчивой, действительно превратившись в реальность, перестав быть скопищем почти непрерывно изменяющихся, утекающих, рассыпающихся под пальцами, проваливающихся под ногами, выворачивающихся наизнанку иллюзорных подобий знакомых и совершенно незнакомых предметов. Он все никак не мог решить для себя один вопрос: направляются ли все происходящие здесь процессы чьей-либо волей или все происходит в соответствии с какими-то закономерностями этого мира. И еще: что значат эти нападения? Всегда ли агрессивны обитатели инореальности по отношению друг к другу или такая агрессивность связана только с ним, чужаком, проникшим в их владения?