Превращение - Берг Кэрол. Страница 23

— Мой последний меч ковал Демион из Авенхара, — сказал он как-то утром собравшимся у него приятелям. — Он лучший мастер в Империи.

— Почему же не заказать ему еще один меч? — поинтересовался Невари, косоглазый щеголь, который был с принцем и Вейни в день аукциона. У него постоянно было такое выражение лица, словно он вдыхает запах разлагающегося трупа.

Александр следил за тем, как я распаковываю ящик золотых кубков, отделанных аметистами, но дурацкое предложение отвлекло его от этого занятия.

— Ты что, совсем слабоумный, Невари? До праздника осталось три недели, этого едва хватит, чтобы просто выковать меч. Но у него не будет времени приехать сюда, подогнать его по руке да еще вернуться обратно, чтобы закончить работу. И я не смогу поехать к нему примериться к мечу.

— А почему бы тебе не послать ему письмо с почтовой птицей? Я заказывал меч в Загаде и весьма доволен результатами. Мне не пришлось торчать там, пока меч ковали, — он вынул из ножен толстый бронзовый меч, гарда которого была так усыпана камнями и так утяжеляла его, что лучше всего было бы использовать этот меч в качестве дубины.

Александр закатил глаза и кивнул остальным троим молодым людям, покрутив пальцем у виска Невари:

— Да это бабская игрушка, Невари! Как ты получил право заплести свою косу? Твой отец, наверное, нанял комедиантов, чтобы они разыграли для тебя бой? А! Похоже, я угадал!

— Нет, конечно, — возмутился молодой человек, он покраснел так, что его лицо стало одного цвета с его розовой туникой. Остальные прикрыли рты ладонями, чтобы скрыть усмешки.

— Учись у меня, пока можешь. Ни один настоящий воин не станет пользоваться мечом, который не подогнан по его руке и не сбалансирован так, чтобы подходить к его манере боя. Кому нужен меч, волочащийся по земле из-за собственной тяжести?

Бестолковый юный лорд высоко поднял меч, так что свет лампы заиграл на камнях, и, насупив брови, задумчиво уставился на свою игрушку.

— Но ведь он отлично выглядит, разве нет? А ты, Александр, как ты можешь носить с собой такой простой меч? Он у тебя как у солдата. Меч Императора должен быть еще богаче моего.

Но Александр уже не слушал Невари. Он разглядывал свои ножны, брошенные на середину круглого мраморного стола. Потом он резко развернулся.

— Сейонн!

Я прекратил свою работу и поклонился.

— Да, господин!

— Приходило что-нибудь еще от дяди?

— Нет, господин. Только то, из Загада, — это было коротенькое сообщение, в котором выразилось отношение старого воина к идее Александра удалить его с Дар Хегеда.

«Ваше высочество!

Ваше слово закон для меня. Я позабочусь о леди Лидии. Увидимся в Кафарне, когда я закончу свои дела в Авенхаре.

Дмитрий.»

Александру письмо не доставило удовольствия, он не чувствовал себя победителем.

— Мы помиримся, — сказал он самому себе, прослушав письмо. — Мы помиримся.

— Дмитрий уже наверняка в Авенхаре. Он знает все достоинства и недостатки моей руки, и какое оружие я люблю. Кто сможет оценить работу Демиона, как не лучший из воинов, когда-либо державший меч? Ему придется немного задержаться. Но если он поедет обратно дорогой Яббара, он как раз успеет на церемонию.

Мне пришлось тут же сесть за вишневый столик.

«Дмитрий!

Все равно ты уже сердишься на меня, так что хуже не будет, если я снова приведу тебя в возмущение. По крайней мере, оно согреет тебя, когда ты поедешь в Кафарну дорогой Яббара. Мне необходим новый меч на дакрах. Прикажи Демиону бросить все его текущие дела и сковать меч, достойный его Принца, но это должен быть меч воина, а не пустая игрушка. Этот меч должен быть на два меззита длиннее того, что он делал мне в последний раз. (Помнишь, мы обсуждали это с тобой прошлым летом?) И он должен быть также прекрасно заточен и сбалансирован, как предыдущий. Что до эфеса, Демион знает мои вкусы. Я только хочу, чтобы там была гравировка: дерзийский лев и сокол нашего Дома. Я верю, что ты сумеешь проследить за всем и вернуться сюда с мечом до начала дакраха. Пошли мне весточку, чтобы я был уверен, что ты выполнишь мое поручение.

Сандер.»

Принц велел мне отправить письмо с птицей. Следующие четыре дня он взволнованно ожидал ответа.

«Ваше высочество!

Ваш меч будет сделан. Леди Лидия уже в пути. Через три недели я буду в Кафарне.

Дмитрий.»

Александр покивал головой.

— Полагаю, пора готовиться к порке, ликай, — произнес он. Потом с неожиданной грустью добавил: — Ну почему ты такой болван?

Ликай. Это многое объясняло в их отношениях. Ликаем дерзийцы называли наставника в боевых искусствах, который обучал юношу военному делу. Ликай очень редко избирался из числа родственников, но это можно было понять. Айвон не допустил бы, чтобы его сына учил кто-то со стороны. Интереснее было то, что они после этого не превратились в смертельных врагов. Ведь хороший ликай был суровым учителем, а я был уверен, что Дмитрий — один из лучших. Размышления об учителях и учениках напомнили мне о Ллире, и я поспешно вернулся к своей работе, проклиная всех дерзийцев.

Единственным приготовлением к дакраху, которое Александр счел забавным, был найм музыкантов и артистов. Пяти церемониймейстерам было поручено искать подходящих людей, чтобы они своим искусством развлекали гостей все дни и ночи празднования. Толпы музыкантов, танцоров, жонглеров и магов устремились в Кафарну в надежде на хороший заработок. Церемониймейстеры отбирали тех, что казались им лучшими, а потом отправляли их к принцу на окончательное утверждение. А принц не стеснялся в выражениях, высказывая свое мнение.

— Ты скрипишь, как несмазанная телега.

— От твоего мяуканья меня тошнит.

— Ты оскорбляешь слух Атоса. Есть ли какой-нибудь особый бог музыки, который придушил бы эту женщину?

Один за другим неудачники отправлялись прочь из дворца. Принц объявил певице, исполняющей народные песни Базрании, что она не имеет права появляться в Кафарне и Загаде в течение следующих десяти лет. Он дал пинка чернокожему певцу из Холленнии, когда тот принялся исполнять серенаду. Певец был в шоке от изумления.

— Сейонн, напиши указ, что холленнийским певцам запрещается исполнять в Дерзи любовные песни. Их сопливая чувственность оскорбляет наши традиции.

Я хотел было напомнить ему, что в Холленнии все браки предопределены с младенчества, и ни у кого нет возможности любить и жениться по собственному выбору. И когда холленнийские певцы поют о безответной любви или невозможности воссоединения с любимым человеком, они как никто знают, что это такое. Но я промолчал.

Когда долгий день отбора талантов уже подходил к концу, один лютнист взял посреди пьесы неверную ноту. Александр вскочил с кресла, схватил инструмент и разбил его об голову незадачливого музыканта. Когда несчастного уводили из комнаты, он рыдал в голос.

— Ну, куда ты смотришь? — Я не успел отвести глаза.

— Никуда, господин.

— Неужели? Ты опять не говоришь, о чем ты думаешь. А думаешь ты последние две недели больше обычного. Что с тобой происходит?

— Я ни о чем не думаю, я только выполняю ваши приказы, ваше высочество.

— Вот, пожалуйста. Это же явная ложь. Скажи мне правду, не то я прикажу тебя высечь. Ты уже давно не получал кнута, так что заставь меня поверить твоим словам. Ты полезен мне, но и тебя можно заменить.

Я сидел на высоком стуле за конторкой, уставясь на свои костлявые испачканные чернилами пальцы, которые когда-то сжимали зеркало Латена. На меня внезапно нахлынуло такое безразличие и усталость, что я не задумываясь ответил:

— Я думал о том, что семья лютниста теперь умрет с голоду, потому что у него больше нет инструмента, который давал ему хлеб.