Плацкарт - Козлов Владимир Владимирович. Страница 14
– У тебя что, был с ним конфликт?
– Да нет, никакого конфликта. Всегда было классно, пару раз в клубы меня приглашал за счет фирмы. Но все равно он мудак. И не я один это знаю. Спроси у любого на фирме – все тебе скажут, что он – идиот. Не знаю, чем он шефу понравился…
– Антон, – недовольно сказала Лена. – Ты, пожалуйста, не ругайся на весь аэропорт.
– А я разве ругаюсь? Мудак – нормальное слово, никакой это не мат. Ведь правда, Димон?
– Ты бокал пива выпьешь, и уже начинается… – Лена отодвинула свой стакан с соком и отвернулась.
– Ладно, успокойся, а то заводишься целый день…
– Схожу в туалет, – сказал я и спрыгнул с высокого стула без спинки.
Сушилка для рук щелкнула и отключилась. Руки еще были мокрые, я их вытер о джинсы.
Подходя к бару, я услышал, как Лена сказала Антону:
– Может, отдай Диме рубли – нам все равно не нужны. У нас сколько осталось? Около тысячи?
– Не надо. Что осталось, в «дьюти фри» потратим. Рубли там тоже берут. Помнишь, когда в Египет летели?
Я замедлил шаг, подошел. Сел на свой стул, взял стакан, сделал глоток. Антон поднес свой стакан, мы чокнулись. Он сделал глоток и сказал:
– Вообще, я зря это все говорю – про фирму там. Ты еще мало работаешь, постепенно сам все поймешь. Поймешь, что обычному русскому человеку в этой стране ловить нечего. Когда живешь где-нибудь в провинции, кажется, что так и должно быть, и все вроде даже нормально.
– Нет, ну это ты мне не объясняй, разницу я увидеть успел…
– Москва – это как Запад, если по ценам смотреть. Иностранцы, которые приезжают, они от наших цен опухают. Мне один кент говорил – русский, в Берлине живет, программером там работает – что в Берлине все на порядок дешевле. Просрал здесь в клубе сто евро за ночь. В Берлине, сказал, ни разу на это столько не тратил. Ладно, все это мелочи, не буду тебя загружать.
Я пожал руку Антону, улыбнулся и кивнул Лене. Они поставили сумки на ленту у «телевизора», прошли через рамку металлоискателя. Я помахал им рукой, но они уже не смотрели.
Воскресенье
У воды, расстелив полотенца, сидела компания парней и девчонок. Они играли в карты и пили пиво, передавая друг другу двухлитровую «бомбу». В воде возле берега плескалась овчарка. Ближе к тропинке, под деревьями, сидела мамаша с ребенком. Ребенок возился с игрушечным медвежонком. Рядом с ними две женщины пили «Джин-тоник».
Я бросил пакет на траву, нагнулся, вынул большое синее полотенце, расстелил. Снял майку и шлепанцы. Сел на полотенце, стянул с себя шорты – обрезанные «левые» джинсы «Levi’s».
Вода оказалась холодной. Я сделал три шага и остановился. Загорелый парень на лодке крикнул кому-то:
– А пошли вы в пизду! Не хотите – не надо!
Тетка с седыми короткими волосами, загоревшая до черноты, сказала парню:
– А у тебя пизда есть?
– Найдем, если надо.
– Сначала найди, а потом говори.
– Понятно.
Парень оттолкнулся веслом и отплыл.
Я сделал еще пару шагов. Вода доходила до пояса. Я зачерпнул горсть воды и вылил на грудь. Резко присел, окунулся. Холод обжег все тело. Я поплыл – стало теплее. Остановился, посмотрел на берег, на людей, лежащих на покрывалах и полотенцах. Лег на спину, но на воде удержался недолго, ноги стали тонуть.
Я вышел на берег, поправил плавки, медленно подошел к полотенцу. Лег на спину, накрыл лицо майкой – чтобы солнце не светило в глаза. Дыхание было частым, сердце стучало. От усталости ныли мышцы. Я лежал, слушая звуки вокруг. Пищали дети, бегая друг за другом. Тявкала собачонка. Недалеко от меня разговаривали две девушки.
– Если мужчина – в сандалиях и носках, даже и не смотри на него. Это – колхозник. Сандалии для того и придумали, чтобы носить без носков.
– Но многие почему-то носят с носками.
– Потому что ни ума, ни фантазии.
Я перевернулся на живот, достал из пакета книгу. Рю Мураками «Мисо-суп». Я вчера купил ее в книжном магазине на Коровинском. Купил случайно, потому что не знал, что выбрать из целой толпы наших и импортных авторов, про которых вообще ничего не знал. Подумал, что если однофамилец того Мураками, то, может быть, тоже не обломает. Первые десять страниц я прочел в метро по дороге в Серебряный Бор. Не тащился, но и не ломало.
Читать надоело. Я закрыл книгу, привстал на локтях, сел. Недалеко от меня дед в сиреневых плавках спросил у рыжего бородатого мужика:
– Что сегодня по телевизору будет хорошего?
– Много всего. В том числе фильм «Летят журавли».
– Так это ж старинный фильм, я его видел уже сто раз…
Подошел пацан лет двенадцати, спросил у меня:
– Сигаретки у вас не найдется?
Я мотнул головой. Он отошел. Я достал из пакета бутылку «Балтики-тройки», открыл металлической открывалкой, сделал глоток. Закинул голову, поглядел на солнце, зажмурился.
Суббота
Поезд медленно приближался к перрону. Зеленый локомотив с красной полоской, почтовый вагон, вагон номер шестнадцать. На перроне толпились носильщики со своими тележками, таксисты, встречающие с цветами. Я почти угадал, где будет четвертый вагон.
Проводница открыла дверь, вытерла поручень, спрыгнула на перрон. Наташа вышла следом за девушкой в спортивном костюме. Девушка несла грудного ребенка, завернутого в одеяло.
Мы обнялись, я протянул Наташе темно-красную розу. Она взяла ее, улыбнулась. На ней были черные джинсы и короткая синяя куртка. Я взял Наташину сумку, и мы пошли к выходу в город.
– Как доехала?
– В общем, нормально.
– Спала хорошо?
– Неплохо.
– А я всегда плохо сплю в поезде… Ну, говори – куда ты хочешь попасть в первую очередь?
– Мы что, не едем сразу к тебе?
– Сначала – ко мне, конечно. Я имею в виду – потом. Мы ж не будем сидеть два дня дома…
– А я бы, наверно, смогла. У меня подруга училась в Питере, и я к ней ездила в гости на третьем курсе. Представь – мы всю неделю просидели в общаге. Правда, холод был сумасшедший, мороз тридцать градусов – это на зимних каникулах было.
– Нет, со мной ты дома сидеть не будешь. И не надейся.
– Я знаю. Ладно, давай начнем с Красной площади.
Наташа подошла к невысокому худому солдату.
– Извините, а вы не могли бы нас сфотографировать?
Солдат кивнул, взял Наташину «мыльницу» «Fuji». Мы встали так, чтобы сзади виден был мавзолей. Солдат навел аппарат, нажал на спуск. Мелькнула вспышка. Солдат вернул «мыльницу». Наташа сказала:
– Спасибо
– На здоровье. А у вас сигареты не будет?
Наташа дала ему три сигареты. Солдат побежал в сторону ГУМа.
Я спросил:
– Ну что, как тебе Красная площадь?
– Красиво. Раньше видела только по телевизору и в кино, а сейчас стою здесь, и даже не верится, что все это – настоящее.
– А какое оно может быть?
– Не знаю. Нарисованное, например. – Наташа улыбнулась. – Так, значит, Красную площадь увидела. Осталось еще море увидеть.
– А при чем тут море?
– Просто. Я на море ни разу еще не была.
– Да, помню. Ты говорила.
– Это все из-за родителей. Им бы только на дачу. Сколько помню себя – все на дачу, на дачу, на дачу. Как будто свет на ней клином сошелся. Сейчас им, понятно, уже не до моря. Ну а раньше, когда я в школе училась? Митя, а поехали на будущий год летом в Крым. И у тебя будет отпуск, и я тоже договорюсь…
– Поехали. Нет, давай лучше в Геленджик…
– А Геленджик – это разве не Крым?
– Нет, конечно. Ты, двоечница…
– А почему – Геленджик?
– Песня такая есть. Ты что, разве не слышала?
– Нет.
Теплоход плыл мимо фабрики «Красный Октябрь». Напротив нас сидела пара, обоим под пятьдесят. У нее на коленях лежал большой букет роз. Он что-то шептал ей на ухо.