Колесо Перепелкина - Крапивин Владислав Петрович. Страница 46
– Не хватает лишь любимой африканской панамы, – согласилась мама с папой. – Кстати, где она?..
– Не заговаривайте зубы, – сумрачно отозвался Вася. – Я все знаю.
Мама с папой переглянулись.
– Любопытно, – сказал папа, – откуда ты мог э т о узнать. Поделись…
Вася не стал делиться. Он поглядел в упор на мать, на отца и решительно сообщил:
– Имейте в виду. В т а к о м случае я не останусь ни с кем из вас. Я уйду жить к Акимычу на «Богатырь».
Мама и папа переглянулись снова. Папа поскреб недавно выбритый подбородок. Мама вдруг осторожно присела перед Васей на корточки.
– Ты что? Боишься, что нам будет тесно? Не бойся. Мы еще поднакопим денег и скоро купим двухкомнатную квартиру.
Вася обалдело мигнул:
– Зачем?
Папа напомнил:
– Мы же давно хотели такую. С телефоном…
Вася обмяк.
– А вы… разве не разводитесь?
Мама (видимо, от удивления) выпрямилась. Посмотрела на папу.
– М-да… Яночка, разве мы разводимся? – сказал папа и опять поцарапал подбородок. – Я что-то не слышал про такое…
– Это было бы не совсем кстати, – задумчиво сообщила мама. – Да. Это было бы даже совсем не кстати… Вася, откуда ты это взял?
Мару, кажется, хихикнул у Васиной ноги.
– А… почему вы тогда перестали ссориться? – пробормотал Вася и огрел себя рогаткой по ноге (а заодно и Мару).
– М-да… – папа посмотрел на Васю, на маму и на ширму (за которой неутомимый Гуревич негромко, но бодро транслировал песню о красном маршале Ворошилове). – Видишь ли… Все вопросы, о которых можно было спорить, мы наконец обсудили и пришли к общим соглашениям. И теперь нам ссориться больше ни к чему, это даже опасно. Вредно для маминого здоровья…
– Да, – подтвердила мама. И глянула на Васю со странной лаской. – Ты лучше скажи: кого бы ты хотел: сестренку или братика?
Вот оно что!
Васе почудилось, что все пространство вокруг чуть качнулось и сделалось другим (а Гуревич заиграл вальс из балета «Щелкунчик»). Вася понял, что на лице у него беспомощно-счастливая улыбка.
– Вот это да… Ссорились, ссорились и вдруг… Когда вы успели-то?
Мама глянула на Васю уже без ласки. А потом на папу.
– Послушай рассуждения нашего дорогого сына! Каков болтун! А все потому, что парню почти десять лет, а ты до сих пор его так ни разу не…
– Да-да! – часто закивал папа. – Это придется исправить в самое ближайшее время.
Все еще улыбаясь, Вася снисходительно сообщил родителям:
– Да ладно вам. Может, вы еще расскажете, что новорожденных покупают в аптеках? Откуда берутся дети, нам объясняли в детском саду… Мама, а ты скоро пойдешь в декретный отпуск?
– Еще не очень скоро, – суховато отозвалась мама. – Ты не ответил на вопрос: кого тебе больше хочется?
– Разве это зависит от меня? – хмыкнул Вася.
– Ну… все-таки.
Вася старательно наморщил лоб. Кто лучше? Сестренка вроде Мики (или Юленьки Вишняковой) – это совсем неплохо. Братишка – скажем, вроде конопатого Максимки – тоже здорово. Но ведь это когда еще будет! Надо, чтобы они выросли. А грудные младенцы, они все одинаковы… Вася вежливо предложил:
– Мама, ты на всякий случай постарайся, чтобы получились сразу двое. Тогда никаких вопросов…
– М-да… – озадаченно сказал папа.
Мама покусала губы.
– Я постараюсь. Но, сами понимаете, друзья, гарантировать ничего не могу…
– Ладно. Главное, не болей и не нервничай, – серьезно сказал Вася. Он понимал, что у него начинается новая жизнь.
Но и с прежней жизнью расставаться не хотелось. И отчаянно потянуло Васю на улицу, под яркое, еще совсем летнее солнце. Он поставил попрямее Мару и вскочил на педали.
– Мама, папа! Я еще покатаюсь!
– Стой! А кто будет заниматься делами? – привычно заспорила мама. – Завтра учебный год, а у тебя ничего не готово!
– У нас еще свободная неделя! – И Вася, взмахнув руками, как крыльями, вылетел на Колесе через порог.
По лестнице Вася, конечно, проскакал вниз на своих ногах, а у подъезда опять хотел вскочить на педали. И… неожиданная неловкость остановила его.
«Мару…»
«Что?»
«Мне как-то… Не знаю… Пока ты был Колесо, я на тебе ездил… А сейчас ты мой друг Мару. Ты совсем, как… человек. Тебе, наверно, обидно…»
Еще Вася хотел сказать, что нельзя же ездить верхом на круглолицем темноволосом приятеле-мальчишке в очках. Получается неравноправие.
Мару все понял в один миг.
«Не бойся! Все правильно! Я катаю тебя, потому что умею! Такая моя природа! А ты… ты ведь тоже часто носишь меня на себе, в руках, под мышкой… Давай так! Когда мы будем с тобой разговаривать про разное… про жизнь, ты думай, что я мальчик в очках. Когда ты гладишь мою шину, думай, что я черный котенок с белой грудкой. А когда я несу тебя на педалях, считай, что я вроде конька-горбунка. Или такая лошадка-пони с темной челкой и в больших человечьих очках…»
«Ладно! – обрадовался Вася. Все решилось самым лучшим образом. – Мару! А когда я вырасту и стану тяжелым, ты будешь катать моего брата или сестренку?»
«Обязательно! А если будет двое, то по очереди!»
Вася засмеялся и привычно прыгнул на стертые педали-деревяшки.
Скоро Вася и Мару оказались в переулке, который назывался Береговой спуск. Здесь блестели на траве капли, сверкали на асфальте лужицы, в палисадниках отражали солнце мокрые листья. Потому что, пока Вася объяснялся с мамой и папой, над городом Осинцевом опять пробежался короткий солнечный дождик. Дышалось удивительно легко, тополями пахло, как в июне.
«Ну, куда мы?» – спросил Мару.
«Не знаю… Наверно, на «Богатырь». К Мике еще рано…»
Они неторопливо поехали вдоль травянистой обочины, где вторым цветом желтели поздние одуванчики. И все было хорошо, но на самом донышке души у Васи все же скреблась тревога.
«Мару… а вот приду я сегодня к Мике, а там ее бабушка. Она будет со мной, как со знакомым, а я ее даже не знаю…»
«А ты напрягись, постарайся вспомнить… как ехал с ней в электричке. Попробуй!»
Вася постарался… и вспомнил!
«Да!.. Но, значит, Микиного дедушки на даче не было?»
«Ну… не знаю, – грустно откликнулся Мару. – Теперь как хочешь, так и думай…»
«По-моему, он все-таки был, – насупленно решил Вася. – Никуда не денешься… И все равно я, наверно, виноват, что он не дожил до нынешнего дня».
«Вася…» – сказал Мару тоже угрюмо.
«Что?!»
«Я не хотел говорить… но раз уж ты снова об этом, я должен сказать…»
«Что?!» – Вася чуть не сорвался с педалей.
«Микин дедушка… он все равно не дожил бы до н ы н е ш н е г о д н я».
«Почему?!»
«Я не хотел говорить… – виновато повторил Мару. – Но раз уж ты… Дело в том, что, когда дедушка и Мика отвезли тебя домой и возвращались на дачу, их машина… Ну, знаешь как говорят: водитель не справился с управлением, и автомобиль вынесло на полосу встречного движения, по которой двигался КАМаз…»
Сумрачно стало. Почти темно. Вася соскочил с педалей. Постоял. Сел на краешек тротуара. Мару приткнулся рядом.
«И… значит, всё…» – словно увязая в темноте, спросил Вася.
«Да…»
«И… Мика?»
«Она тоже…»
Вася рванулся, чтобы помчаться к Мике! Чтобы ничего этого не было!
«Да и не было ничего… – эхом откликнулся Мару. – Не бойся. Мика сейчас дома, и старается укоротить на себе форменный клетчатый жилет. За это ей попадет от мамы и бабушки, но не очень… Но представляешь, что б ы л о б ы, если бы ты там, в цирке, не выменял рогатку…»
Вася представил на миг. И больше не захотел представлять. Нисколечко! Он замигал, чтобы влажный солнечный день вернулся к нему. И день стал возвращаться. С зеленью мокрой травы, запахом тополей, золотой россыпью одуванчиков…
«Спасибо Гуревичу, – виновато сказал Вася. – Это ведь он придумал цирк… А мы сегодня с ним даже не поздоровались…»
«Да, подзабыли мы старика, – признался Мару. – Ну, ничего. Сегодня вечером будем с ним беседовать долго-долго. И попросим его устроить концерт по заявкам. Он это ужасно любит…»