Лужайки, где пляшут скворечники - Крапивин Владислав Петрович. Страница 19
И нашли через несколько дней. Грязно-белый, обшарпанный ящик, который трещал, когда включался, но холод вырабатывал исправно.
В общем, жизнь понемногу налаживалась. Полунищенская, но в то же время уютная. И бумаги на владение участком с домиком Артем получил без волокиты. В Городской управе только пожали плечами:
– Дело ваше. Но имейте ввиду: если потом вздумаете отказаться, новый участок уже не получите.
– Понял…
Но это было потом, через несколько дней. А в тот, в первый вечер все еще напоминало привал туристов. Бестолково и… хорошо.
На вечерний чай позвали старика Егорыча и Лельку. Потом остались одни.
Умотавшийся за день Кей уснул в своей комнате на раскладушке. Так прочно уснул, что Нитка несколько раз пугалась – дышит ли?
На пружинистой ржавой сетке лежали два резиновых застеленных матраса. Артем выключил лампочку. Синий свет летних сумерек осторожно вошел через два окна. Вставленные добрыми соседями стекла были завешены газетами на канцелярских кнопках, но верхние части окошек осталась открытыми. В одно из них смотрел похожий на ярко-желтый банан месяц (а круглой луны не было видно).
– Тем, чего он так…
– Как?
– Ну… будто подглядывает. Я его стесняюсь. Нахальный такой…
– Не бойся. Мы ляжем, и его не станет видно. – Тем переглотнул и сел на кровать – она отозвалась пружинным звоном.
– Тем, тише! Кей проснется!
– Ага, проснется он! Его сейчас землетрясение не разбудит… Нитка… иди сюда.
– Тем… может, пока не надо?
– Смешная девочка…
– Тем… может, ты думаешь, что я… а я еще никогда, честное слово. Подружки смеялись, они еще со школьных лет это… а я… Тем, я боюсь.
«Господи, может признаться ей, как боюсь я?.. Честно сказать, что еще тоже… никогда… Ни до армии, ни там… Стрелять научился, пить водку научился, похабные анекдоты травил не хуже остальных, а это…»
То, что для других было раз плюнуть, в каждой деревне, где перепуганные девчонки боялись пикнуть, он не мог. Не мог через их страх, их горе, в едком запахе сгоревших домов… А сейчас? А что, если госпиталь помог не полностью?
Но… сердце стучало с обмиранием и нетерпеливо. Он мягко, но быстро посадил Нитку рядом, опоясал руками тонкие теплые плечи. Лицом зарылся в густые длинные пряди.
– Нитка, твои волосы пахнут как трава «рысье ухо»…
4.
Утром их разбудил Кей. Заколотил в запертую дверь:
– Ну, сколько можно дрыхнуть!
Нитка перепуганно села в загудевшей кровати.
– Кейчик, подожди, мы сейчас!
Артем весело потянулся под простыней.
– Что? Подъем?
– Тем, отвернись. Я буду одеваться.
– Ой-ей-ей, какие мы церемонные! Будем, как в детстве, на берегу озера? Мы ведь уже большие, девочка.
– Ну… все равно.
Артем послушно отвернулся. По шелесту догадался, что Нитка натянула платье, нащупал на табурете очки и штаны. Вскочил. Дурашливо пропел строчку из давней радиопередачи:
– На зарядку! На зарядку ста-но-вись!
– Вот видишь! Сам, как в детском лагере!
– А вот и нет! Я же не канючу «отвернись»… Да я и там не очень-то боялся!
– Ну да! Все время твердил: «Зажмурься»!
– Потому что… ладно, я признаюсь честно. Думаешь, мне страшно было, что ты увидишь мой незагорелый зад? Пфы!.. Я боялся одного: вдруг ты разглядишь, какой я еще совсем младенец… по всем признакам. Почти ни чем не отличался от тогдашнего Кея…
Эта «скромница» вдруг насмешливо сморщила нос:
– Не воображай пожалуйста, что сейчас ты очень отличаешься.
– Ох уж, ох уж… – сказал Артем с некоторой горделивостью, потому что вечерние страхи его оказались напрасными. И… как жаль, что за окнами был уже солнечный свет и голоса.
Он сцапал Нитку за плечи.
– Пусти, хулиган! Я… пожалуюсь вожатой Валентине!
В этот миг опять забарабанил Кей.
– Ну, скоро вы? Люди работают, а вы как на курорте!
Нитка отодвинула щеколду.
Кей предстал в свете ясного утра. Тощий, коричневый, в новых оранжевых трусиках и блестящих белых кроссовках. Поперек лба – пестрая, скрученная жгутом косынка (из остатков костюма «Миннесота»). Эту моду Кей вчера подсмотрел у городских мальчишек. Живот и колени были в земле.
– Где ты успел извозиться? – Нитка обрела привычно строгий тон.
– Потому что вкалываю на грядах, не то что некоторые. Там люди огород нам копают, а вы…
С крыльца Артем и Нитка увидели «огородников» Десятка полтора самых разных людей. Были тут большие и маленькие, знакомые и незнакомые. Среди них – Егорыч, баба Катя, какая-то тетка в цветастом халате, Лелька, несколько пацанов, среди которых Артем узнал Андрюшку-мастера, Ванюшку и дугих вчерашних строителей камелька.
Все, даже Лелька, усердно работали лопатами. Было вскопано уже не меньше сотки – черный квадрат земли, расчесанный на ровные гряды.
Егорыч учтиво помахал панамкой. Рядом с ним работал длинный парень в порванной спартаковской футболке. Он воткнул с размаха лопату и пошел к «хозяевам», шагая через гряды журавлиными ногами. Светски поклонился Нитке. Подмигнул Кею, вытер ладони о замурзанные джинсы и протянул руку Артему:
– Володя. Свободный художник…
Он был на голову выше Артема и очень худой. Худобу лица несколько смягчала русая шкиперская бородка – она подковой охватывала подбородок и щеки. Светлые глаза глядели с дружелюбием, которое бывает у добрых соседей. Это дружелюбие как бы еще увеличивали толстенные круглые линзы.
«Ну и очки, не то что мои, – отметил Артем автоматически. – С такими едва ли он пахал срочную службу…»
Но рука «свободного художника» оказалась твердой. По-дружески крепкой.
– Вот, решили вскопать вам огородик. Своя картошка в здешней жизни не помешает.
– Даже неловко, – сказал Артем. – Столько народу ради нас хлопочет.
– Да какие хлопоты! Для нас это вроде легкой физкультуры, сплошная польза.
– Но у нас же и сажать-то нечего! – вмешалась Нитка. – Ни одной картошечки!
– Об этом не беспокойтесь. Как говорится, с мира по клубню…
– А не поздно ли? – спохватился Артем. – По-моему, сажать картошку надо раньше.
– Не поздно. У нас тут свой климат. Через два месяца будете с урожаем… Хотя, конечно, понятие «месяц» – оно здесь относительное.
– Тогда надо включаться, – бодро двинул плечами Артем. – Найдется еще лопата?
– Вам не надо включаться! – заспорил Володя. – Вы обустраивайтесь! А копальщиков и так хватает…
– А вы какой художник? – неожиданно спросила Нитка. – Я имею ввиду: живопись, графика или…
– Он всякий! – торопливо сунулся Кей.
– Да, – сказал Володя. – Всё понемногу. Но в основном я скульптор. Творю из всякого здешнего материала. Если будет у вас желание и время, покажу свои «шедевры». Хотя, скажу сразу, не всем они по вкусу. Как говорится, на любителя…
Время для «шедевров» нашлось у Артема в тот же день, после обеда. Нитка позвала Кея, и они вдвоем отправились в общежитие, чтобы принести оттуда кое-какие вещи. Артем остался, думая заняться ремонтом. Надо было в большой комнате сбить половицы и вогнать между ними еще одну доску. Доска была, а инструментов не было. Требовались тяжелый молоток, фуганок, ломик, стамеска.
Артем двинулся к Егорычу. Старик развел руками: молоток – пожалуйста, а все остальное – увы…
– Но множество всяких инструментов есть у Владимира! Без сомненья! Он мастер на все руки!
– Это который «свободный художник»?
– Да, да! Я сейчас объясню, как до него добраться…
Путь оказался не очень-то близкий. Но приятный и полный любопытных примет. Уже не стесняясь и не прячась, торчали в небе круглая луна и месяц. Изредка прыгали через тропинку пестрые зайцы. Один раз мелькнуло в стеблях белоцвета квадратное, как фанерная коробка, существо, и два зайца погнались за ним. Один был, кажется, Евсей.
Солнце, бабочки, пестрое мелкоцветье, тишина. Отдаленные громады уснувших цехов слегка размыты в воздухе и похожи на синеватые тени. Один раз тишину мягко растолкали приглушенные удары колоколов и рельсов. Потом, чуть позже, медно позвенел еще один – совсем близкий. Воздух на миг будто застекленел. Коричневые и желтые бабочки замерли, но тут же снова затрепетали. Из-за расколотой бетонной будки вышел мальчонка лет семи – загорелый до такого бронзового блеска, будто был воплощением этого самого колокольного удара. В руках у мальчишки была длинная березовая дубинка – с набалдашником на одном конце и пластмассовой конской головой на другом. Мальчонка глянул на Артема, как на друга-заговорщика, вскочил верхом на дубинку и смело ринулся на ней куда-то сквозь сухостой прошлогоднего репейника.