Мальчик со шпагой - Крапивин Владислав Петрович. Страница 30
Митя опустил голову, прикусил больную губу, и по отмытой щеке побежала злая слезинка.
– Кто еще был? – жестко спросил Олег.
Митя глянул исподлобья.
– А потом они скажут, что я предатель…
Олег горько усмехнулся:
– Ты – предатель?
– Ты или те, кто тебя бросили?! – яростно спросил Серёжа.
– Они, наверно, не бросили. Они, наверно, думали, что я тоже побежал, только в другую сторону.
– Давай все по порядку, – сказал Мите Олег.
Митя глотнул, словно острый леденец проглотил.
– Я сперва шел один… Потом догнал Мосина, Голованова. И этого… Сенцова. Мы шли разговаривали. А там, у магазина, есть такой закоулок, ящики пустые лежат. Они из-за этих ящиков вышли.
– Эти четверо?
– Да… Я сначала думал, что это просто так, знакомые. Самый большой, вроде Голованова, подошел и говорит: "Денежки есть?"
Митя обвел всех влажными глазами и продолжал:
– Он так спросил, что я опять нисколько не догадался. Думал, что он, наверно, взаймы у наших ребят просит… А Голованов говорит: "Нет". Тогда другие два говорят Мосину: "А у тебя?" Мосин тоже сказал, что нет. Еще сказал: "Откуда? Я их сам не делаю". И Сенцов тоже сказал, что нет. А у меня почему-то не спросили. Я поэтому все и думал, что они между собой знакомые, а со мной и не разговаривают, потому что не знают. Вдруг этот, большой самый, Сенцову говорит: "А ну, расстегнись, покажи". И Мосину с Головановым: "Врете, наверно. Покажите карманы!"
Митя поморщился и пожал плечами.
– Я смотрю, наши ребята куртки расстегнули. А Лысый меня за куртку взял: "Ты, что ли, глухой? Расстегивай!" Я вырвался и говорю: "Ты какое имеешь право меня обыскивать?" Лысый сразу будто удивился, такое лицо сделал глупое. Ну, притворяется, конечно. И говорит главному: "Саня, он трепыхается". Только он сказал не "Саня". Имя какое-то непонятное: Ксаня или Ксыня.
– Гусыня! – вмешался Генка. – Длинная дубина, нос картошкой, и волосы на глаза лезут. Да?
– Да… Только этот Гусыня на меня не посмотрел. Он у ребят ремни увидел. Обрадовался: "Раз денежек нет, возьмем за это ваши ремешочки. Давайте-ка снимайте".
– Они сняли? – спросил Серёжа и покраснел так, словно сам отдал ремень.
– Они не сняли. Те сами сняли с них.
– И они отдали? Не сопротивлялись? – тихо спросил Олег.
Митя покачал головой и опять отвернулся.
– Не сопротивлялись. Только Мосин сказал: "Чё хватаешь, не твой ведь". Его один раз хлопнули по носу ладошкой и… ну и все.
– А ты? – спросил Олег.
– Гусыня потом на меня посмотрел и спросил у Лысого: "Этот самый трепыхается?" И говорит: "Воспитайте". Лысый и еще один в меня вцепились, начали куртку расстегивать. Я стал вырываться… Но я за ремень не боялся. Он у меня в петлях туго сидит, не вытащить. Я боялся, что значок сорвут. – И Митя посмотрел на свой чемпионский жетон, приколотый к форменной рубашке.
– А диплом где? – спросил Олег.
– Диплом я в руках держал. Они сразу выбили и затоптали. Там грязно у ящиков.
Олег сидел, положив руки на колени. Прямо сидел и спокойно. Только суставы пальцев напряглись и побелели.
– Дальше, – сказал он.
– А дальше Гусыня оглянулся и говорит: "Ладно, некогда нам. Пусть чешут отсюда. А ну бегите! И не оглядывайтесь!" Те побежали, а я вырвался и пошел… Вот тогда Лысый и увязался.
Наташа до сих пор молчала. Вертела в руках Митину куртку. Наконец спросила:
– Олег Петрович, здесь иголка и нитки есть? Зашить надо.
Олег словно очнулся:
– Что?.. Да, есть, конечно. В аптечке посмотри.
Наташа принесла иглу и нитки, отошла с курткой к окну, ближе к свету, и оттуда вдруг спросила:
– Их ведь четверо было? И вас тоже. И они даже не больше вас. Как же так? Без драки…
– Я не знаю. Наши какие-то замороженные сделались. Будто кролики перед удавом… – И Митя вдруг заплакал.
Олег быстро встал и взял его за плечи.
– Да что ты, Митька! Ты ведь не был кроликом. Ты сделал все, как надо.
– Обидно, – прошептал Митя. – Даже никто не подумал, что можно драться.
– Но ведь ты-то дрался, – сказал Олег. И улыбнулся: – Признайся: первый раз в жизни, да?
Митя тоже улыбнулся разбитыми губами.
– Нет. Наверно, второй. Я еще в детском саду дрался с одним мальчиком из-за педальной машины. Но мы тогда подрались и помирились. А с этими… Это же враги…
"Враги? – подумал Серёжа. – Значит, враги".
Сам он с такими компаниями как-то не сталкивался. В том дворе, где он вырос, ребята были как ребята. Всякие. Сашка Кривицын и Мишка Маслюк иногда курили за сараем. Бывало, что все резались в "чику". В соседний сад лазили за яблочками. Но никому в голову не пришло бы напасть на кого-то, избить, отобрать что-нибудь…
Видел, конечно, Серёжа и других. Тех, кто мелкими стайками вьется у гастронома и кино, с сигаретами, опасливо спрятанными в рукав. Постриженных не то чтобы "под битлов", а вроде. В резиновых сапогах с отогнутыми до пят голенищами, будто нет у них нормальной обуви. С ухмылками, то увертливыми, то наглыми. С припухшими от курева глазами.
Один такой, Санька Копылов, учился в Серёжином классе. Учился так, с двоечки на троечку. Зевал на уроках, уныло грубил учителям и на все вопросы отвечал одинаково: "А чо я сделал?" Разговаривать с ним было неинтересно, он даже "Тома Сойера" не читал, а любимый герой его, судя по всему, был волк из мультфильма "Ну, погоди!". После уроков этот парень спешил к каким-то дружкам. Ходили слухи, что дружки эти могут кого хочешь подкараулить и отлупить. Серёжа не верил.
Отец не терпел хулиганов. Он говорил: "Это же трусы. Они храбрые с теми, кто перед ними трясется. А как только получают по морде, сразу теряют все нахальство". И Серёжа верил ему.
Но сам он ни разу не встречался с ними лицом к лицу. И, по правде говоря, не думал о них как о врагах.
Но вот пришёл Митька, и лицо у него в крови. Митька, который никого не трогал и дрался только один раз в детском саду, да и то неизвестно, первый ли начал. За что они его, гады!
Ну ладно, они – это они. Но наши…
Разве так бывает? Только что держали рапиры, был бой, и казалось, что хоть тысяча врагов налетай, никто не страшен! Женька Голованов… Большой такой, сильный, наверно. Где его сила и смелость? Ленька Мосин. Как он подошел тогда: "Не люблю, если кто-нибудь на меня обижается…" Что же он, обидеть боялся этих типов? Трус он, вот и все! И Сенцов… Новенький, еще кандидат, но ведь тоже рапиру держал. И перед знаменем стоял на линейке.
Ну есть же, черт возьми, такие слова: "Взяв оружие в руки, обещаю, что ни трусостью, ни подлостью, ни изменой не запятнаю свой клинок…" Даром, что ли, это обещание дают те, кто вступает в "Эспаду"?
И Олег, видимо, думал, о том же.
– Финалисты… – сказал он с едкой досадой. – Цвет и надежда клуба… Красивые слова говорим, песни поем о гордости и чести, а перед первой же встречной шпаной готовы… Тьфу!.. Ну вот что: в шесть – совет.
Он повернулся к Мите:
– Извини уж, придется отложить наш праздник. Ты приди к шести. И вы, ребята, придите. Договорились?
– Мы же не члены клуба, – сказал Генка.
– Ничего. Вы как свидетели приходите. Ты ведь, кстати, знаешь этого Лысого.
– И Гусыню, – сердито сказал Кузнечик.
На улице заспорили. Митя доказывал, что не надо его провожать, ничего больше с ним не случится. А Серёжа утверждал, что надо – на всякий случай. Генка слушал, слушал и сказал Мите:
– Ну а если нам хочется? Жалко тебе разве?
И Митя сразу согласился.
Потом Серёжа с Генкой проводили Наташу. Тоже на всякий случай.
Когда шли к Серёжиному дому, Кузнечик сказал:
– А я сначала думал, что она твоя сестра.
– Наташка? Да что ты! – Я – Каховский, а она – Лесникова. Ты вообще… как с луны упал. Пять лет в соседних классах учились, а ты будто сегодня первый раз увидел ее.
– Ну и что? Я, может, до сегодняшнего дня на девчонок вообще не смотрел… А у брата и сестры иногда бывают разные фамилии.