Мальчик со шпагой - Крапивин Владислав Петрович. Страница 42

Но в глубине души он был рад, что не надо от начала до конца рассказывать опять эту историю.

– Ты не обижайся на нее, – попросил Кузнечик. – Она знаешь как за тебя волнуется!

– Теперь-то уж чего волноваться?

– А все равно… И еще она за Стаську беспокоится. Он какой-то пришибленный.

– Перепугался. Я и то чуть не помер, когда этот тип с финкой появился.

Генка поежился:

– Я бы точно помер.

– Ты? Вот уж чушь-то, – искренне сказал Серёжа.

Генка сипло, словно вспомнив, что у него ангина, произнес:

– Если бы чушь… Это ведь не на гитаре тренькать.

– Да перестань ты! – прикрикнул Серёжа. – На гитаре… Тот парень в Чили, Виктор Хара, тоже был с гитарой, а не с автоматом. А эти сволочи ему руки отрубили и голову размозжили прикладами. Сам, наверно, слышал…

– Сравнил… – вздохнул Кузнечик. Поддернул подол у халата и опять полез в кресло.

– Ну и сутана у тебя, – сказал Серёжа. – Как у кардинала Ришелье.

– Это Сашин халат, боксерский.

Саша, Генкин брат, был неуловимой личностью. Он окончил физико-математический факультет и работал в какой-то "очень интересной" лаборатории. Серёжа видел его лишь один раз, мельком, потому что дома Саша только ночевал. Да и то не всегда. Кроме того, он часто уезжал: то в Новосибирск, в Академгородок, то в Москву.

Но все дома у Генки было связано с братом Сашей: книги на самодельных стеллажах, боксерские перчатки на гвозде, индейская маска, привезенная из Чили, морские карты на стенах. На картах были налеплены почтовые марки с кораблями всех времен и стран. Это так необыкновенно Саша и Генка собирали коллекцию.

Раньше карт было четыре. А сейчас осталось три. На месте четвертой – английской карты с изображением порта Александрии – темнел пустой квадрат.

– Куда Александрию девали? – поинтересовался Серёжа.

– Митьке отдали. Он вчера пришёл и как прилип к этим картам, так больше ни на что другое не смотрел. Поразговаривает, поразговаривает, а потом опять к ним… Вот так. Он, конечно, сперва отказывался изо всех сил…

– Там ведь кубинская серия с парусниками была, – вспомнил Серёжа.

– Была… Митька два апельсина притащил. Хочешь?

– Лопай сам. Ты больной.

– Никакой я не больной! Это врач выдумывает! Все равно завтра в клуб пойду!

Серёжа внимательно поглядел на него и понял: в самом деле пойдет. А может, это и лучше. А то от одиночества можно сильнее заболеть.

– Слушай, Кузнечик, – ласково сказал он, – я тебя очень прошу: не рассказывай завтра об этом деле в клубе. Хорошо?

– Ну… хорошо, – слегка растерянно отозвался Генка. – Только зря ты так. Это уж не скромность, а черт знает что.

– А я не из-за скромности. Просто хочется, чтобы завтра все было как всегда. А то начнутся разговоры, расспросы… Если тридцать девять человек начнут расспрашивать, тут хоть кто завоет.

– Сорок, – сказал Кузнечик. – Мосин, видимо, вернется.

– Как так?

– Митька рассказал. Мосин поймал после уроков Лысого, прижал к стенке и говорит: "Гони обратно ремень". Лысый, конечно, запсиховал: "Я сейчас наших позову!" Мосин говорит: "Зови. Пока зовешь, я тебя в стенку вколочу, будут стамеской выковыривать". Тут прибежал приятель Лысого по кличке Бобочка. Начали они с Мосиным разговаривать нахально. И вдруг подходит Андрюшка Гарц… Они же все вместе в сорок шестой учатся… Подошел да без всяких слов ка-а-ак вделает Бобочке портфелем по хребту. Тот сразу в бега…

– Ай да Андрюшка! – со смехом сказал Серёжа. – А я ему, бедному, в среду наряд вне очереди вклепал, за то что нашивка еле-еле на рукаве держится.

– Ничего, он не обидится… Ну вот, Бобочка – драпать. А Мосин и Гарц стали беседовать с Лысым. Он начал врать, что нету ремня, сменял кому-то. Мосин тогда отобрал у него сумку и говорит: "Принесешь ремень – отдам".

– Принес?

– Куда он денется? А вчера Мосин ремень нацепил и пришёл в клуб. Записываться опять.

– Надо взять, – сказал Серёжа. – Он все-таки парень хороший. Не то что Сенцов, шкура такая… Правильно я ему вчера врезал.

– Сенцову? За что?

– Разве Наташка не сказала?

– Нет. Да она вообще запутанно рассказывала. Больше охала, чем говорила. Ну-ка давай рассказывай подробно.

В воскресенье с утра Серёжа пришёл в клуб. Там было весело, спокойно и хорошо. Олег в спортзале проводил с Данилкиной группой внеплановые соревнования – на личное первенство среди барабанщиков. Впервые участвовал Вадик Воронин. Правда, вне конкурса. Его братья в кают-компании рисовали эскизы костюмов для фильма "Три мушкетера". Андрюшка Гарц приставал к ним:

– А почему д' Артаньян в валенках? Разве бывают валенки со шпорами? И штаны у него современные.

– Это чтоб смешнее, – терпеливо объяснял Валерик Воронин.

– А почему он верхом на палке, а не на лошади?

– Тебе же говорят: чтобы смешнее было. Это же фильм-шутка. Будто игра.

– С лошадью все равно лучше.

– А у тебя есть лошадь? – рассердился второй художник, Вовка. – Если есть, веди сюда. Если нет – отцепись.

Лошади у Андрюшки, видимо, не было, потому что он отцепился.

Кузнечик сидел в тепле, у батареи, тренькал на гитаре и заглядывал в бумажку со словами песни о горнисте и всадниках.

Пришёл Андрей Ткачук, сказал, что вчера гонял шайбу на застывшем пруду и, конечно, провалился. Хорошо, что неглубоко, по колено.

Володя Огоньков на подоконнике чинил заезженный кинопроектор. Оторвался на минуту и спросил у Серёжи:

– Ты, говорят, модель крепости строишь?

– Макет. Не крепости, а замка.

– А его можно будет в фильме снять?

– Он же маленький.

– А мы бы его близко сняли. На экране будет большой, как настоящий. Дашь?

– Ну и вопросы ты задаешь, – обиделся Серёжа. – Неужели не дам?

…Вечером он сел доделывать висячий мост. Цепи сделал из цепочки от старых часов с гирями, а поперечный настил – из крашенных в коричневый цвет спичек. Мост получился что надо. Снимай хоть на "Мосфильме"

Серёжа направил на замок свет настольной лампы и лег на кровать.

Белые башни, зубчатые стены с тонкими карнизами и выступами светились, как под южным солнцем. Оранжевые кусочки картона казались издалека настоящей черепицей. Синий краб таинственно поблескивал над полукруглой аркой ворот. Это было похоже на сказку.

В последнее время все чаще думал Серёжа о старых-старых городах, где под горбатыми мостовыми пролегли подземные ходы, а в сводчатых подвалах библиотек не до конца разобраны желтые свитки и хрустящие от древности книги. О заросших буграх со следами оборонительных стен, где еще можно отыскать ржавые клинки и ядра. Об остатках крепостей и о серой полыни, в корнях которой прячутся осколки византийских ваз и монеты с профилями забытых императоров. Об острове Пасхи, о ступенчатых пирамидах Южной Америки… Тайны, упрятанные в глубину земли, в заросли и камни, казались ему живыми. Они ждали открытий, как пленники ждут освобождения…

Понедельник в школе прошел спокойно. После уроков Серёжа вышел на улицу и увидел тетю Галю. Она недалеко от школы гуляла с Ноком.

– Меня ждете? – с мягким упреком спросил Серёжа.

– Просто гуляем. Нок все принюхивается, не идешь ли ты. Вот и решили пойти навстречу.

– Не надо меня встречать. Ну честное слово, ничего со мной не случится.

Во вторник вечером "случайно" мимо школы проходил отец и тоже встретил Серёжу. Тот лишь вздохнул.

В среду Серёжу вызвали с третьего урока. В кабинете директора сидели двое мужчин. Один – в коричневом костюме, с узким, как топор, лицом и черными внимательными глазами. Второй – в мягкой куртке, невысокий, полный. Анатолия Афанасьевича не было, зато присутствовала завуч Елизавета Максимовна.

Мужчина в куртке попросил:

– Серёжа, будь ласков, расскажи, как было дело в тот вечер.

Серёжа вопросительно глянул на Елизавету Максимовну. Она сухо сказала:

– Это из милиции.

– Я же рассказывал в милиции.