Мушкетер и фея - Крапивин Владислав Петрович. Страница 45

– Ой… мы нечаянно, – пискнул на всякий случай Мишка.

Прохожий сказал с высоты:

– Если не ошибаюсь, товарищ Михаил Панин и товарищ Евгений Воробьев…

– Здрасьте, Борис Иваныч! – хором обрадовались Джонни и Мишка.

– Осваиваем снежные трассы?

– Ага! – Джонни вскочил и отряхнулся. – Хотите с нами?

– Очень хочу. Но совершенно не могу. Во-первых, модное пальто обдеру, во-вторых, иду по делу… Джонни…

– А? – в один миг насторожился Джонни.

– Раз уж повстречались, может, проводишь немножко?

Джонни сунул Мишке в варежку веревку от «флюгталера».

– Катайся пока на моей тарелке. Если задержусь, затащишь мне домой.

Осчастливленный Панин усвистал наверх.

Джонни и Борис Иванович неторопливо зашагали рядом и вышли из сквера на Песчаную. Горели желтые фонари, и утрамбованный на асфальте снежок тоже был от них желтым. На нем темнели переплетенные тени кленовых веток.

– Я на почту иду, – как-то нехотя сказал Борис Иванович. – Ты не торопишься?

– Нет…

Борис Иванович неловко усмехнулся:

– Я вот о чем подумал… Мы не первый раз так с тобой шагаем и беседуем о жизни.

– Мы пока еще ни о чем не беседуем, – осторожно напомнил Джонни.

– Да… В общем, так. Послезавтра еду в Москву, а оттуда лечу на юг.

– Зачем? – не понял Джонни.

– Ты разве забыл? Я говорил про лагерь.

– А… – сразу вспомнил Джонни. И опустил голову. И все стало… да нет, ничего не стало, все было прежним. Только скучно сделалось.

– Значит, насовсем? – негромко спросил Джонни.

– Пока на несколько дней. Посмотреть новое место, решить кое-какие вопросы. Потом вернусь еще, конечно, только ненадолго.

– А может, не надо? – сказал Джонни полушепотом. И получилось жалобно, как у малыша.

– Не надо возвращаться?

– Не надо уезжать, – произнес Джонни уже иначе, неласково. – Это же от вас зависит.

– Кое-что от меня. Кое-что нет. И это «нет», братец мой, сейчас сильнее.

– Почему? – хмуро спросил Джонни.

– Обстоятельства. Ты ведь не маленький, должен понимать, что такое обстоятельства.

Джонни ровным голосом сказал:

– Я понимаю. Обстоятельства – это второстепенные члены предложения. Обстоятельства места, времени и образа действия.

– Угу… Только не всегда они второстепенные, если на самом деле. Они смешиваются – обстоятельства времени, образа действия и места. И получаются обстоятельства жизни.

– Вообще-то я слыхал, что человек бывает сильнее обстоятельств, – так же ровно отозвался Джонни. – Это иногда и в книжках пишут. Но я сам в этом пока не разбираюсь.

– Ты обиделся?

– Нет, – честно сказал Джонни. – Только жалко…

– Что?

– Что уедете…

– Может быть, другой директор будет лучше.

– Может быть… Не в этом дело.

– А в чем?

– Ну что вы, не понимаете, что ли? – тихо сказал Джонни и пнул смерзшийся комок.

– Что… не понимаю?

– Просто жалко… что больше не встретимся.

– Да… – выдохнул Борис Иванович и помолчал. – Думаешь, мне не жаль? Если говорить честно, Женька, ты был для меня в этой школе самое светлое пятно. Теперь-то я могу это сказать, бог с ней, с педагогикой.

– А я и так знал, – дерзко сказал Джонни.

Борис Иванович коротко засмеялся.

– Да? Ну и отлично.

– Ничего не отлично… Все равно больше не увидимся.

– Зачем уж так-то? «Больше не увидимся».

– А где? Ну, может, случайно когда-нибудь…

– Слушай! – Борис Иванович остановился. – Джонни! А давай я тебя летом в этот лагерь заберу! Мы с тобой там такие дела устроим! А? Давай! Хоть на все три смены!

Джонни тоже остановился. Потому что это была идея! Обстоятельства жизни сразу и сильно менялись.

– А это можно?

– А чего же? Я же буду начальник. В конце концов, не обязательно по путевке, будешь жить у меня.

Джонни задумался. Первая радость схлынула, теперь он размышлял спокойнее.

– Это хорошо, конечно… – вздохнул он. – Только на все лето нельзя. У меня и здесь куча дел. Раскопки под валом устраивать будем, крепостное подземелье искать…

– Но на одну-то смену можно!

– Да… – Джонни опять вздохнул. Потому что до лета было почти полгода. Целая бесконечность.

Борис Иванович его, кажется, понял. Помолчал, похлопал себя по карманам, будто искал сигареты, хотя не курил (по крайней мере, при ребятах). Потоптался и вдруг предложил:

– А махнем сейчас вместе, а?

– Куда? – не понял Джонни.

– Туда, на юг. В лагерь… Мне одному лететь туда тоже как-то… несладко. А тут вдвоем. Веселее. А?

Джонни изумленно моргал.

– В самом деле! – Борис Иванович оживился. – Это же ненадолго! Туда и обратно – неделя, за каникулы управимся. Там сейчас, конечно, не лето, но все равно хорошо. Говорят, в этом году и зимы-то нет, бывает до десяти градусов тепла, а то и больше. Трава зеленая. В такую погоду даже миндаль начинает зацветать! Знаешь, как цветет миндаль? Листьев еще нет, а все ветки в цветах.

– Вы… это правда, что ли? – шепотом сказал Джонни.

– Конечно! Это же просто! Послезавтра вечером в Москву, там в аэропорт, а утром уже в Крыму… И к морю… Море всегда море, Джонни, не только летом… Вот сейчас так и слышу запах водорослей. Побродим по берегу… Ты был у моря?

Джонни был. Но очень давно, больше чем полжизни назад. Он с родителями жил в пансионате в Анапе. Потом ему вспомнилась толпа на знойных пляжах, взбаламученное мелководье и постоянные мамины страхи, что он утонет или потеряется. А настоящее море он не запомнил. Уже потом из книжек он узнал, что море – это целая жизнь приключений, открытий и путешествий. И очень жалел, что раньше по молодости лет не понимал этого.

Теперь-то он все понимает и познакомится с морем как следует!

Только… неужели это всерьез?

– Сейчас позвоню знакомому в Москву, чтобы заказал туда и обратно два билета, – решительно проговорил Борис Иванович.

– Ага… «два билета», – спохватился и приуныл Джонни. – Он сколько стоит, билет-то…

– У тебя же будет школьный, за полцены. Вернее, просто детский, тебе еще нет двенадцати.

– Полцены – это тоже… – грустно сказал Джонни. – Мы недавно холодильник новый купили.

– Как-нибудь… Я недавно получил гонорар за статью в «Семье и школе»… Я тебя, в конце концов, приглашаю. Ясно?

– Нет уж, – решительно возразил Джонни. – Лучше я скажу дома, что не надо к лету нового велосипеда. Этот год как-нибудь проверчусь на старом драндулете, Дорины починят… Только… – Он замолчал и виновато засопел.

– Что?

Джонни спросил тихо, будто он не храбрый пятиклассник Воробьев, а оробелый первоклашка:

– А вы не пошутили?

Желтый миндаль

Родители были ошарашены. По крайней мере, мама. Она так и сказала:

– Я просто ошарашена. С чего это вдруг директору пришла такая мысль?

А папа добавил:

– Неужели ты ему не надоел в школе?

– Ну, во-первых, сейчас не школа, – возразил Джонни. – А во-вторых, мы все-таки друзья.

– О Боже… – сказала мама.

– Бедный Борис Иванович, – сказал папа.

Потом они еще что-то говорили. Но это не важно. Важно, что в конце концов они согласились. Потому что они были лучшие на свете мама и папа (это Джонни знал твердо, хотя и усматривал у родителей отдельные недостатки). И потому что, когда просит сам директор школы, спорить неприлично. А то, что он уже не хочет быть директором, мама и папа не знали.

Конечно, они еще многое выясняли, уточняли, беседовали по телефону с Борисом Ивановичем и весь следующий день учили Джонни, как себя вести в дороге. Но это было даже приятно. Это как бы входило в подготовку к путешествию.

Джонни сперва проявлял спокойствие и выдержку, но к вечеру не выдержал и объявил, что пора собираться. И выволок из-под шкафа пыльный чемодан.

– У тебя завтра еще целый день, – сказала мама.

– Ты сама говоришь, что я все делаю в последний момент, – упрекнул Джонни.

Он положил в чемодан общую тетрадь, чтобы вести путевой дневник. Потом карандаши – основной и два запасных. Мыло, пасту, щетку, полотенце. Фонарик – ночи на юге очень темные. Потом раскопал на антресолях кеды, а в шкафу полинялые шорты и две майки с изображением спортсмена-лучника.