Полосатый жираф Алик - Крапивин Владислав Петрович. Страница 18
Возможно, Рыкко решил (или решили), что мальчишка подает сигнал капитуляции. Но ведь матроска-то была не просто белая, а с ярко-синим воротником.
И не пиратам сигналил наш Локки!
Он пронзительно закричал на незнакомом языке. К нему подскочила кавказская овчарка. Локки присел, что-то сказал ей и махнул рукой.
Овчарка бросилась вперед.
А за ней кинулось множество собак. Теперь без гавканья и визга, молча. На пиратов.
Все Рыкко сбились в кучу. Затоптались. Пальнули по собачьей стае. Но их снаряды не принесли нападавшим вреда. И не остановили их. Некусачие собаки (кому некусачие, а кому…) были еще и храбрыми.
– А-а-а! Не надо!.. – Это многочисленные Рыкко ударились в бега. Брошенные минометные трубы зазвенели на камнях. Рыкко на бегу сбивались все теснее и наконец опять превратились в одного-единственного «непобедимого и беспощадного» и всякого-всякого там…
Этот «всякий-всякий», чтобы легче удирать, сбросил ботфорты. Но собаки догнали «носителя Мирового Зла», и он остался без штанов. Теперь он был похож на копну гнилого сена с толстыми волосатыми ногами. Черные пятки мелькали, как длинное многоточие…
Наконец Рыкко бухнулся в бухту. Не до шлюпки ему было, он пустился к кораблю вразмашку. И все еще орал сквозь брызги:
– Буль-не надо! А-а-а-буль-буль!..
Несколько собак пустились было преследовать Рыкко по воде. Но скоро вернулись. С довольным видом отряхивались на гальке.
Здоровенный кобель подошел к брошенному ботфорту и поднял над ним заднюю лапу. Второй ботфорт с веселым рычаньем таскали по пляжу два собачьих подростка.
Мухтар на руках у Аленки повизгивал и дергался. Кажется, досадовал, что не смог принять участия в погоне.
Между тем Рыкко мчался к своему кораблю, как толстая волосатая торпеда. У борта он с плеском затормозил и ракетой вертикального взлета взмыл на палубу. Сейчас же под уцелевшими реями развернулись черные, как сажа, паруса. Надулись. Пиратский клипер без одной мачты заскользил к дальнему берегу. Он оторвался от воды – с киля бежали сверкающие струи.
Рыкко грозил с палубы кулачищами. Голос его перекатывался над Флягой Морского Бродяги:
– Погодите, жабье семя! Мы еще увидимся! Еще повстречаемся! Я еще нажарю шашлыков из лягушатины!..
Мы не отвечали.
Корабль чуть не зацепил днищем за берег бухты и стал уходить в небо. Вот он уже просто черное пятнышко в синеве среди облаков. Просто капля чернил… Точка… Нет ничего…
4.
Мы стояли на берегу и смотрели в небо. Лишь Коптилка сидел, обхватив колени и уткнувшись в них лбом. И мы услышали всхлипы. И один за другим увидели, как голая Коптилкина спина с острыми позвонками вздрагивает.
Кириллка сразу спросил:
– Ты что, Валерик?
Коптилка не стал сердито дергать плечами и говорить «ничё». Слишком большая была беда. Он всхлипнул громче:
– Алик-то… Он же там…
Ой… Ой-ёй-ёй… Как мы могли забыть про жирафёнка! Теперь он был под водой, на затопленном корабле.
Коптилка выговорил сквозь слезы:
– Хотел ведь сперва взять с собой… А потом подумал: зачем такскать на незнакомую планету… Дурак такой… Теперь не достать…
Потом он вскочил.
– А, может, достану! Каюта под верхней палубой, поднырну…
Он сделал шаг к воде. Рядом оказалась Веранда.
– Стой ты, водолаз!.. – Ухватила его за плечо. – Это вам не бассейн на Большой Дыне, а море. – И опять сбросила сумку и платье. – Сидите здесь и не вздумайте меня спасать! Без вас управлюсь…
Не успели мы мигнуть, а она уже в двадцати метрах от берега. И стилем брасс – к кораблю. Не хуже, чем Рыкко!
– К шлюпке! – скомандовал Голован.
Только тут мы вспомнили: у нас же шлюпка! Даже две! Наша и та, что осталось от Рыкко. Пиратская была ближе. Мы попрыгали в нее, и она тут же замахала веслами. Видать, была запрограммирована.
Но как шлюпка ни старалась, догнать Веранду не могла. Когда мы причалили к обломку грот-мачты, никого у корабля не было. Ни на поверхности, ни в глубине. Вода была совершенно прозрачная, только не синяя, как в отдалении, а зеленая. И желтые доски палубы в ней казались тоже зелеными. По ним пробегала светлая рябь. Над ними проносились рыбешки и качались медузы, похожие на большие прозрачные пуговицы.
А Веранда где? Ни слуха, ни духа. Ни всплеска…
– Ясное дело, – глухо сказал Голован. Снял берет и начал стаскивать свою матросскую форму.
Я, глядя на него, тоже.
– А ты сиди. На шлюпке должен остаться командир.
Я хотел заспорить, но тут забеспокоился Мухтар. Вскочил на кормовую банку и давай тявкать! И не зря! Из-за толстого основания бизани хладнокровно выплыла Веранда. Одной рукой гребла – небрежно так, лениво, – а другой волокла по воде за шею полосатого жирафа Алика.
Мы запрыгали, заорали ура, чуть не опрокинули шлюпку (она испуганно замахала веслами). Веранда сказала из воды:
– Чем голосить, как ненормальные, помогли бы забраться.
Но пока мы бестолково протягивали руки, забралась в шлюпку сама. Закинула Алика и рывком перебросила через борт себя. Села и стала молча расплетать похожие на веревки косы.
Коптилка прижал Алика к ребристой груди и животу. Из жирафа побежала вода. (Ох и тяжелый будет, пока не высохнет! Ведь внутри вата).
– К берегу! – скомандовал я шлюпке тоном, не терпящим возражений. И та помчалась к земле так, что весла выгибались и визжали в уключинах.
Приехали…
Собаки ждали нас. Смотрели вежливо-любопытными глазами. Только тут мы вспомнили, что даже не поблагодарили их. И кинулись обнимать и целовать наших спасителей! Всех без разбора! И они сразу же развеселились, начали носиться между нами. Лай, смех, дым (то есть песок) коромыслом! А щенята – те вообще будто с ума посходили. Кувыркались через голову, а некоторые даже ухитрялись ходить на передних лапах. И Мухтар…
Потом все мы (кроме Веранды, конечно, которая расчесывала волосы большущим гребнем) устроили хоровод.
сочинил Коптилка (он плясал, не выпуская из рук мокрого Алика). Мы подхватили песню и не глядели на Веранду, которая пфыкала.
Пусть пфыкает, мы все равно были ей благодарны за жирафа.
Низкое солнце сделалось оранжевым и очень быстро скатилось за дальний мыс. Проклюнулись звезды.
Собаки начали откровенно зевать и укладываться на камнях. Мы улеглись между ними, под открытым небом. Не сразу, но сумели придумать себе войлочные подстилки, чтобы камни не давили бока. А головы мы положили прямо на собак. Добрые собаки не возражали. Кажется, были даже довольны.
Я лежал затылком на моей знакомой рыжей дворняге. В ней ровно стучало живое сердце.
Звезды над нами светили все ярче. Они были не такие, как в пространствах. Переливчатые. Потому что над планетой струился теплый воздух.
– Ох, что-то есть хочется, – сказал в сумраке Минька.
– И мне, – отозвался Локки. – Странное ц-дело…
Тогда и я почувствовал: хорошо бы перекусить. И правда «странное ц-дело». На астероидах мы никогда не хотели есть (тот случай с капустными пельменями был исключением). Мы могли вызвать в себе голод специально и порадоваться придуманным лакомствам, но чтобы он пришел сам собой – такого почти не бывало…
Оказалось, что и остальные проголодались. Ну и новости!
– Я могу сделать вареники с вишнями, – напомнила Аленка. – Помните, как тогда… Только не так быстро, по одному…
– Ох, давай. – простонал Коптилка. – А то пуп к спине приклеился.
И Аленка принялась лепить из воздуха вареники. Мы брали их, обмазанные сметаной, прямо в ладони. Сперва каждый получил по одному, потом еще, еще. Такие восхитительные…
– Надо же и собак угостить, – напомнил Кириллка. И мы стали угощать. Собаки вежливо глотали вареники, но добавки не просили. Наверно, придуманное угощение было для них все равно, что воздух.