Рассекающий пенные гребни - Крапивин Владислав Петрович. Страница 40
– Держи, обормот… И еще вот это. Забыл про него, а потом будешь спрашивать.
– Ох… – Это был металлический барабанщик. Оська и правда забыл о нем. Осенью оставил в кармане юнмаринки – и с концом.
– Маленький ты мой, прости меня…
“Может, все зимние невзгоды от того, что я забросил этого ольчика? Конечно, есть шарик, но старых ольчиков забывать нельзя. Как старых друзей… А кроме того, он ведь барабанщик , как Даниэль”.
Нет, солдатик не был похож на Даниэля. Прямой, с барабаном, с крошечным неразличимым лицом. И все-таки, все-таки…
Ноги барабанщика-малыша были теперь без подставки, чуть согнутые, исцарапанные кромками замочной скважины…
– Я тебя вылечу. А пока иди в карман, будем снова вместе…
С автомата у булочной Оська позвонил в редакцию.
– Ховрин! Привет!
– Я работаю.
– А я про работу и звоню! Послушай! Помнишь, ты писал, как Даниэль выбросил медаль? Это по правде было или ты придумал?
– Ну… так сказать, доля авторского воображения. А что? Разве плохая деталь?
– Замечательная! На том бастионе, у рынка, ребята в самом деле нашли такую медаль! Среди камней!
– Ух ты! Можно будет взглянуть?
– Можно!
– Любопытно… Хотя, конечно, это просто совпадение. Мало ли кто из солдат мог ее потерять…
– А может, твое воображение было правильным! Бывает, что сперва воображение, а потом правда!
– Оська, – вдруг сказал Ховрин. – Норик нашелся, да?
Ховрин давно все знал про исчезнувшего Оськиного друга. Но как он догадался сейчас?
– Ты будто сквозь стены видишь…
– Чего там видеть, если ты булькаешь от радости. Приводи его ко мне, познакомимся.
– Ховрин, в редакции есть книга Свода сигналов?
– М-м… не знаю. Посмотрю.
– Посмотри в ней, что значит двухбуквенный сигнал И Эн…
– Именно так? А не Эн И?
– Не-ет! Норик же был на Цепи сверху, надо мной!
– Но ты говорил, что он совсем желтенький, юнмаринка “Кэбек”…
– Это в прошлом году! А сейчас “Индиа”!
– А вы что, и сейчас туда собираетесь? Опять? Голову откручу!
– Да не собираемся мы! Просто… ну, посмотри, ладно?
– А если сигнал… какой-нибудь неподходящий?
– Тогда… лучше скажи, что не нашел книгу.
И Оська поскакал к дому. Летучий, бело-синий, как сигнальный флаг буквы N. Уроков на завтра была куча! Каникулы на носу, а задают на всю катушку!.. Норику хорошо: у них в Федерации уже каникулы, он прилетел сюда шестиклассником, а несчастный Оскар Чалка, все еще в пятом… Но даже эти мысли не испортили настроения.
Царапалось в глубине души другое. Он-то радуется, что Норик нашелся, а у того… Да, и у Норика радость, но за ней каждый миг тревога: “Мама…”
А что Оська мог сделать?
Оказалось, что мог…
З
Конечно, не одного Оськи была эта затея. Он там даже и не первую роль играл. Это Мамлюча достала катер. Вошла в сговор с каким-то дальним родственником, парнем лет двадцати. Тот, правда, сказал:
– Имейте в виду, в это дело я встревать не буду. К борту доставлю, а дальше вы сами. Там, где оружие, меня нет и нет…
А без оружия было не обойтись.
Оказалось, что Мамлюча и мальчишки в здешних подземельях откопали немало “всякого такого”. Отчистили, привели в порядок. Был даже пулемет с дырчатым кожухом на стволе и похожим на патефонный диск магазином.
И патронов хватало. Причем, они были не тусклые, не зеленые от старости, а новенькие. Как золоченые орехи. Оська при свете фонаря пересыпал их, ронял, и они падали ему на колени, как холодные гирьки…
Снарядили магазины. Мамлюча сунула в карман драных джинсов черные лимонки.
Оська выбрал себе немецкий автомат с длинным прямым рожком и пистолетной ручкой. Не тяжелый…
Трудных задач было много. Самая первая – проскочить на выходе из бухты боны заграждения. Надо было идти впритирку за каким-нибудь большим судном, тогда не заметят. Или примут за лоцманский катер…
Так и сделали. Оська плохо помнил, как выходили из бухты. За каким-то черным сухогрузом. Все сошло гладко. И вот они уже на внешнем рейде.
Ночь была темная и звездная. Моторы рокотали глухо, и даже здесь было слышно, как на берегу трещат ночные кузнечики. “Или звезды?” – подумал Оська. По горизонту мигали маяки и огни на плавучих буях. С веста шла пологая зыбь, катер то подымал нос, то плавно уходил им вниз. Оську стало слегка укачивать. Начало казаться даже, что это сон. Будто катер – не катер, а парусник, и у него под бушпритом фигура: летящий над волнами Даниэль с ключом… Или это был уже сам Оська?
Он тряхнул головой. Он был не под бушпритом, а на палубе катера, с автоматом под локтем. Встречная волна пошла сильнее, стали залетать брызги. Рядом в темноте дышали мальчишки. Чумазый Гошенька, “артист” Бориска, его растрепанный белобрысый друг Вовчик. И увешанный ольчиками рыжий Вертунчик. И еще несколько ребят, Оська их не знал.
А Норика не взяли. Даже ничего ему не сказали. Потому что, если сорвется – как он это вынесет? С его-то “порогом сердца”…
Мамлюча была в рубке, рядом с хозяином катера (кажется, его звали Максимом). Следила за курсом по шлюпочному компасу. Катер был просторный – человек двадцать могло поместиться. Корпус из гладкого пластика, обводы как у гоночного судна, моторы – два могучих “Беркута”. От такого не уйдет самый современный теплоход, не то что эта посудина “Согласие”.
Было рассчитано, что курсы катера и “Согласия” пересекутся в открытом море, через час быстрого хода.
Так и случилось. Стало вырастать на горизонте светлое пятнышко, потом разбилось на отдельные огни – белые и разноцветные.
И вот уже катер идет параллельно грузному теплоходу. Не совсем параллельно, все и ближе, ближе к правому борту с ярким зеленым огнем. Мамлюча оказалась рядом с Оськой. Какая-то странная, незнакомая, бледная в зеленом свете нависшего фонаря. Подняла мегафон, постаралась говорить хрипло:
– На “Согласии”! Лоцманская служба Городского водного района! Сбавьте ход до самого малого, будем швартоваться! Имею важное сообщение!
– Почему не по телефону! – донесся зычный радиоголос.
– Секретно! Лично для капитана! Чрезвычайная ситуация!
“Согласие” стало замедлять ход. Катер шел уже совсем у борта. Его мотало в бурунах, бегущих вдоль судна от форштевня.
– Спрячьте оружие, – велела Мамлюча.
Оська сунул автомат под юнмариночную распашонку. Холодный металл как бы приклеился к телу.
Сверху засветил белый фонарь, сбросили кранцы и два трапа.
Швартовка на ходу – дело не простое, но как-то справились с этим. Кто и как, Оська не разобрал. Он увидел перед собой некрашенные круглые перекладинки штормового трапа. Вцепился. Его тут же ударило о железную обшивку. Она воняла ржавчиной и гнилью, как затонувшая на корабельном кладбище наливная баржа… Вверх, вверх! Не терять ни мига! Об этом договорились еще на бастионе!
– Что за детский сад! Вы куда?! – И ругань. Это экипаж “Согласия”.
– Молчать! Руки за головы! – Очередь в воздух. – Никому не двигаться! Где капитан?!
И вот они в рубке. Желтый свет. Белесые листы карт, белые круги часов и репитеров. Капитан – похожий на того, что в парке командовал гонкой клиперов. Бакенбарды, голубая форма…
– В чем дело? Я протестую! Я…
– Тихо! Застопорить машины! Отключить связь! Нам известно, что вы везете политических заключенных! Список этих лиц – сюда! Заключенных – на палубу!
Капитан потянулся к судовому телефону. Оська от пояса дал по аппарату очередь. Автомат резко рвануло назад, от кожуха телефона полетели клочья.
– Сказано: отключить связь! Руки!..
Капитан вскинул руки – из голубых рукавов вылезли белые манжеты.
– Но как я отдам команду в машину?
– Пошлите матроса!
– Я протестую!
Новая очередь. Не Оськина, чья-то еще. По штурманскому пульту.
– Стоп машина! Арестованных женщин – наверх!
…И вот они стоят у борта – с неразличимыми лицами, в серых робах с номерами.