Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович. Страница 23

Монетка в щели

1

Пришла Люка. Нарядная, бодрая, напевающая. Впрочем, она почти всегда такая. Пригляделась:

– Я вижу, ты мою косметичку даже не открывала.

– Лючка, некогда. Успеется, молодость впереди…

– А я Лосенка сейчас встретила. Красивый такой, просто не узнать!

– Он именинник, – торопливо сказала я, чтобы речь не зашла а костюме.

– Да? Я и не знала! Надо было что-то подарить… Ой, он сказал мне, будто у тебя есть подарок для меня ? Правда?

– В общем-то… да. Раздаю коллекцию. Всем друзьям по монетке. Выбирай…

– Какая прелесть! Это будут как талисманы тайного корабельного братства, да?

– Ну… можно считать, что так.

– Я возьму вот эту, ладно?

– Бери, – согласилась я (все же не без тайного сожаления). – Это бриг “Геба”, построен в 1861 году. Геба – это древнегреческая богиня юности, как раз для тебя.

– Какая прелесть! – снова сказала Лючка. И чмокнула меня в щеку. Я вытерпела и подумала: “Рассказать про Пашку?” Люка, она внешне легкомысленная, но на самом деле не совсем такая. Никаких “ой, а он симпатичный?” и “познакомишь, ладно?” не будет. Тем более, что знакомств ей хватает и во Дворце. И все же решила: не стану пока. Потому что Лючка принялась рассказывать о предстоящем пикете в защиту Дворца. Стало известно, что в тот день, в субботу, генерал Петровцев должен осматривать свою будущую резиденцию.

– А мы выстроимся напротив фасада с плакатами! У нас есть специальная песенка, она сейчас напечатана в дворцовой стенгазете, а на пикете будут петь ее все, кто соберутся!

Едет, едет ППЦ
С гордой миной на лице… 

– Небось опять Костячок-толстячок сочинил?

– Нет, он же увольняется, я говорила! Сочинил Петруша Вронцев, режиссер драмкружка. Про него я тоже говорила.

– Ну что, переходишь в этот кружок?

– Если отстоим Дворец… Ты придешь в пикет?

– Я же сказала – да… Только разгонит нас милиция со страшным свистом! – Я представила мордастого Панкратьева и его “однополчан” с дубинками.

– А и пусть разгонят! Там будут люди с телекамерами! Вечером весь город увидит как “все лучшее детям”!

Да трусихой моя самая близкая подружка не была. А я? Хуже, что ли?

Мы поболтали еще, и Лючка ушла, аккуратно уложив бриг “Гебу” в сумочку.

И вдруг оказалось, что уже вечер.

Позвонил Илья.

– Свет Евгения, передай маме, что сегодня я опять заночую у Толика.

– Сказал бы ей сам. Боишься?

– Мучача детестаб… тьфу! Конечно, боюсь! Но не в этом дело! Мы сейчас утонем в нашей работе по уши, отключим телефон. Потому что надо решить одну сверхзадачу. Когда закончим, компьютерный мир содрогнется от восторга и зависти.

– Хвастун!

– Я почти серьезно…

– Такой гениальный, а не знаешь, что такое “бэйливик”. А я узнала…

– Мучача интеллихентэ! Не забудь, скажи маме! До завтра!…

Пришла мама и принялась было сокрушаться по поводу “бездомного существования этого непутевого философа, который опять влипнет в какую-нибудь историю”. Но сокрушалась недолго, потому что появился дядя Костя. Он принес тяжеленный полиэтиленовый пакет. Я радостно заподвывала и запрыгала (лошадь такая!), потому что в пакете оказались три книги. Одна – та самая, библиотечная, и две ее копии. Они были в мягких обложках, с корешками из пластмассовых пружин, но все равно настоящие книги! Дядя Костя даже постарался, чтобы на цветном принтере отпечатали красочные переплеты и картинки – как в настоящем “Фрегате “Виола”.

Теперь я наконец могла рассмотреть книгу как следует – причем сразу в трех экземплярах. Забралась на кровать…

Книга оказалась “та, что надо”. В самом деле – все хитрости корабельного устройства. И давались они не просто так, а в ходе рассказа о приключениях нескольких ребят и старого боцмана Платоныча, который был дедом одного мальчишки. А в молодости Платоныч ходил на баркентинах!

Такую книжку читаешь, и флотская наука впитывается памятью как бы сама собой, незаметно. Потому что события зависят от знания судовых деталей и устройств, при этом события такие, что не хочется отрываться…

Но все же я порой слышала, о чем беседуют в большой комнате мама и дядя Костя. Сперва мама рассказывала о квартирных неприятностях, а дядя Костя обещал “прощупать это дело по своим каналам”. Потом заговорили про наших знакомых тетю Соню и тетю Лию. Тетя Лия была мамина одноклассница, а тетя Соня – ее мама. Иногда они приходили к нам в гости и приводили семилетнего Мишку – сына и внука. Тетя Соня периодически восклицала: “Миша перестань сейчас же, или я тебя отшлепаю!” Восклицала даже тогда, когда Мишка сидел спокойно (что, впрочем, случалось не часто). И теперь я поняла из услышанных фраз, что семейство Лифшицев собирается в Израиль. Насовсем.

Ну вот, еще нескольких славных людей не окажется рядом. Впрочем, для меня это не большая печаль, не такие уж они мои знакомые, но для мамы-то тетя Лия – как для меня Люка…

Я пошла на кухню, чтобы сделать бутерброд с майонезом и помидорами и пожевать, не отрываясь от книжки (потому что ужин еще, видимо, не скоро). Майонез мама прятала от меня на верхнюю полку в кухонном шкафчике (“Ты испортишь себе печень!”). Я встала на табурет, потянулась…

Правду мама внушала мне во младенчестве: “Нехорошо брать без спросу…” Табурет качнулся, и через секунду я хныкала на полу, держась за щиколотку.

Конечно, паника: “Как тебя угораздило! Наверняка перелом! Надо скорую!”

Дядя Костя уговорил маму подождать со скорой. Перенес меня на кровать. Ощупал лодыжку (я повизгивала).

– Никакого нет перелома, растяжение вот и все. Валя, дай бинт…

Он перетянул мне ногу и сказал, что завтра полезно посидеть дома, после чего я буду как раньше “скакать и радоваться жизни”.

Вот так и получилось, что с утра я оказалась опять “на приколе”.

Ну что ж, буду сидеть, читать. Слава Богу, есть что !

Половину “Фрегата” я прочитала еще накануне (не спала до полуночи), а до конца осилила книгу к середине дня. Ну, конечно, потом еще не раз придется возвращаться к ней, чтобы уяснить получше все корабельные подробности, но и сейчас я чувствовала себя почти “доктором судостроительных наук”. И до чего же было жаль, что нельзя помчаться к Пашке Капитанову, отдать книгу, поговорить о ней со знающим человеком! Ну… и вообще повидаться.

Я попробовала походить по комнате: не вылечилась ли нога? Нет, болит проклятая, хотя и не сильно, тупо. Нельзя, наверно, рисковать. До чего обидно…

И в разгар этих горьких сожалений судьба прислала Лоську!

2

Костюм с красным галиотом сидел на нем слегка перекошено и был малость помят, но в общем выглядел гораздо приличнее, чем я ожидала. И не было на Лоське привычной чумазости. Только волосы опять торчали колючками, но тут уж ничего не поделаешь.

Лоська притащил книгу “Алые паруса”, старательно завернутую в два слоя газет.

– Всю прочитал?

– Конечно!

– Понравилась?

– Да… Женя, а то чудовище в сундуке, в которое стрелял Том, это был какой-то африканский идол?

– Или индийский… В общем заморский сувенир.

– Все же дураки они были, все его дядюшки-тетушки. Человек ждет не дождется отца, а они: “Гнев, гнев!” Хорошо еще, что им не досталось из револьвера…

Значит, Лоську тоже зацепил этот рассказ! Ну и понятно: про отца же…

А Лоська заметил на моей ноге бинт.

– Это что у тебя?

– Растяжение. Загремела с табурета.

Он сразу загрустил:

– Значит, сегодня никуда не пойдем?

– Хромаю. Надо бы пойти, да боюсь… Лось! А можешь ты меня выручить?

– Да! – сказал он сразу. И уже потом: – А как?

– Помнишь, я говорила про Пашку Капитанова?

Он стрельнул глазами: еще бы, мол, не помнить.