Синий город на Садовой - Крапивин Владислав Петрович. Страница 15
Нет, не выходило у него "как на самом деле". Ну, не артист он ни капельки, что поделаешь! Замечательно, когда сам жужжишь кинокамерой, когда вытаскиваешь с замиранием из бачка мокрую пленку (получилось ли?), когда помогаешь Оле оборудовать в гараже лабораторию и при этом болтаешь обо всем на свете: об НЛО, о группе "Аквариум", о книге "Властелин колец", о школьных тяготах, о приключениях в раннем детстве, о фильме "Восстание на "Баунти"… И строишь планы: что снять в их собственном фильме… А вот как до дела дошло…
– Давай попробуем еще раз, – терпеливо сказала Оля.
Федя на неживых ногах опять поднялся на крыльцо музея, к чугунной пушке времен Петра Великого, и устало сел на верхнюю ступень. Оля села рядом.
– Ладно… Порепетируем еще, и получится.
– Не-а… – сокрушенно сказал Федя. – Бесполезно. На твоем месте я бы прогнал такую бездарь…
Он знал, что Оля его не прогонит, с друзьями так не обходятся. И будет он по-прежнему приходить в старый дом на улице Декабристов, где в комнатах с тяжелой коричневой мебелью живет и хозяйничает самостоятельная девчонка Ольга Ковалева. Очень самостоятельная, потому что мать у нее целый день на работе, в конторе какого-то треста, а потом еще руководит в этом тресте самодеятельным театральным коллективом и домой иногда приходит к полуночи, а на Оле – все хозяйство. Отец у нее тоже есть, но живет в Москве, и "там у него свое семейство; ездила я один раз, больше не хочется…". Научилась Оля многое делать и решать сама, потому что характер у нее спокойный и твердый, хотя сперва это незаметно. Кажется наоборот – нерешительная. Стоит такая серенькая, с неприметным лицом, трогает губы костяшками пальцев…
И сейчас тоже – рассеянно водит по губам кулачком, как губной гармошкой. Думает: что же делать-то?
– Давай еще раз попробуем, – вздохнул Федя. И опять ощутил тоскливое замирание. – Ох, нет… Слушай, Ольга, тут кого-то другого надо. Ну, как это говорится… "раскованного". И чтобы лицо у него было выразительное.
– У тебя вполне выразительное лицо, – деликатно сказала Оля.
– Да брось ты… Я внутри себя понимаю, как что надо делать, а вот изобразить это… Не такой человек нужен!
– Где его взять, "не такого"-то? – вырвалось у Оли.
В самом деле, где? Может, Степку попробовать? Нет, маленький. Тут нужен такой, который бы понимал суть фильма. Ведь это же не просто "Наш город летом", а намек, что живет в городе сказка…
Может, Бориса дождаться? Не-е-е… Борька при всех своих талантах уж точно не артист. Его даже в детском саду ни разу не могли заставить на утреннике стихи прочитать…
В общем, скверное дело… "С'скверное дело", – словно кто-то усмехнулся рядом.
– Ой… Оль! А помнишь Березкина? Ну, того мальчишку в лифте!
Она вроде бы и не удивилась:
– Конечно помню.
– Вот уж у кого лицо выразительное! И вообще он… – Федя хотел сказать, что Березкин, по его мнению, человек, на все отзывающийся живыми нервами. Но выразиться столь изящно не решился. – Пригодный для нашего дела.
– А что, пожалуй… – отозвалась Оля. Но без особого оживления. Может, боялась обидеть Федю заменой. – Только согласится ли? Да и где его найдешь?
– Так и найдем, где встретили?
– Может, он там и не живет, а просто приходил к кому-нибудь… Я его там больше ни разу не встречала.
– А… разве ты там еще бывала?
Оля слегка смутилась:
– Я два раза к Анне Ивановне заходила… Ну, она же совсем одна, дочка в Ленинграде. Вот я и думаю: может, помочь что… – И зацарапала костяшками по губам.
Удивительно, как люди стесняются добрых дел.
– Когда ты успела-то?
– А с утра пораньше…
Федя сказал с неловким упреком:
– Могла бы и меня позвать. Глядишь, и пригодился бы…
– Да там и делать-то нечего. Посуду помыла да пол подмела… А Березкина я ни разу не видела. Мальчишек утром полно во дворе, а его нет. Наверно, он не там живет…
– А откуда тогда диспетчерша лифта его знает?.. Да чего гадать-то! Сходить надо да спросить у людей! – Федя был теперь уверен, что нынешняя "спираль жизни" – веселая, озорная даже – опять приведет их к этому мальчишке.
"Без всякого с'сомнения".
Федя оказался прав. И удачлив! На подходе к дому, где жила Анна Ивановна, они встретили Березкина.
Правда, узнали не сразу. Был он в другой рубашке – оранжевой – и в пыльных школьных штанах с пузырями на коленях. Издали казалось – незнакомый мальчишка. Шагает, похлопывает по штанинам сеткой-авоськой… Он узнал их первый. Сбил шаг, двинул приподнятыми бровями. На рубашке у него Федя разглядел знакомый значок. И тогда сказал издалека:
– Березкин, привет! А мы тебя ищем!
Они сошлись. Березкин глянул на Олю, на Федю, потом в землю. Спросил боязливо:
– С какой с'стати… ищете?
– Дело есть, – объяснила Оля.
Он опять глянул на нее быстро и опасливо.
Оля вдруг торопливо попросила:
– Федя, расскажи ему, ладно? А я пока к Анне Ивановне сбегаю, на две минутки! Узнаю, как она там… – И ускакала с неожиданной резвостью.
Федя слегка опешил от такого поворота. Но надо было как-то начинать разговор.
– Помнишь, ты про аппарат спрашивал? Мы кино снимаем…
Березкин выжидательно молчал. Федя спросил прямо:
– Хочешь сниматься?
– А почему… я?
– Ну, так… Мы про тебя вспомнили. Как сидели вместе в лифте. И решили: давай позовем. Нам человек нужен…
– С'странно… Меня раньше никто никуда не звал.
– Ну… тем более! Согласен?
– Странно, – опять сказал Березкин. Уже без запинки.
– Да что тебе странно-то? – Федю царапнула досада.
Березкин глянул синими неулыбчивыми глазами, помахал авоськой и вдруг признался:
– А я вас тоже вспоминал.
– Ну вот видишь! Значит, не случайно, – настойчиво сказал Федя.
Березкин вдруг посмотрел в сторону, куда убежала Оля. И опять опустил голову. Прошептал:
– А как ты думаешь, она догадалась… про тот с'случай? Ну, в лифте…
– Да ты что! – шумно возмутился Федя. – У нее же глаза-уши были заткнуты! А потом она без памяти от радости сделалась, когда я ей пленку отдал! Я эту пленку в тот день чудом раздобыл, дефицит такой… – Он, пожалуй, чересчур бурно доказывал. Потому что в глубине души был уверен: Оля догадалась. Тем более, что, когда Березкин убегал к мусорным контейнерам, из пакета капало… И теперь Оля, скорее всего, покинула мальчишек не случайно: решила, что Федя с Березкиным без нее лучше объяснятся.
Березкин опять смотрел ему в лицо – стыдливо и недоверчиво. И тогда Федя сказал со всевозможной небрежностью и беспечностью:
– Ну а если бы и догадалась? Подумаешь! Дело житейское.
Оба они глянули на значок с Карлсоном. И Березкин чуть улыбнулся наконец. И спросил:
– А почему ты мне его подарил?
– Да просто так! Чего ты удивляешься?
– Я удивляюсь, – тихо признался Березкин, – как ты угадал. Я люблю всякое такое… что летает…
"Это с'случайно", – чуть не сорвалось у Феди. Он прикусил язык. В этот миг подскочила запыхавшаяся Оля:
– Ну? Вы договорились?
Березкин потупился и чуть заметно кивнул.
Феде стало весело.
– Это – Оля, – сказал он, слегка дурачась. – Очень хороший человек. А я – Федя… А ты? Как звать-то?
И вдруг понял наконец, кого ему напоминает Березкин. Года два назад в вечерней передаче для младших школьников появилась большая кукла – забавный такой пацан Кирюша. Совсем как живой. И Березкин лицом был похож на этого Кирюшу. И показалось Феде, что имя у Березкина должно быть таким же – ласковым и не совсем обычным. И кажется, не ошибся.
– Данилка? – обрадованно переспросила Оля, когда Березкин ответил смущенно и неразборчиво.
– Да нет же! – сказал тот с неожиданной звонкой досадой. – Просто Нилка! – И объяснил доверчиво и сокрушенно: – Каждый раз, когда знакомлюсь, сплошное с'страдание. Папа с мамой придумали такое имя старорежимное – Нил! В честь прадедушки, он был знаменитый фотограф Нил Березкин!.. Он-то знаменитый, а я мучиться должен… Паспорт буду получать – переделаюсь в Данилу…