Синий город на Садовой - Крапивин Владислав Петрович. Страница 41
– Тем более, – кивнул он. – У меня деловой разговор…
– О пленке!
– Именно…
– А я не хочу с тобой разговаривать. – Федя радостно ощутил, что слезы ушли. Но злость закипела с новой силой.
– Я понимаю… – начал Щагов.
– Феденька! – вмешалась Ксения. – Ну пойми и ты его! В той ситуации на берегу что он должен был делать? Какой-то мальчишка кидается на его знакомую…
– На жену начальника!
– Вот именно, – спокойно подтвердил Щагов. – Неужели ее, а не тебя я должен был тащить в отделение? Логику жизни-то надо учитывать…
– А слабых защищать не надо? Того пацаненка, которого эта здоровая тетка по морде хлестала! Л-логика ваша… резиново-дубинная… – У Феди горела вся кожа, особенно лицо.
– Но, Федя! Валерий же не видел, как она его била!
– Неужели? – хмыкнул Федя. Глотнул и сказал Ксении с расстановкой и убедительно: – Ты правильно говорила, я плохой верующий. Только верить в Бога – это ведь не значит во всякие глупости верить. Например, в ад с чертями и котлами… Но если бы я даже знал, что эти котлы есть и я буду в них вариться бесконечно, я все равно стрелял бы вот в т а к и х, попади мне только в руки автомат… Очередями…
У Щагова красиво шевельнулись желваки. Но тут же он улыбнулся и спросил с интересом:
– Мальчик Федя, ты видел когда-нибудь, как стреляют в человека очередями? Как он сгибается, хрипит, а сзади из него летят кровавые ошметки?
Холодом пахнуло Феде в лицо. Но он ответил без промедления:
– Сколько раз! По телику! И художественно, и документально. Особенно по кабельному каналу. Каждый вечер палят из автоматов такие, как ты…
Щагов сказал тихо, даже сочувственно:
– И ты бы палил? Чем ты тогда лучше меня?
Все натянутые злые струнки в Феде ослабли. Словно Борька стал напротив, махнул ресницами-щетками. "Увязнем в этом деле, сами остервенеем…" И уже на одном упрямстве Федя бросил Щагову:
– Чем лучше? Тем, что я не начинал! Только защищался!
– Ну-у, голубчик ты мой! Нашел аргумент!.. Тот, кто жмет на спусковой крючок, всегда отыщет себе оправдание. Но тому, в кого пули летят, от этого не легче…
– А тому… у кого брызги летят из глаз от удара… и голова мотается от пощечин… ему легко? – хрипло спросил Федя. – Это хорошо видно на экране. И как подошедший старший лейтенант смотрит на это… спокойно так…
– Значит, получилась пленочка?
– Еще бы!
– Вот об этом и речь, – в упор произнес Щагов.
– Вот об этом-то речи и не будет! Не получишь пленку!
– Феденька, но ты же…
– А ты молчи, – горько сказал Федя сестре. – Еще про Павлика Морозова чего-то лопотала. Он в тыщу раз честнее всех вас… Ну ладно, брата можно продать. А сына-то! Ведь Степка тоже мог из-за твоего Валеры насмерть грохнуться!
– Это из-за тебя! – взвилась Ксения.
– Нет уж, не вали, сестрица, на чужую голову! Из-за н е г о Степка все еще хромает! А мне этот "гражданин старший лейтенант" знаешь как врезал? До сих пор в почках отдает… – Федя опять осип.
Ксения испуганно взглянула на Щагова. Тот улыбался:
– Ох, да я шутя его по заднице хлопнул.
Федя откашлялся и сказал с удовольствием:
– Для тебя чужие задницы – "шутя". А за свою дрожишь.
– И за твою, – не дрогнув, отозвался Щагов. – Вернее, за вашу общую. А еще точнее – за твоего дружка Березкина…
– Его там вообще не было!
– "Его там было". Только косвенно. Сейчас объясню. Да, я не хочу, чтобы эту пленку крутили где попало. До лампочки мне Ия Григорьевна, в конце концов, но там и моя персона. Это мне ни к чему… Но вам эта пленка тоже может доставить кучу хлопот. Вашему другу. У его папочки Аркадия Сергеевича уже были неприятности по поводу съемок закрытых объектов… Ну, знаю, знаю, не подтвердилось, но дыма без огня не бывает… А тут вдруг съемкой кинопанорамы со всякими объектами и ориентирами занимается детская студия, которую Аркадий Сергеевич заботливо опекает. А семье Аркадия Сергеевича только-только дали разрешение на выезд в Штаты. На постоянное проживание. И тут вдруг опять какая-то кинопленка, то да се. Заинтересуются определенные товарищи. А в ОВИРе чиновники осторожные. И поехало дело на попятную…
Федя глубоко вздохнул – задавил в себе новый приступ возмущения. Помолчал, переваривая информацию. Потом сказал очень вежливо:
– Прекрасно работаете. Вот если бы и преступников так же ловко ловили… Быстро все разузнали. Кажется, это называется "собирать компромат"?
– Это называется "иметь информацию"…
– Вынужден вас огорчить: устаревшая информация. Семейство Березкиных раздумало уезжать. И объектов никаких на пленке нет. Только эти… субъекты…
– Все равно пленочку реквизируют. Для экспертизы. И пойдет-поедет новая волокита…
– Да какая там экспертиза! Все с первого взгляда видно! – Федю осенила радостная мысль. – Можете сами убедиться. Хотите? – Он опять, нарочно, перешел на "вы".
– А что, пленка здесь? – не сдержал нервного оживления Щагов.
– Нет, но если вы подождете… Я вижу, что подождете!
Федя вышел в прихожую, к телефону, и позвонил ребятам. Объяснил, что к чему, Борису. Тот посоветовался с Олей и Нилкой. Было слышно, как Нилка хихикнул, а Оля сказала что-то с укоризной. Потом Борька сообщил со вздохом:
– Жаль, конечно, пленочку, да уж ладно…
Он появился через двадцать минут. С маленьким кинопроектором "Луч". Скромно сказал Ксении и Щагову:
– Здравствуйте… – Сел в уголок, притих.
– Ксеня, если тебя не очень затруднит, будь так добра, задерни, пожалуйста, штору, – изысканным тоном попросил Федя. – Что?.. Нет-нет, полной темноты не надо, мы посмотрим на небольшом экране…
У себя он отыскал чертежный альбом и кнопки, вырвал лист, пришпилил его к обоям в комнате Ксении.
– Я думаю, этого достаточно? Почти как телевизор…
Рулончик пленки был крошечный, Федя решил пустить его через фильмовый канал без катушек, прямо с ладони. Установил проектор на журнальном столике, покосился на молчаливого Бориса.
– Начинаем… – И пустил мотор.
На экране удивленно глядел в поднебесье Степка. Потом он досадливо обернулся. А за ним – толпа школьников на берегу.
Ия Григорьевна объясняла про "генеральный план", обводя руками горизонт… Вот она и ребята уже крупнее, средним планом, по пояс. Она очень чем-то недовольна, педагог Ия Григорьевна Новицкая. Она возмущена! Требует, чтобы подошел к ней негодный Южаков, который не слушал про генеральный план развития и других отвлекал! И вот они друг против друга в профиль к зрителю. Мальчишка опускает руки, приоткрывает рот… Трах по щеке! Он закрывается, она дергает вниз его локоть и по другой щеке – трах… И вот снова то же самое, только уже крупнее. На экране только голова Южакова с короткой, беспорядочно торчащей стрижкой и на тоненькой шее. Снова один удар, второй!.. И опять тот же кадр, но уже медленнее, цепочкой рассыпанных картинок: поднимается и припечатывается к лицу мальчишки пухлая ладонь – справа, слева. Мотается на шее-стебельке голова, летят из глаз хорошо заметные, сверкнувшие на солнце капли…
Вспыхнул неожиданной белизной экран. Как живая, шевелилась на полу пленка, до конца проскочившая через проектор…
Федя выключил мотор. Ксения закусила губу. Лицо ее было зеленовато-бледным. Впрочем, возможно, это от полусвета салатной шторы… Щагов сказал снисходительно:
– Эффектно снято. Особенно когда крупно, с повторением. Как это вы сумели?
– Плевое дело. Киноповтор – это простейший трюк. В кино и не такое возможно… А объектов-то и не видать, верно?
– Н-не знаю. По-моему, ТЭЦ на том берегу все-таки видна. С трубой.
– Ну, давайте еще раз взглянем… Это, наверно, в том кадре, когда вы подходите и слушаете, как она орет на ребят… Не труба, конечно, а Ия Григорьевна… Включаем?
– Не надо… – сумрачно ответил Щагов. – Слушай, на кой черт вам всем эта заваруха? Давайте покончим разом! А?
– Как? – с интересом спросил Федя.
– А так! Чтобы пленка не вам и не мне! И разошлись полюбовно!..