Топот шахматных лошадок - Крапивин Владислав Петрович. Страница 37

– А потом не свалятся? – забеспокоился Сёга.

– Не свалятся, – успокоил Драчун. – Они прирастут навсегда, мне Федя это объяснял. И будет племя королевских лягушат. Порода такая.

Вашек то ли шутя, то ли всерьез спросил:

– А не начнется у них борьба за власть? Каждый с короной, каждый захочет стать императором…

– Зачем это им? – подал голос Костя (он со своим лягушонком сидел чуть поодаль). – Они же не занимаются политикой. Хватает ума…

– Ума-то у них точно хватает, – согласился Вашек.

– А порода, наверно, все равно не получится, – заметил рассудительный Юрчик. – Новые-то лягушата все равно будут рождаться без коронок.

– Будут с коронками, – успокоил Драчун. – На Круглом болотце такие правила. – И добавил опять: – Федя объяснял.

– Неужели ты понимаешь все слова, которые он квакает? – шепотом спросила Дашутка.

– Ага… – так же шепотом ответил Драчун.

– А как ты узнаёшь своего Федю среди остальных? – спросила Белка. – Они все такие похожие друг на дружку…

– Это он меня узнаёт, – терпеливо сказал Драчун. – Я прихожу, он выскакивает. Ну, и если позову – тоже…

Лягушата между тем ускакали с ребячьих ладоней и колен, прыгали по песку, будто играли в чехарду – видимо радовались, что стали принцами и принцессами.

– А как узнать, кто из них мальчик, а кто девочка? – спросил дотошный Юрчик.

– А не все ли равно? – отозвался Драчун. – Они сами про себя знают, ну и ладно…

– Но ты ведь узнал, про своего Федю, что он пацан, – вмешался Чебурек.

– Я его спросил: "Ты девочка или мальчишка?" Он говорит: "Ква?" Я говорю: "Мальчишка?" Он говорит: "Ква!" Ну и вот…

– Ква! – подтвердил с песка Федя.

Наверно, другие лягушата это поняли, как команду. Они, словно детсадовские ребятишки, встали на задних лапках в кружок, передними сцепились и запрыгали в умелом танце. И запели!

– Бум-ква-ква! Бум-ква-ква!..

Это была именно песенка! На мелодию лягушачьего вальса! Закончив ее, лягушата один за другим длинными прыжками сиганули в воду. Федя на ходу ухитрился развернуться и на лету помахать лапкой.

Драчун помахал вслед.

– Ну вот. А другие даже не попрощались, – усмехнулась Белка.

– Как это не попрощались! – обиделся за коронованных лягушат Драчун. – Это их «бум-ква-ква» как раз и было как "до свиданья".

– И спасибо за коронки, – тихо добавил Сёга.

– Толковые ребята, – подал голос Тюпа. – И пузыри у них по новейшей технологии. С учетом переменного радиуса…

– У меня про лягушонка книжка есть, – сказал Юрчик. – только не про такого, а про зеленого, он в реке жил. И подружился с мальчиком. Они вдвоем спасали большой парусный корабль. А потом лягушонок сам собирался превратился в мальчика, нашлось для такого дела специальное заклинание. Может, этих тоже можно превратить?

– Скажешь тоже… – недовольно откликнулся Чебурек, хотя обычно он соглашался с Юрчиком.

– Куда их девать-то, если превратятся? – полушепотом спросил Сёга и плотнее придвинулся к Вашек. – В интернат, что ли?

– Да и зачем? – спросил в сторонке Костя. – У них, в болотце этом, жизнь, может, не хуже, чем человечья. Своя цивилизация…

– И свои науки… – вставил Тюпа. – Напряжение водного континуума может образовывать дополнительные пространственные области. И в воде масса информации… Может, они еще умнее людей.

– Они не то что умнее. Они просто, как и мы, люди. Только по своему виду на нас непохожие… А внутри как люди. Тоже знают, зачем живут… – с мрачноватым смущением объяснил Драчун.

– В отличие от некоторых, – сказал Костя. – Бывает наоборот: с виду совсем как человек, а живет лишь затем, чтобы сытно есть да под себя грести…

– Про такое я тоже читал в книжке про лягушонка, – вспомнил Юрчик. – Это кто-то мальчику там объяснял…

– По-моему неважно, как существо выглядит, – согласилась Белка (захотелось вдруг пофилософствовать). Если есть внутри душа и соображение – сущность самая человеческая.

– Луиза сто раз человек, – сказал Тюпа, и все покивали, вспомнив профессорскую любимицу.

– И лошадки тоже люди, – шепотом добавил Сёга. Непонятно было, про живых лошадок он или про шахматных, но никто не возразил.

– И Лихо – человек, да Андрюша? – осторожно спросила Дашутка.

– Да уж само собой, – ворчливо сказал Драчун.

– А кто это? – удивился Юрчик.

– Да так… знакомый один, – отозвался Драчун без охоты. Но ребята молчали выжидательно и ясно стало: если не ответишь, это будет обидно всем. – Ну, он вроде домового… Мы давно знаем друг друга.

– У вас дома есть домовой? – весело удивился Чебурек.

– Да не дома… в другом месте…

– Драчун, расскажи, – попросил Вашек. – Если не тайна.

– Да не тайна… Дашутка вон тоже знает… – Драчун неуклюже поворочался на песке. – Только противно рассказывать, какой я был дурак…

– А ты про это пропусти, – посоветовала Белка. – Расскажи про домового.

– Там все вместе связано… Ладно, расскажу, когда пойдем обратно. В коридоре…

Все понятливо помолчали. Конечно, в полусумраке легче признаваться, "какой я был дурак"…

Вот история одноглазого Лихо Тихоновича, которую, путешественники узнали от Драчуна, когда шли по темному кирпичному коридору. Рассказывал он коряво, посапывал от неловкости, часто сбивался. Поэтому здесь события изложены несколько иначе – без запинок и по порядку.

С самого раннего возраста жизнь Андрюшки Рыбина была несладкая. В детский сад его на первых порах устроить не смогли, сидел он дома. А кому там до него дело? Одна сестра в техникуме, другая на работе, матери вообще нет с утра до вечера. Одна надежда на соседку Лизавету Борисовну. "Спасительница вы наша, куда бы мы без вас делись…" – "Да чего там, люди не чужие, завсегда помочь можно. Только ежели дам когда Андрюхе шлепка, пущай не обижается. Дитятко – не сахар". Ну и давала иногда. И кашей кормила, и следила, чтобы не лез куда не надо – к газовой горелке там или к включенному телевизору. А он и правда в ту пору – года в три-четыре – был не сахар. Упрямый. Особенно упирался, когда приходила пора укладываться спать. Уложить его старались пораньше: у взрослых свои дела – матери все еще дома нет, сестрам бежать куда-то приспичило, Лизавете посмотреть мексиканский сериал охота.

"Ложись тебе говорят, неслух окаянный! Кому сказано!"

"Не хочу! Сама ложись! Чё дерешься! Сама неслух!"

"Вот послушайте, люди добрые, как он с бабкой лается! Спасу нет! Лихо тебя забери!

Незнакомое слово царапнуло, показалось тревожным.

– Какое лихо? – пробормотал Андрюшка, стараясь показать, что ни капельки не обеспокоен (было ему тогда три года с хвостиком). Лизавета однако вмиг учуяла его опасение.

– А вот такой Лихо! Кривой, одноглазый. Тех, кто кобенится да спать не идет – раз и в мешок!

– Врешь, – сказал Андрюшка совсем уже неуверенно.

– А вот как окажешься у него в мешке, сразу узнаешь, врала бабка или нет…

Слабея от страха, Андрюшка с остатками упрямства сказал:

– Нету никакого мешка…

– Это как же нету, ежели он сам из мешка сделанный? Мешок, а сверху шапка косматая, а с-под шапки глаз глядит одиношенький. Как глянет – ты сразу и в мешке… – Лизавета Борисовна увлеклась. Видать, была женщина с воображением. – А как в мешке окажешься, сразу начнешь пищеварительно перевариваться, все равно что в брюхе у медведя. И к утру будут заместо тебя одни какашки. Сходит Лихо в будочку на дворе, поднатужится – вот и нету Андрюши. А почему? А потому, что взрослых не слушался со своим поперешным характером.

"Пищеварительные" подробности показались убедительными трехлетнему пацаненку, еще плохо знакомому с реальной жизнью. Он хныкнул и полез под одеяло.

– Вот тот-то, – подвела итог Лизавета Борисовна, крайне довольная успехом своей фантазии. – А зовут его Лихо Тихоныч, потому что шибко любит, чтобы дети вели себя тихохонько. И с нынешней поры кажну ночь будет он жить вон там, под материной кроватью. Может, и теперь уже под ею…