Когда пришли триподы - Кристофер Джон. Страница 10
Ударом ноги я отбросил Натанаэля и перевернул софу. Это преграда между мною и ими, но преграда жалкая и временная. Я слышал голос Марты, звавшей Анжелу, а эти двое приближались ко мне, и шлем свисал с руки дяди Яна. Лезть в окно? Это значит повернуться к ним спиной. Я не знал, что делать, и не делал ничего.
Дядя Ян спокойно сказал:
– Глупо, Лаури. Никто не причинит тебе вреда. Мы тебе дадим кое-что, и ты узнаешь самое удивительное в мире. Тебе нужно только расслабиться и принять.
Я сказал, пытаясь выиграть время:
– Расскажите мне еще… о триподах.
Он покачал головой:
– Опять хитрость и обман. Но скоро все это кончится.
Теперь бежать к окну слишком поздно – пока я доберусь, они наденут мне на голову шлем. На подоконнике стояла бронзовая статуэтка римского божества, один из антиков Марты. Я схватил ее и поднял, как дубину.
Дядя Ян сказал:
– Натанаэль…
Натанаэль прыгнул с быстротой, которой я от него не ожидал, и перехватил мою руку. Скорость нападения и его неожиданность заставили меня выпустить бронзу; он крепко держал меня за руку. Приближался его отец. Глядя между ними, я увидел, как открылась дверь и вошла Марта. Она сказала:
– Ян, не знаю, что тут происходит, но отпусти его. Немедленно.
Он мягко ответил:
– Мы принесем мир и тебе, Марта. После Лаури.
Моя бабушка – крепкая старушка, но, конечно, не ровня им. В ее руке была большая красная сумка из крокодиловой кожи, в ней она держала деньги. Я подумал, не собирается ли она ударить дядю Яна этой сумкой.
И закричал:
– Уходи отсюда – позови на помощь…
Она со стуком уронила сумку. В руке ее было что-то черное и плоское – небольшой пистолет. Она сказала:
– Повторяю: отпусти его.
Голос дяди Яна не дрогнул.
– Не делай глупости, Марта. Мы пришли с миром и принесли мир. Никто не пострадает.
– Ты ошибаешься. – Она говорила самым решительным голосом. – Если не отпустишь, кое-кто пострадает. И сильно – может, будет убит.
Дядя Ян смотрел на нее. Мы уже знали, что триппи почти равнодушны к боли и опасности. Поверит ли он ей?
Он медленно покачал головой:
– Как ты ошибаешься, Марта. Если бы только позволила мне…
Выстрел, оглушительно громкий, прервал его.
Он вздохнул, пожал плечами и направился к двери. Натанаэль – за ним. Мы с Мартой смотрели друг на друга, слушая, как заработал мотор «роллса». Она нащупала ближайший стул и тяжело села.
– Налей мне коньяку, Лаури. И покрепче.
Анжела пряталась в кустах. Она была больше заинтересована, чем испугана, и хотела посмотреть пистолет, но Марта сунула его обратно в сумку.
Я сказал:
– Я не знал, что он у тебя есть.
– Купила в прошлом году, когда одного торговца ограбили на пути с антикварной ярмарки. Глупо, но я ни разу не стреляла. – Она взяла стакан и отпила коньяку. – Ужасно боялась попасть во что-нибудь.
Она имела в виду свой фарфор; в поисках поддержки она обвела взглядом свое собрание. Единственным ущербом была круглая дыра в штукатурке стены. Но тут она заметила статуэтку на полу и принялась ее рассматривать. Чемоданчик стоял там, где его оставил дядя Ян. Я заглянул внутрь и увидел несколько шлемов.
– Интересно, почему он это оставил, – сказал я.
Марта провела пальцами по статуэтке и равнодушно ответила:
– Не знаю.
– Может, подумал, что мы из любопытства наденем шлем, и готово.
Она вздрогнула с отвращением:
– Как же!
– Кто знает, как работает мозг триппи? Он на самом деле считает, что это пропуск в рай, и поэтому мы можем поддаться искушению. Тот, что он хотел надеть на меня, он унес с собой. Куда они направились, как ты думаешь? Домой?
Она со стуком поставила статуэтку.
– Каролина…
– Что?
Она пошла к телефону и набрала номер. Я слышал, как она рассказывает тете Каролине, что произошло. Потом сказала:
– Каролина, слушай… ты должна выслушать… Уходи из дома, пока они не вернулись. Приезжай сюда. Это уже не те люди, говорю тебе, они опасны…
Она опустила трубку и смотрела на нее некоторое время, прежде чем положить на место.
Я спросил:
– Что она сказала?
Никогда раньше я не видел Марту такой беспомощной.
– Она мне не поверила. Обрадовалась, что они живы и здоровы. Повесила трубку, не дослушав.
5
В школе отсутствовало все больше ребят. Неизвестно, то ли они стали триппи, то ли отсиживались дома, ожидая, пока все успокоится. И уроков почти не задавали.
На собрании директор предупредил, чтобы мы опасались людей, которые захотят надеть на нас шапку; дядя Ян не единственный расхаживал в окрестностях с резиновыми шлемами. Обо всем подозрительном мы должны были немедленно сообщать.
Я стоял рядом с Хильдой Гузенс, она фыркнула и сказала:
– Старый придурок!
– Почему?
– Как будто нас надо предупреждать.
– Говорят, сегодня в школе видели Дикого Билла. Если он поймает тебя, может, захочет надеть шапку на свою любимую ученицу.
– Не думаю.
– Мой дядюшка чуть не проделал это со мной.
Она только с жалостью поглядела на меня. Интересно, каково быть Хильдой Гузенс и быть такой уверенной в себе и в окружающем. Директор продолжал мямлить. Это был худой беспокойный человек, бледнолицый и седовласый; в конце учебного года он должен был уйти на пенсию. Я думал также, каково ему приходится – ведь он едва справлялся в нормальных условиях, когда не было ничего похожего на триподов.
Я вдруг осознал, как важно быть самим собой – вспыльчивым и презрительным или обеспокоенным и жалким, но самим собой, и продолжать действовать по-своему; в сущности, это означало быть человеком. Мир и гармония, которые предлагали дядя Ян и остальные, на самом деле были смертью, потому что, не будучи самим собой, потеряв индивидуальность, ты не живешь.
Первым уроком должна была быть химия, но учительница не появилась. Хильда Гузенс и еще несколько занялись заданиями; остальные болтали. Вдруг распахнулась дверь. Но вошла не миссис Грин, а волосатый маленький уэллсец по имени Уилли, который преподавал физкультуру.
Он закричал:
– Уроки кончены! Расходитесь!
Энди спросил:
– Почему?
Уилли с важным видом ответил:
– Распоряжение полиции. Эксетерские триппи выступили. Они пройдут несколькими милями севернее, но нужно принять меры предосторожности. Расходитесь.
Мальчик по имени Марриот сказал:
– Я живу в Тодпоуле.
Тодпоул находится в шести милях к северу от школы. Уилли ответил:
– Ну, туда идти нельзя. Вдоль их пути всех эвакуируют. Вероятно, через час-два все успокоится, а пока свяжись с полицией.
В сарае для велосипедов я подождал, пока Энди кончит возиться со своим. Сарай опустел раньше, чем он распрямился.
Я сказал:
– Пошли – мы последние.
– Я вот думаю…
Я нетерпеливо заявил:
– Можно ехать и думать в одно и то же время.
– Я бы хотел взглянуть на это.
Прошло несколько мгновений, прежде чем я догадался, что он говорит о триподе.
– Дорога перекрыта.
– Сможем обойти.
«Сможем», а не «могли бы». И «мы» значит – отступления нет, иначе он решит, что я струсил.
Я сказал:
– Вряд ли он отличается от того, что мы видели.
– Наверно, нет. – Он вывел велосипед из сарая. – Все равно хочу взглянуть.
День был ясный, но в ветре, поднявшем тучу листьев, чувствовалась зима. Людей было мало, и все шли в противоположном направлении.
Дорогу перекрыли в полумиле от городка. Поперек дороги стояла полицейская машина, рядом с ней курил сигарету полицейский, другой сидел за рулем. Нам нужно было миновать их. Слева простирались открытые поля, но справа – поросший лесом холм.
Я сказал:
– А как же велосипеды?
– Не волнуйся. Спрячем в кювете.
Велосипед мне подарили месяц назад на день рождения, гоночный велосипед, о котором я давно мечтал. Я осторожно положил его в траву. Мы пролезли в дыру в изгороди и направились к деревьям. Укрывшись, мы держались поближе к дороге. Прошли в ста метрах от полицейской машины; курящий полисмен посмотрел в нашу сторону, но, по-видимому, нас не заметил.