Жених эконом-класса - Ларина Арина. Страница 24

– Екатерина, как дела? – крикнул он с порога и пронесся мимо, создав небольшой сквозняк.

Именно его первых слов Катя так ждала. Ей казалось, что по тону и содержанию она сразу все поймет, раскусит его и сделает нужные выводы. Но небольшой торнадо, промчавшийся мимо на приличной скорости и скрывшийся в кабинете, не дожидаясь ответа, внес коррективы в ее настрой.

«Наплевать ему на мои дела…» – поникла Катя и угрюмо посмотрела на список звонивших, размышляя, использовать ли эту бумагу как предлог для общения.

Додумать она не успела. Пискнул звонок внутренней связи, и Леонид Викторович проникновенно продышал в трубку:

– Зайдите, пожалуйста!

Мужчине сложно представить, сколько всяких выводов может понаделать из пары слов среднестатистическая женщина с умеренной фантазией. А уж к чему может привести легкий насморк, придающий голосу мягкость и некоторую просительность вследствие гундосости и общего дискомфорта!

Леонид Викторович всего лишь навсего забыл на ночь закрыть балкон, заснув мертвым сном хорошо поработавшего, усталого человека, а проснувшись разбитым и простуженным. Некстати приехавшая с инспекцией мама долго боролась за его здоровье, пытаясь заставить сына подышать над картошкой, обмотаться шарфом и лечь у телевизора. Перемирие было заключено только на условии насыпания горчицы в его носки. Александра Александровна еще долго что-то недовольно бормотала, а он уже несся по лестнице, заказав к вечеру пирожки и селедку под шубой.

В машине он вытряс горчицу, вызвав презрительную усмешку коротко стриженной брюнетки, парковавшейся на стоянке рядом и прошедшей все стадии общения с Крягиным: от кокетливых взглядов и демонстрации достоинств фигуры путем копания во внутренностях своей «Хонды» до вооруженного нейтралитета. Леонид Викторович не заводил романов на своей территории: жилище было неприкосновенно, и получавшая отставку барышня должна была исчезать из его жизни навсегда, не нервируя более своим присутствием.

По дороге к офису Крягин вдруг поймал себя на мысли, что вечер в обществе говорливой заботливой мамы ему много приятнее, нежели романтическая ночь с любимой девушкой. Любимые девушки имели обыкновение переставать быть таковыми, неожиданно предавая Леонида Викторовича. Рассчитывать можно было только на маму.

– Ты так и останешься старым холостяком, – ворчала Александра Александровна. – Это опасно – постоянно менять девиц. Однажды ты уже не сможешь этого делать, а рядом не окажется верного человека, который был бы с тобой в горе и в радости.

Тогда ему было смешно. Он даже привел маме в пример какого-то восьмидесятилетнего деда, который стал отцом, но она лишь махнула рукой:

– Разве ж я об этом? Профукаешь ты все, Леня.

Он посмотрел в заплаканное апрельской грязью лобовое стекло и вдруг подумал, что, может, уже и поздно и профукано все давно…

То ли депрессия проистекала от соплей, то ли на сознание действовали магнитные бури, о нашествии которых его всегда предупреждала мама, а он систематически не слушал ее выкладки, так или иначе – настроение поехало под горку, в конце которой нарисовался здоровенный пень. И похоже, что об этот пень ему предстояло расшибиться, если только кто-нибудь не повлияет на траекторию движения.

Герой нашелся.

– Ленчик, как жизнь? – весело поинтересовался из мобильника приглушенный голос Юры Иванова, друга и соратника по бизнесу и по жизни.

– Да так, – неопределенно бормотнул Крягин. Хотелось пожаловаться, но жизнелюбивый Юрасик вряд ли его поймет.

– Киснешь?

– Есть немного.

– Отомри. Финны согласились на наши условия.

Крягин чуть не врезался в замызганную девятку, покорно застывшую перед светофором.

– На все?!

– Почти на все, – вынужден был признаться Юра. – Но там мелочи. Основное утрясли.

Это была ошеломительная новость, сулившая новые перспективы, деньги и вообще – интересную работу. В жизни Крягин ценил две вещи – работу и женщин. Именно в таком порядке. Если женщина мешала работе, то ее следовало немедленно бросить. Теоретически. Практически таковая нашлась лишь однажды, тем больнее было ее предательство, хотя Леонид Викторович уже готов был ради нее поступиться принципами. Остальные временные дамы работе не мешали, спокойно довольствуясь плодами его трудов, выражавшихся в дензнаках и дорогих подарках.

Все-таки мама была права – он старый холостяк без права на взаимность.

Тем не менее больше его эта мысль не удручала, а даже радовала – каждому свое. Кому-то – налаженный бизнес и положение в обществе, а кому-то выводок сопливых детей и бывших жен, отсуживавших алименты для отпрысков, себя и даже своих престарелых родителей.

В офис он пришел в приподнятом настроении. Даже наличие в приемной новой секретарши его порадовало: Леонид Викторович гордился своим выбором и пока что был уверен – девица его не подведет. Она производила впечатление ответственной, исполнительной и очень серьезной. Во всяком случае, этот вариант был лучше предыдущего. Ее тезка откровенно претендовала на место не только в приемной, но и в постели. А когда у них ничего не получилось, так как Крягин не хотел банальной связи с секретаршей, тем более что ее напор не притягивал, а отпугивал, та начала плести какие-то глупые женские интриги, и в результате ее пришлось срочно менять.

Катя судорожно нашарила в сумке зеркало и проинспектировала лицо. Ничего так… Миленько, только нос большеват. Чем дольше она глядела на свой нос, тем больше он ей казался. Все остальное было в порядке. Но в результате в кабинет директора Катерина входила, ощущая себя Сирано де Бержераком и Цахесом Циннобером в одном флаконе.

Почему-то она решила, что шеф желает развить тему про ее дела. Это было крайне опрометчиво и самонадеянно, хотя излишней самоуверенностью Катя никогда не отличалась. Просто не успела сориентироваться в предложенных обстоятельствах. Согласно поговоркам голый думает про рубаху, вшивый про баню, а Катя размышляла о нелегком выборе среди двух мужчин. Размышляла она долго, поэтому и действовала по инерции, согласно внутреннему настрою.

– Кто нам звонил? – Крягин довольно улыбнулся и откинулся в кресле, одобрительно рассматривая новую сотрудницу.

Зациклившись на слове «нам», Катерина зарделась и неопределенно хихикнула. Во взгляде Крягина мелькнула настороженность, и до Кати вдруг дошло, что его действительно интересуют звонки. Именно звонки, а не она, с наивными переживаниями и домыслами на его счет. Где-то в глубинах сознания даже шлепнула тяжелым хвостом неповоротливая мысль: «А была ли искра-то? Может, я вообще все придумала?»

– Ой, я сейчас, – подхватилась Катерина и убежала за листом, коряво исписанным неразборчивыми заметками. Она планировала поразить воображение начальства своей профессиональностью, перепечатав всех звонивших в табличку с указанием фамилий, вопросов и времени, но это оказалось выше ее возможностей. Половина из звонивших не желала диктовать фамилии по буквам, возмущаясь ее неосведомленностью.

Первый же мужской фальцет, невнятно представившись, потребовал немедленно передать Крягину, что он звонил и ждет на телефоне. Ни с первой, ни со второй попытки Катя так и не смогла разобрать его имя. Из того, что доносилось из трубки, получалось, что звонил Гюгик Гоготун из Губежа. Не рискнув воспроизвести услышанное для уточнения, Катя записала его на бумажку, украсив запись рамочкой из вопросов. Потом звонки посыпались в таком количестве, что она уже просто не успевала ставить знаки вопроса. В итоге в списке помимо вполне нормальных имен и фирм оказалась пара остряков, представившихся как голубой друг и голый блондин, девица, злобно назвавшаяся любовницей, что резко испортило Кате настроение, Виктор Собачник, фирмы «Берсерк», «Копыто» и «Простоплюнь».

«Если весь этот бред впечатать в таблицу, то будет похоже на издевку», – решила Катерина и ограничилась чтением с листа. Уже потом она подумала, что можно было бы показать список Диане, тогда, возможно, Крягин сейчас не веселился бы так, утирая слезы и притопывая ногой.